Каменные деньги.
6 мая шхуна «Sea Bird», на борту которой находился русский ученый, бросила якорь у острова Вуап, одного из островов группы Адмиралтейства. Миклуха-Маклай немедленно отправился на берег, в туземную деревню Киливат. Капитан шхуны должен был забрать здесь партию из двадцати двух человек, законтрактованных в качестве рабочих для ловли и приготовления трепанга на соседних островах. Эти туземцы были законтрактованы больше года тому назад одним трэдором, жившим на острове Вуап. Трэдор условился с людьми из деревни Киливат, чтобы они в уплату за перевоз фэ[18] из Пелау на остров Вуап отпустили с ним определенное число жителей деревни для ловли трепанга.
Вскоре после заключения контракта с трэдором в Киливат вернулось семь человек туземцев из другой партии в шестьдесят пять человек, которые еще раньше были вывезены также для ловли трепанга. Оказалось, что эти семь человек — единственные оставшиеся в живых из всей партии. Остальные пятьдесят восемь человек умерли от жестокого обращения и непосильной работы. Но и спасшиеся были в таком состоянии, что трое из них умерли вскоре после возвращения в родную деревню. Естественно, что жители деревни Киливат не хотели теперь ехать с трэдором для ловли трепанга. Но поскольку контракт был уже заключен, двадцать два юноши согласились на отправку.
Забрав людей, шхуна «Sea Bird» отправилась дальше. Через неделю она приблизилась к группе островов Улеап, где капитан произвел выгодную мену с туземцами. Дальше путь шхуны лежал мимо острова Иезу-Мару, около которого год назад произошло трагическое событие, связанное с судьбой первой партии туземцев с острова Вуап.
Зафрахтованная для ловли трепанга английская шхуна «Рупак», на борту которой находились туземцы деревни Киливат, курсировала здесь, отыскивая удобное место. С острова Иезу-Мару навстречу шхуне выехало несколько туземных пирог. Командиру шхуны, капитану Голлу, показалось, что туземцы идут с недобрым намерением, и он без всяких других оснований, кроме собственной трусости, приказал стрелять по пирогам. Когда испуганные туземцы, выехавшие для мирного торга, обратились в поспешное бегство, капитан Голл отправил за ними в погоню большую шлюпку с туземцами острова Вуап.
Так как жители Вуап не знали этой местности, то их большая шлюпка, которой, кстати сказать, они не умели управлять, быстро села на риф, и все они оказались беззащитными перед туземцами Иезу-Мару, вернувшимися отомстить своим преследователям. Капитан Голл, видя, как избивают людей на его шлюпке, вместо того чтобы итти им на помощь, поспешил обратиться в бегство, спасая собственную шкуру.
Эту историю Миклуха-Маклай узнал от самих туземцев Иезу-Мару, когда шхуна «Sea Bird» остановилась там для торга. Отвращение русского ученого к деятельности трэдоров еще усилилось и от рассказа туземцев и от последовавшей затем картины торга. Вот как он ее описал в своей карманной книжке: «Часам к десяти шхуна была окружена более чем двадцатью пирогами различной величины, и на юте шел очень оживленный торг. Незначительный ветерок едва подвигал шхуну и не мог парализовать сколько-нибудь силы лучей палящего, ослепляющего солнца (в одиннадцать часов в тени было 32° Ц); у кормы несколько десятков разукрашенных, размалеванных папуасов кричали, прыгали из одной пироги в другую или бросались в море, держа предметы мены над головой и достигая, таким образом, шхуны. У борта происходила страшная давка: несколько рядов туземцев, стараясь перекричать других, предлагали свои произведения, толкались, пытаясь пробраться на палубу или спуститься обратно в пирогу. С другой стороны, трэдоры и шкипер, с револьверами за поясом, окруженные лежащими наготове штуцерами разных систем, с мешочками, наполненными бисером, и со стеклянными бусами в руках, отсыпали их маленькими мерками, не больше наперстка, туземцам в уплату за скорлупу черепах, жемчужные раковины и другие местные произведения. Для дополнения картины прибавьте полдюжины туземцев Вуапа с заряженными ружьями, стоящих на рубке около шкипера, который с вечера зарядил свои игрушечные пушки и приготовил сегодня тлеющие фитили «на всякий случай»[19].
Иногда, когда ют слишком переполнялся, на туземцев натравливали большую и сильную собаку-водолаза, которой они боятся более трэдоров, шкипера и всего гарнизона шхуны, вместе взятых. Едва собака показывала свои большие зубы или начинала лаять, ют мгновенно очищался, а давка у борта еще более усиливалась; многие бросались в море, чтобы скорее уйти, другие лезли на ванты. Это очень тешило шкипера и трэдоров.
