Впрочем, неспособность Центральной Рады быть руководящей силой обнаружилась весьма скоро. Когда Временное правительство попыталось пересмотреть договоренность об украинской автономии, Центральная Рада с головой погрузилась в бесконечные дискуссии о границах своих полномочий, пренебрегая при этом такими более прозаическими, но куда более насущными проблемами, как укрепление законности и порядка, обеспечение снабжения городов и работа железных дорог. Она также оказалась неспособной решить наболевшую проблему передела земли. Как следствие, первоначальное единство, продемонстрированное украинцами ранее, быстро распалось. Обострились политико-идеологические противоречия между социал-демократами, составлявшими в Центральной Раде большинство, и многочисленными социалистами-революционерами. Погрязну в в бесплодных дебатах и раздорах, члены Центральной Рады, власть которой фактически уже ограничивалась окрестностями Киева и нескольких крупных городов, утратили связь с селом, а значит и с массами, связь, достигнутую на короткий срок благодаря различным съездам, проходившим в Киеве. Губернии были предоставлены самим себе.

Не менее губительной оказалась идеологическая ограниченность и неопытность украинских политиков, большинство из которых были совсем молодыми, 20—30-летними людьми. Увлекшись революционной фразой, они стремились полностью отмежеваться от старых порядков. В этом смысле весьма показательна их позиция в военном вопросе. Летом 1917 г. 300 тыс. солдат-украинцев стихийно организовались во все-украинские соединения, которые присягнули на верность Центральной Раде. Нежданную услугу Центральной Раде оказал генерал Павло Скоропадский, который предоставил в ее распоряжение 40-тысячный, украинский корпус, отлично обученный и хорошо вооруженный по сравнению с деморализованными российскими частями. Однако этот жест доброй воли был отвергнут по двум причинам: во-первых, идеологи Центральной Рады считали, что революции не нужна регулярная армия, во-вторых, Скоропадский как крупный землевладелец не пользовался их доверием. Отношение к чиновничеству было таким же: оно рассматривалось как воплощение старого, антинародного «буржуазного» государства, а Винниченко, глава правительства, вообще называл чиновников «омерзительными и вреднейшими из людей».

Тем не менее довольно скоро выяснилось, что правительство невозможно без армии и аппарата управления. По Украине расползались анархия и безвластие. Положение ухудшилось в июне, когда развалилась российская армия в Галичине, буквально затопив Украину, бывшую ближайшим тылом огромных Юго-Западного и Румынского фронтов, миллионами вооруженных, агрессивных, буйствующих солдат. По словам одного из членов Центральной Рады, последствия их продвижения по Украине были «худшими, чем от татарских орд», и неспособность справиться с ними наиболее отчетливо проявила бессилие Центральной Рады.

Если Февральская революция главным образом была результатом крушения власти, то вторая революция, получившая имя Октябрьской, свершилась путем ее захвата. Переворот осуществили Ленин и большевики — группа, которая всего за шесть месяцев до этого события не принималась во внимание как серьезный претендент на власть в России.

В начале 1917 г., когда другие социалистические партии насчитывали сотни тысяч членов, большевистская партия в России, состоявшая в основном из русской и еврейской интеллигенции и рабочих, с трудом дотягивала до 24 тыс. человек. Зато большевики обладали качествами, которые во времена хаоса значили много больше, чем многочисленность. Они были дисциплинированной, жестко централизованной партией профессиональных, преданных своему делу революционеров во главе с Лениным, в лице которого они имели непревзойденного лидера, гениально владевшего искусством революционной тактики. Смелость Ленина, его способности руководителя, так же как и его обещания дать массам «мир, хлеб и землю», способствовали быстрому росту влияния его партии. К осени 1917 г. ряды большевиков уже насчитывали 350 тыс. Вырвав контроль над Советами у других социалистических партий и выдвинув лозунг «Вся власть Советам», большевики 7 ноября (25 октября ст. ст.) низвергли окончательно запутавшееся Временное правительство и заявили о своих претензиях на власть от имени Советов рабочих и солдатских депутатов.

