Когда меня несли с перевязочного пункта к санитарной машине, там стояли несколько человек из 11-го танкового полка, и один из них прокричал мне в ухо: «Унтерштурмфюрер, мы все видели — все самое интересное!» В госпитале я узнал, что пехота дивизии «Нордланд» заняла местность, где мы сражались, и это позволило примерно через неделю пробить кольцо окружения вокруг наших частей в Арнсвальде. Часть «королевских тигров» нашего 503-го тяжелого танкового батальона СС, которые удалось вывести оттуда, была отправлена поездом для обороны Данцига.

Во время прорыва к Арнсвальде также был тяжело ранен и доставлен в госпиталь кавалер Рыцарского креста обершарфюрер Филипп Вильд.

Что же касается эффектной атаки, которую предприняли мы с Каушем и Вильдом, то уже после войны, в конце 1945 года, в госпитале Ратценбург в казармах Белов (госпиталь СС, охранявшийся британскими солдатами), я узнал от гауптштурмфюрера из штаба 11-й армии СС (Штайнера) в Померании: прослушивая переговоры русских, они, к огромной радости и облегчению нашего штаба, отметили сильное возбуждение среди русских, когда наш головной «королевский тигр» подбил три ИСа, и наша танковая колонна пересекла пути наступления русских.

Феликс Штайнер написал об этом в своей книге «Добровольцы, идея и самопожертвование», изданной в 1958 году в Геттингене, с высоты своего положения бывшего генерала войск СС:

«Дивизия «Нордланд» атаковала и с ходу уничтожила большую прорвавшуюся колонну русских. Теперь фронт стабилизировался. Теперь беженцы смогли переправиться через Одер».

После боев в Нормандии 502-й тяжелый танковый батальон СС был переформирован в Зеннелагере/Падерборне и получил «тигры II». Из-за сильных авианалетов на сборочный завод Хеншеля в Касселе произошла задержка с поставкой полного комплекта танков, батальон отправился на Восточный фронт, на Одер, имея всего 29 «королевских тигров» из положенных по штату сорока пяти. Нас доставили по железной дороге в Штеттин, где мы и разгрузились 11 марта. Командир взвода 2-й роты 502-го тяжелого танкового батальона СС Эрнст Штренг, уже проявивший себя в Нормандии в составе 2-го танкового полка «Дас Райх», вел журнал боевых действий своей роты и из командирской башенки «королевского тигра» наблюдал за последними боями батальона на Восточном фронте и под Берлином.

Несколько недель в конце осени и зиму 1944/45 года мы провели в Зеннелагере, недалеко от Падерборна. Мы никогда не испытывали стыда от того, что находились далеко от войны. Мы слишком хорошо знали, что суровые дни в Зеннелагере преследовали только одну цель: закалить нас и наилучшим образом подготовить к последней битве, которая должна была начаться в ближайшие месяцы!

Поэтому зима в Вестфалии пролетела незаметно. В один из последних дней февраля 1945 года пробил наш час. Из Берлина пришел приказ о немедленной переброске батальона на Восточный фронт. Точный пункт назначения сначала держали в секрете, но батальону было приказано погрузиться в течение сорока восьми часов не менее чем на двенадцать эшелонов — и в путь!

Закипела работа. Танки 1-й роты въезжали на погрузочную эстакаду станции Зеннелагер. Наши машины грузились в Нойхаусе и Падерборне. Мы работали всю ночь при свете ручных фонарей, загоняя гигантские туши танков на платформы и закрепляя их. В пять часов утра наш тяжело груженный эшелон пустился в дорогу, и тогда мы узнали, что нас отправляют в Штеттин, где мы должны вступить в бой за крупный порт, служивший основным центром снабжения частей в Курляндии.

