Но как раз в это время в НИИ-5, который работал на судостроительную промышленность, тоже изучали случайные составляющие сигналов корабельных радиолокационных станций. Там был создан механический коррелятор, на котором два оператора прокручивали километры такой же фотопленки. С помощью рукояток, чем-то похожих на прибор управления зенитным огнем, один из них отслеживал положение записанной на пленке кривой, а движения рукояток передавались на электромеханический интегратор, который и вычислял корреляционную функцию. Этот коррелятор построил заведующий кафедрой МВТУ Л. Н. Преснухин. В настоящее время он член-корреспондент РАН. Он готовил к защите докторскую диссертацию и изучал человека как звено в системе слежения за целью. А оператор, который наблюдает за импульсом, отраженным от цели на экране локатора, как раз и фиксирует случайную флюктуационную ошибку. И вот, чтобы изучить проявление этой случайности, был спроектирован механический коррелятор, который изготовили в НИИ-5 в двух экземплярах. Один из них они оставили себе, а второй продали нам, поскольку я был хорошо знаком с автором прибора. Это позволило нам ускорить процесс обработки пленок и нахождения корреляционных функций.

Получив первые результаты, мы поняли, что имеем дело с явно нестационарным процессом (то есть у которого даже статистические, усредненные параметры меняются во времени). И никакой закономерности в формировании сигнала поймать не смогли, потому что случайны не только условия отражения — им сопутствует множество других факторов: как ракета будет подходить к цели, с какого ракурса, каким будет ее движение и т. д. В общем, изучаемый нами процесс оказался очень сложным и выявить его какие-то устойчивые характеристики и четкие зависимости невозможно. Поэтому от подобных попыток отказались, и, насколько мне известно, по сей день вся российская радиолокация так и не знает реальных закономерностей отражения радиосигнала от воздушной цели.

Забегая вперед, скажу, что в конце девяностых годов мы были в гостях в США, куда нас пригласила фирма «Хьюз». Состоялся очень откровенный разговор между нашими и их специалистами, создававшими ракеты класса «воздух — воздух». Я задал им вопрос:

— А как вы изучаете случайные ошибки и отраженные сигналы?

И к своей большой радости узнал, что и американцы не смогли справиться с этими задачами, хотя они тоже изучали прохождение сигнала через обтекатель и флюктуационные ошибки и ставили сложные и дорогие эксперименты. Но пришли к тому же, что и мы: игра не стоит свеч. Частично они флюктуационную ошибку «давили» фильтрами, а частично компенсировали ее увеличением веса боевой части, то есть сделали то же, что и мы. Конечно, если бы удалось установить закономерности отражения, можно было бы придумать и какой-то нестационарный фильтр, снизить вес боевой части, но до нуля эту ошибку все равно не доведешь.

В общем, в процессе летных испытаний К-8 задавала нам загадки неожиданные, сложные, и пришлось немало поработать, чтобы отгадать их и найти способы нейтрализации. К-8 была и первой ракетой класса «воздух — воздух», которая прошла летные испытания в летном центре ГНИКИ ВВС, так называемой Владимировке. Вместе с ней рождались первые телеметрические системы (передачи данных), системы слежения — кинотеодолиты, методы первичной и вторичной обработки телеметрической информации, то есть возникла целая наука летных испытаний, в которых наш институт, и в частности мой отдел, принимал очень активное участие. Ведущим инженером по летным испытаниям был Г. А. Кирюшин, который по несколько месяцев безвылазно сидел в степи, потому что Владимировка тогда была совершенно не похожа на нынешний Ахтубинск — город со всей присущей ему инфраструктурой. Вдоль дороги стояли простые вагончики, которые не защищали ни от жары, ни от холода, ни от пыли. В них почему-то развелось много клопов, заползала и другая степная живность… Условия были чисто фронтовые, но суровый быт уходил как-то на второй план, поскольку все мы были поглощены этими летными экспериментами и делали Историю — создавали первые ракетные системы.