Большевики, сосредоточенные в основном в индустриальных центрах России, были чрезвычайно слабы в Украине, где даже в 1918 г. их насчитывалось всего около 4—5 тыс.— главным образом в Донецком промышленном районе. Среди 2 млн рабочих Украины сторонники большевиков представляли микроскопически малую величину. Для сравнения: одни только украинские социалисты-революционеры насчитывали в это время более 300 тыс. членов. Более того, поскольку большевики в своих программных целях опирались преимущественно на пролетариат, в составе которого украинцев было мало, их деятельность не встречала поддержки среди большинства населения Украины. Промышленный пролетариат Украины состоял главным образом из русских и евреев, они же составляли 75 % большевистской партии. Итак, говоря словами советского историка 1920-х годов Николая Попова, «большевики на Украине были... партией русского или русифицированного пролетариата».

Как и большинство русских в Украине, большевики числились среди противников украинского движения. Будучи марксистами, они считали, что оно подрывает единство рабочего класса; как доминирующее национальное меньшинство они боялись растущей активности и организованности пассивного большинства; наконец, как горожане они свысока смотрели на движение, опиравшееся на крестьянство. Один из большевистских лидеров, Христиан Раковский, с трудом признавал сам факт существования украинской нации. То, что подобная точка зрения господствовала в большевистской партии, подтверждается таким замечанием Миколы Скрипника, одного из немногих выдающихся большевиков-украинцев: «Для большинства членов нашей партии Украина никогда не существовала как национальная единица». Один из влиятельнейших большевистских вождей в Украине Георгий Пятаков без обиняков заявлял, что партия «должна напрочь отказаться от лозунга права наций на самоопределение». По другому случаю он говорил: «Мы не должны поддерживать украинцев, их движение противоречит интересам пролетариата. Существование России немыслимо без украинского сахара, промышленности, угля, зерна и т. п.»

Тем не менее Ленин был слишком изощренным политиком, чтобы строить тактику большевиков на таких прямолинейных подходах. Хотя и с некоторым опозданием, он понял, что национализм является мощной силой, которой может воспользоваться его партия. Исходя из этого он выстроил довольно хитроумную концепцию, согласно которой большевики должны были не только признавать, но и даже поддерживать право угнетенных наций на культурное развитие и самоопределение, но только до того момента (тут следовала чрезвычайно важная оговорка), пока это совпадает с целями и задачами пролетарской революции. Так, к примеру, если украинское национальное движение вело к отрыву украинских рабочих от русских, оно, согласно Ленину, было воплощением «буржуазного национализма, против которого следует вести беспощадную борьбу». Другими словами, национальные интересы украинцев признавались теоретически, но игнорировались на практике.

Этот подход давал большевикам огромное преимущество, позволяя им демонстрировать сочувствие устремлениям украинцев, тем самым рассчитывая на поддержку с их стороны, и одновременно не отказываться от верности идеалам социалистической революции. Воздействие этих идей Ленина на его украинских коллег стало очевидным в августе 1917 г., когда 10 большевистских делегатов стали членами Центральной Рады.

После захвата большевиками власти в России вновь на повестку дня был поставлен вопрос — кому править в Украине? Не имея достаточных сил, чтобы сокрушить и Центральную Раду, и сторонников Временного правительства в Киеве, объединившихся вокруг Ставки армейского командования, большевики решили поддерживать добрые отношения с украинцами, намереваясь тем временем расправиться со вторым конкурентом. 10 ноября в Киеве начались бои между большевиками, располагавшими приблизительно 6 тыс. солдат, с силами Ставки, составлявшими 10 тыс. В решающий момент Центральная Рада выделила в помощь большевикам 8-тысячный отряд, в результате чего их противники были вытеснены из Киева.