Насколько позволяли жара, влияние раздражающего нервы шума человеческих криков и говора, давка около борта и суматоха при травле туземцев собаками и досада при виде человеческой бесчестности, несправедливости и злости,— старался развлечься наблюдением над папуасскою толпою. Это мне удавалось несколько раз в продолжение дня; тогда вся описанная непривлекательная обстановка исчезала для меня на время; я видел перед собой ряд интересных объектов для исследования и, пользуясь случаем, спешил записывать, измерять и чертить эскизы для дополнения своих заметок».
На другой день, пока торг еще продолжался, Миклуха-Маклай отправился на берег. Его интересовал вопрос: есть и у здешних папуасов своя администрация, и если есть, каковы пределы ее власти. Молодой ученый знал, что в описаниях французских мореплавателей, побывавших на островах Адмиралтейства, говорится о «князьях», которые якобы деспотически управляют послушными туземцами.
После внимательных наблюдений над жизнью и бытом местных папуасов он должен был притти к заключению, что на островах Адмиралтейства, как и на берегу Маклая, определенных начальников не было. Резюмируя свои наблюдения, русский ученый отметил в записной книжке: «Мореплаватели и путешественники, руководясь общепринятыми идеями или тем, что видели в других странах, не стесняются раздачей титулов: вождь, начальник, король — часто потому, что один из туземцев больше кричит, чем другие, или имеет какое-либо внешнее отличие».
3 июня шхуна «Sea Bird» снялась с якоря, оставив на берегу в туземной деревне Пуби одного из трэдоров. Предлагая ему поселиться среди туземцев, торговая фирма рассчитывала на значительные барыши. Трэдора звали Пальди, он был уроженцем северной Италии. Перед уходом шхуны у него произошел следующий характерный разговор с Миклухой-Маклаем:
— Что вы думаете, — спросил Пальди русского ученого, — о моем новом месте жительства, о решении жить здесь между дикими и вероятном результате этого плана? Очень прошу сказать мне совершенно откровенно.
— Зачем мне вас разочаровывать? — ответил Миклуха-Маклай. — Мои слова будут лишними, раз вы уже решились остаться здесь.
Но итальянец стал настойчиво просить ученого, чтоб тот сказал все, что думает.
— Если вам жизнь дорога, — сказал русский ученый, — и если вы когда-нибудь надеетесь жениться на вашей возлюбленной, о которой вы как-то мне говорили, то не оставайтесь здесь.
— Это почему? — недоверчиво спросил Пальди.
— Потому, что вы проживете здесь месяц, может быть два, а возможно только день или другой по уходе шхуны.
— Вы думаете, что туземцы убьют меня? — спросил Пальди попрежнему недоверчиво.
— Да, — ответил решительно Миклуха-Маклай.
— Отчего же они меня убьют?.. Вас ведь не убили папуасы на берегу Маклая. Почему же меня убьют? Разве люди здесь другие? — продолжал тревожно спрашивать Пальди.
— Причин тому много. Лучше прекратим этот разговор.
Итальянец не мог успокоиться. Наконец, Миклуха-Маклай решился сказать ему все, что думал.
— Главные причины следующие: вы — горячекровный житель юга, я — северянин. Вы считаете вашим другом, помощником, вашей силой револьвер, моей же силой на берегу Маклая было хорошее и справедливое обращение с туземцами; револьвер мне никогда не казался там нужным инструментом. Вы хотите, чтобы туземцы вас боялись благодаря револьверу и ружью, я же добивался и добился их доверия и дружбы. Вот главнейшее различие наших зрений относительно обращения с туземцами. Есть и второстепенные причины трудности вашего успеха; одна — вы останетесь жить в самой деревне туземцев, не зная ни их языка, ни их обычаев; не думаете ли вы, что вы будете для них скоро как бельмо на глазу, от которого они постараются избавиться? Оставаясь в Новой Гвинее, я поселился в лесу, в местности, до меня никем не занятой, на которую никто до моего прибытия не предъявлял ни прав, ни притязаний; построил себе хижину в миле от одной и в двух милях от другой деревни... Есть еще одна серьезная причина трудности вашего успеха: все туземцы, при которых были перевезены ваши вещи со шхуны, знают, какие сокровища, по их мнению, будут находиться в вашей хижине; думаете вы, никому из них не придет мысль, что одним удачным ударом копья все эти сокровища могут перейти к ним?.. Вы скажете: не очень вероятно, чтобы первое пущенное копье попало в цель, что ваш револьвер положит нахала на месте, заставит остальных разбежаться. Согласен, верно даже, что, будучи, как вы говорите, хорошим стрелком, вы положите не одного, а шестерых на месте, что каждая пуля найдет своего человека. Тем хуже для вас. Все разбегутся, но вы прибавите к желанию завладеть вашими сокровищами еще чувство, даже долг, — обязательный у туземцев, — мести... Но довольно, хотя это далеко не все, что можно было сказать. Я сказал нарочно больше, чем хотел сперва, думая, что время еще есть, и вы можете переменить ваше решение.