В конце концов К-8 была принята на вооружение, да к тому же она породила целое семейство ракет Бисновата, которые в последующем создавались для других самолетов. К-8 — это наименование опытного изделия, когда же она пошла в серию, ее переименовали в Р-8. Потом на ее базе построили Р-80, которая от своего прообраза отличалась только большими размерами и была неким геометрическим подобием Р-8. Р-80 сделали для самолета Ту-128.

Дело в том, что в области перехвата для истребителей среди военных специалистов существовало две тенденции. Первая заключалась в создании барражирующего дальнего перехватчика, своего рода летающей зенитной батареи. Вторая основывалась на удлинении «поражающей руки» перехватчика, уходящего на «охоту» с участием наземной системы наведения. Истребитель становился как бы элементом мощной системы ПВО.

Ту-128 и был такой летающей зенитной батареей, которая должна была работать в условиях плохой информации с земли, когда ей сообщают только то, что в таком-то направлении, на такой-то высоте обнаружена цель — и все. Никаких четких координат ее нет, и самолет должен сам выйти в зону перехвата, обнаружить цель и уничтожить ее. Поэтому он должен уметь долго держаться в воздухе. Иметь соответствующий запас топлива, а главное, иметь оружие, обладающее большой дальностью. В общем, это большой самолет, и А. Н. Туполев сделал его на базе морского бомбардировщика — такой своеобразный морской истребитель Ту-128 для северных зон, где у нас не было широкой сети аэродромов, а дальние рубежи прикрывать надо. Позже эти идеи были воплощены в тяжелом дальнем перехватчике МиГ-31. Рождение таких машин обусловлено спецификой России с ее обширной территорией, на которой трудно создать везде плотную наземную инфраструктуру противовоздушной обороны. Поэтому волей-неволей самолету приходится брать на себя решение многих сложных задач, так что действительно получается не истребитель, а некая летающая платформа зенитных ракет. Для них и создавалась ракета Р-80 коллективом Бисновата с участием нашего института. Позже родилась Р-40. Стал создаваться целый спектр ракет «воздух — воздух» для перехватчиков на базе тех фундаментальных результатов, которые были получены при создании Р-8.

Американская ракета «Сайдуиндер». Это очень интересная в инженерном плане ракета, имеющая целый ряд поистине гениальных решений, найденных одним человеком. Его фамилия Макклин, он служил в Военно-морском флоте США. Взяв за основу неуправляемую ракету, он создал очень интегрированную, чрезвычайно экономную конструкцию.

Весьма остроумной была система стабилизации. На оперении были поставлены роллерончики — небольшие диски, которые вращались от набегающего воздушного потока. Они раскручивались и, тем самым создавая гироскопический момент, стабилизировали полет ракеты по крену.

Ракета эта имела большое удлинение, поэтому обладала большой статической устойчивостью, и на ней не надо было ставить классический автопилот.

Автопилот «Сайдуиндера» не имел обратной связи по рулям. Им была придана такая форма, что на них возникал значительный аэродинамический шарнирный момент, который обычно старались, наоборот, снизить. Этот момент — зависящий, естественно, от скоростного напора, непосредственно нагружал привод рулей, так что при их вращении создавалась аэродинамическая обратная связь. Когда строишь классический автопилот ракеты, ты должен найти способ перестраивать коэффициент автопилота в зависимости от скоростного напора. А в «Сайдуиндере» автоматически шла самонастройка по этому параметру за счет шарнирного момента. Это тоже очень интересное инженерное решение.

Оригинально была сделана и тепловая головка самонаведения. За счет вращения одной из ее деталей создавался гироскопический момент, который стабилизировал положение фотоэлемента. Но этот «гироскоп» не существовал в виде отдельного узла. Вращалось само зеркало фотоприемника, и поэтому не надо было делать отдельный гиростабилизатор, поскольку зеркало и давало эффект гироскопической стабилизации.