Намного богаче и разнообразнее становятся ритмико-интонационные формы. Стих XVIII в. был в основном говорным, за исключением жанра песни. У Жуковского, а вслед за ним Пушкина, Лермонтова и др., напевные формы стиха проникают в элегию, балладу, любовную лирику смешанных жанров (II, 11, 17, 20, 31, 37, 65, 77, 84, 103 и др.). Не случайно многие их стихотворения положены на музыку. Если говорной стих XVIII в. был скован запрещением переноса как «порока», то, начиная с Жуковского, Гнедича, Пушкина, и в гекзаметре, и в стихе вольной рифмовки, и в строфическом фраза или укладывается в рамки стиха, периода, строфы, или свободно переносится из стиха в стих (II, 23, 25, 50, 43, 87), даже иногда из строфы в строфу (II, 11, 14, 41). Развиваются переходные, смешанные интонационно-ритмические формы. Появляется еще одно средство выделения концовки стихотворения: строфический перебой, изменение порядка рифм в последней строфе (II, 40). Русский стих стал богат и гибок. Этот период называют золотым веком русской поэзии. И. А. Крылов (1768 или 1769–1844) Уж сколько раз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок, И в сердце льстец всегда отыщет уголок. ~ ~ ~ Вороне где-то бог послал кусочек сыру; На ель Ворона взгромоздясь, Позавтракать было совсем уж собралась, Да позадумалась, а сыр во рту держала. На ту беду Лиса близехонько бежала; Вдруг сырный дух Лису остановил: Лисица видит сыр — Лисицу сыр пленил. Плутовка к дереву на цыпочках подходит, Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит И говорит так сладко, чуть дыша: «Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать — так, право, сказки! Какие перушки! какой носок! И, верно, ангельский быть должен голосок! Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица, При красоте такой и петь ты мастерица, Ведь ты б у нас была царь-птица!» Вещуньина с похвал вскружилась голова, От радости в зобу дыханье спёрло, И на приветливы Лисицыны слова Ворона каркнула во все воронье горло, — Сыр выпал — с ним была плутовка такова. 2. Петух и Жемчужное Зерно Навозну кучу разрывая, Петух нашел Жемчужное Зерно И говорит: «Куда оно? Какая вещь пустая! Не глупо ль, что его высоко так ценят? А я бы, право, был гораздо боле рад Зерну ячменному: оно не столь хоть видно, Да сытно». ~ ~ ~ Невежи судят точно так: В чем толку не поймут, то все у них пустяк. Когда в товарищах согласья нет, На лад их дело не пойде́т, И выйдет из него не дело — только мука. ~ ~ ~ Однажды Лебедь, Рак да Щука Везти с поклажей воз взялись, И вместе трое все в него впряглись; Из кожи лезут вон, а возу всё нет ходу! Поклажа бы для них казалась и легка, Да Лебедь рвется в облака, Рак пятится назад, а Щука тянет в воду. Кто виноват из них, кто прав — судить не нам: Да только воз и ныне там. А. Ф. Мерзляков (1778–1830) Что не девица во тереме своём Заплетает русы кудри серебром, — Месяц на небе, без ровни, сам-большой, Убирается своею красотой. Светлый месяц! весели, дружок, себя! Знать, кручинушке высоко до тебя! Ты один, мой друг, гуляешь в небесах, Ты на небе так, как я в чужих краях; А не знаешь муки тяжкой — быть одним, И не сетуешь с приятелем своим!.. Ах! Всмотрись в мои заплаканны глаза, Отгадай, что говорит моя слеза: Травка на поле лишь дожжичком цветет, А в разлуке сердце весточкой живет! Всё ли милая с тобой еще дружна, Пригорюнившись, сидит ли у окна, Обо мне ли разговор с тобой ведет И мои ли она песенки поет?.. Птичка пугана пугается всего! Горько мучиться для горя одного! Горько плакать и конца бедам не знать! Не с кем слез моих к любезной переслать! У тоски моей нет крыльев полететь, У души моей нет силы потерпеть, У любви моей нет воли умереть! Изнывай же на сторонушке чужой, Как в могиле завален один живой! Будь, любезная, здорова, весела; Знать, ко мне моя судьбинушка пришла! |
