Того же мнения был и Ли Бао-тан:

— Что правда, то правда, они народ заслуженный, надо их вознаградить…

На заседаниях групп Чжан Юй-минь убедился, что крестьяне стали критически относиться к активистам и что без одобрения масс не следует принимать ни одного решения. Но Чжан Юй-минь не всегда присутствовал на заседаниях комиссии, и руководящую роль в ней играл Чэн Жэнь. Чэн Жэнь приобрел большое влияние в деревне, когда, покончив со своими сомнениями и колебаниями, смело разоблачил перед собранием Цянь Вэнь-гуя. Все хвалили его, и сам он чувствовал, что оправдал доверие народа. Он старался работать как можно лучше, никогда не опаздывал на заседания, прислушивался к советам членов бригады, хотя сам не любил много говорить. Но его все еще грызло беспокойство, и он часто думал: «Все равно, я человек бессовестный!»

Он не знал, как живется теперь Хэйни у Цянь Вэнь-гуя. Наверно, она ненавидит его, Чэна. Он раскаивался, что на собрании даже не посмотрел, здесь ли она. А она, видно, стояла там, где и все женщины. Что она чувствовала, когда ругали и били ею дядю? Бедная сирота! Ни отца, ни матери, а дядя такой негодяй! Ей, должно быть, теперь приходится терпеть от него еще больше. Правильно, конечно, думал Чэн Жэнь, что он ударил по Цянь Вэнь-гую, но вот Хэйни он не сумел помочь, ее он обрек на мучения. Он не решался спросить о Хэйни, но вместе с тем не переставал думать о ней, и личное горе мешало ему отдаться работе.

Был в комиссии человек с еще более твердым характером, пренебрегший личными чувствами — Лю Мань. Словно в горячке, без сна и еды, провел он более двадцати дней. Но после победы над Цянь Вэнь-гуем силы покинули Лю Маня; слабость, головная боль донимали его, болела грудь. Он часто начинал задыхаться — и тогда пробирался во двор за домом, чтобы подремать под деревом в тишине и прохладе. Бездумно, словно выздоравливающий после тяжелой болезни, он подолгу лежал, глядя в чистую синеву сквозь качающиеся вершины деревьев. Товарищи упрекали его за безделье, но он молчал и только потирал грудь. Этот отдых был ему необходим, чтобы восстановить свои силы.

Когда дошла очередь до Чжао Цюань-гуна, в комиссии решили выделить ему два му фруктового сада и два му орошаемой земли на горе. Но Чжао Цюань-гун не нуждался в саде. Тогда ему предложили два с половиной му орошаемой земли, но этого ему показалось мало. Он отказался от участка, не помогли и уговоры Го Цюаня: земля хороша и орошать удобно, другой такой участок найти трудно. Цянь Вэнь-ху, бывший при этом, сразу решился:

— Если он отказывается, дайте эту землю мне.

Комиссия согласилась.

После долгих поисков для Чжао Цюань-гуна нашли, наконец, новый участок в три с половиной му орошаемой земли; он обрадовался и побежал взглянуть на него, но там его радость сразу пропала: участок был неплохой, но слишком близок к воде, часть его, уже подмытая, обвалилась, и река угрожала смыть еще восемь десятых му. Взволнованный, он бегом вернулся в комиссию и начал кричать:

— Что вы, смеетесь надо мной, что ли? — И потребовал обратно землю, уже отданную Цянь Вэнь-ху. Члены комиссии стали успокаивать его, уговаривали взять сад, но он и не думал соглашаться. Цянь Вэнь-ху тоже заупрямился:

— Что же, все мы боролись ради тебя одного? Чтобы ты привередничал и перебирал все участки?

— Как ты смеешь не отдавать мне землю? — закричал Чжао Цюань-гун, недолюбливавший Цянь Вэнь-ху. — Думаешь, тебе твои родственнички помогут? Цянь Вэнь-гуй? Прежде из-за вашей семьи не могли подняться на борьбу, а теперь, когда мы, наконец, победили, и ты пришел за участком! Земля не для таких, как ты.

Цянь Вэнь-ху не стерпел обиды:

— Ладно, меняться — так всем. Посмотрим, кто из нас настоящий бедняк! Ведь в прошлом году ты получил полму фруктового сада из владений Сюй Юу да еще сам прикупил пять му виноградника. А этой весной тебе одному дали восемь десятых му да было у тебя три му орошаемой на горе! А все еще считаешься бедняком. Разве я боролся меньше, чем ты? А получил весной всего восемь десятых му да один дань зерна. Меняться, так всем меняться!