Мы оказались в районе западнее излучины Одера между Франкфуртом и Кюстрином. Здесь западный фронт русских изгибался вдоль русла реки. Линия фронта проходила приблизительно от Лебуса через Захсенхайм, Зелов, Горгаст, через Одерские болота и снова выходила к берегу реки. На расстоянии двухдневного перехода лежал Берлин, сердце Германии, со всем военным и политическим руководством страны и четырьмя с половиной миллионами жителей. В этой излучине Одера в ходе наступления в январе и феврале Красная Армия захватила плацдарм, с которого можно было начинать новые операции.

За предыдущие несколько недель к русскому плацдарму, представлявшему страшную угрозу Берлину и немецкому Восточному фронту, были стянуты огромные массы войск. Был сформирован танковый корпус СС. Многочисленные пехотные и танковые дивизии были подтянуты из тыла и усилили оборону вдоль высот к западу от низин.

Потери за день напрямую зависели от численности стянутых войск. Полностью окруженная старая крепость Кюстрин, один из основных узлов обороны на Восточном фронте, из последних сил отбивалась от постоянных атак русских полков. Казалось, что небывалое сосредоточение русской полевой и противотанковой артиллерии и танков на столь малой площади вселяло в красноармейцев уверенность в победе. Около 3 часов дня ротному приказали прибыть на КП батальона. Обратно он вернулся на машине.

«Всем командирам немедленно явиться для постановки задачи! Приготовить танки!» По карте командир объяснил план атаки, намеченной на ночь. Нам предстояло начать атаку в центре вражеского плацдарма под Захсенхаймом и прорвать фронт совместно с дивизией парашютистов и целым танковым батальоном. Мы должны были дойти до Одера по совершенно незнакомой местности, в условиях вражеского сопротивления и в ночной темноте.

Мы озабоченно переглянулись, подумав об одном и том же. Мы не стеснялись высказать свои опасения и возражения, зная наверняка, что любая подобная операция с нашей стороны обречена на провал. С другой стороны, для нее были весомые причины. Одна из них — сосредоточение вражеской артиллерии, которую, как надеялось командование, можно было уничтожить в течение ночи, когда эффективность наблюдателей снижается, а также множество позиций противотанковой артиллерии.

Соблюдая интервалы между машинами, мы двигались к кипевшему фронту по извилистым грунтовым дорогам, через долины и холмы, оставляя за собой длинный шлейф пыли. За последней грядой холмов был укрыт прожектор, который должен был наводить на цель самолеты люфтваффе, поддержка которых была обещана на эту ночь. По имевшимся данным, наши передовые позиции находилисьрядом с противоположной окраиной города. Танки вышли к противнику, но на линии фронта было по-прежнему тихо.

До полуночи оставалось несколько минут. Наш взвод шел головным; остальные танки следовали колонной по дороге. Туда-сюда носились посыльные, выкрикивавшие названия частей, имена, какие-то ответы.

Вдруг громыхнул взрыв, блеснула яркая вспышка. Остальные орудия взвода Шройфа тоже вступили в бой. Артиллерия, минометы, танки — в ход пошли все орудия убийства и разрушения.

К шуму саперных лопаток и бряцанью котелков добавились рев мощных двигателей, лязг гусениц и пронзительные вопли. В темноте трудно было что-либо различить. Только по радиопереговорам можно было понять, что происходит. Мимо нас по дороге бежали окровавленные солдаты. Впереди фугасные снаряды и пулеметные очереди долбили по ближайшей ферме, занятой противником.

Около часа ночи была занята первая вражеская позиция. Плоская равнина была залита красноватыми отсветами горящих ферм и танков. Наша колонна медленно продвигалась вперед. Слева от нас яркой голубоватой вспышкой взорвался вражеский танк. Строчки трассирующих пуль хлестали по бортам танков, улетая рикошетом в стороны и вверх.

Теперь наши танки вышли ко второй линии обороны противника, освещенной горевшими фермами, резкие черные силуэты которых виднелись в тылу. Нам было приказано принять вправо, чтобы прикрыть самый уязвимый фланг. Мы двигались в полной темноте, натыкались на воронки и другие препятствия, и лишь по вспышкам пламени из выхлопных труб соседних танков можно было догадаться, где они.