— Что ж, по-твоему? Я не бедняк, а помещик? Ладно, борись со мной, дели мою землю! Это ты мстишь за своего родственника Цянь Вэнь-гуя!

— Замолчи! Не смей оскорблять меня! — подскочил к нему Цянь Вэнь-ху и замахнулся.

Ли Бао-тан, Го Цюань и другие члены комиссии принялись разнимать их.

— Перестаньте, не смешите людей!

Го Фу-гуй обхватил Цянь Вэнь-ху, Хоу Цин-хуай оттаскивал Чжао Цюань-гуна. Не выдержал даже молчаливый Жэнь Тянь-хуа — гневно швырнул счеты и бросил кисть:

— Я на всю деревню работаю, а не на вас одних! Вы думаете только о себе! Не стану я больше работать, созывайте общее собрание, пусть выберут другого!

Рассердился, наконец, и Чэн Жэнь:

— Что за споры? Ведь сказано — не ходить сюда! А вы все лезете да деретесь за свои участки. Только актив позорите! Вон отсюда! Здесь не место для ваших драк! Идите драться на улицу!

Но он быстро справился с собой и заговорил спокойнее:

— Вы забыли, что мы братья на жизнь и на смерть? Что должны стоять друг за друга? Драться из-за клочка земли, из-за того, что у соседа на кунжутное семечко больше? И это вы называете освобождением? Довольно! Вот придет товарищ Вэнь, будет вам критика! Ведь мы же руководители, активисты, мы должны подавать пример: какой бы участок ни достался — все ладно! Совсем не дадут — тоже ладно. Вот смотрите, Третьему брату Чжану не досталось земли совсем, дань зерна, полученный весной, он давно съел. А не жалуется. Учитесь у него. — Чэн Жэнь умолчал о том, что и сам, как Чжан Юй-минь, получил только дань зерна.

Уговоры, наконец, подействовали, спорщики разошлись. Понимая, что он неправ и что никто ему не сочувствует, Чжао Цюань-гун, уходя, пробормотал:

— А по мне, хоть не давайте земли совсем. Мне ничего не нужно. Столько десятков лет прожил — с голоду не умер. Как-нибудь доживу свой век и без освобождения.

Цянь Вэнь-ху, затаив обиду, сидел молча, думая:

«Неужели же мне всю жизнь страдать из-за своего родства с Цянь Вэнь-гуем?»

Слухи об этом происшествии широко распространились; их передавали из группы в группу, из семьи в семью, из переулка в переулок.

— Что ж это за комиссия? — говорили крестьяне. — Если она дает землю только одним активистам? Если она не отчитается в своей работе, мы все откажемся от земли. Вот перестанем ходить на собрания, посмотрим, кем они будут руководить!

Эти разговоры дошли до Ян Ляна и Вэнь Цая, и они заявили, что план раздела земли будет непременно поставлен на обсуждение Крестьянского союза. Это всех успокоило, снова вернулось радостное настроение.

Ян Лян и Вэнь Цай тем временем принялись всемерно помогать председателям групп, чтобы ускорить распределение конфискованного имущества.

По всем переулкам, точно муравьи, сновали люди, Все конфискованное добро было рассортировано и составлено в нескольких дворах. Перетаскивая вещи в одиночку или подвое, крестьяне, громко смеясь, переругивались, кричали, словно дети. Женщины, привлеченные шумом, выходили на улицу. Когда разрешили осматривать вещи, началось настоящее паломничество: шли целыми семьями, жены позади мужей, снохи позади свекровей, дети позади матерей, державших младенцев на руках. Женщины показывали пальцем на новые шкафы, на красные лакированные сундуки, на парные фарфоровые вазы для цветов. Вот бы это дочери в приданое! Им хотелось получить все, что видели: столы, стулья, часы. А как хороши вот эти часы! Поставить бы их дома, отбивали бы время целый день. Они разглядывали платья — таких пестрых, красных, зеленых они никогда не носили. Вот это было бы хорошо для снохи, ей, наверно, понравилось бы, а вот то пришлось бы впору дочери. На Новый год можно бы не горевать А у иных разгорались глаза на посуду. Заполучить бы полное хозяйство! И этот большой чан, и кувшин, и бутыль! А решета, а сита!