— Как покосишь траву, цыган, так приходи ко мне за расчетом, — сказал поп и ушел.

Разбил цыган палаточку, разложил костерок и давай поповскую еду уплетать. Сварил мяса, сало на углях поджарил. Наелся, напился и лег спать. Два дня цыган поповские запасы поедал, а как не стало ничего — подался к поповскому дому.

— Ну что, батюшка, давай рассчитываться.

— А все ли ты покосил, цыган? — спрашивает поп.

— Все, батюшка, все, — отвечает цыган. — Ни одной травинки на поле не осталось, все в стога уложил.

Отдал поп цыгану десять рублей, а тот не уходит:

— Слушай, батюшка, набрось сверху еще пять целковых, уж больно трава высокая попалась, тяжело было ее косить. Кабы знал, за такую плату не согласился бы работать.

— Э, нет, цыган, уж раз мы договорились, так пусть все будет по уговору. Бери деньги и иди с богом.

— Значит, не будешь платить батюшка?

— Нет, цыган, и так я на тебя порастратился.

— Ах так, ну тогда встань, трава, по–старому, как стояла! — сказал цыган, хлопнул дверью и вышел вон.

Побежал поп на луг. Видит — трава, как стояла, так и стоит, выше пояса. «Эх, — подумал поп, — надо было мне не поскупиться, дать прибавки цыгану, а теперь, выходит, снова людей нанимать да траву косить...»

[39]

Жил мужик с бабою тридцать лет. И за все это время он ни разу ее не поколотил. Все эти тридцать лет вокруг них черт крутился, все старался, чтобы между ними раздор вышел. Да напрасно старался. Заплакал черт и пустился в путь–дорогу. Повстречал он старуху. Та увидела черта и спрашивает:

— Чего ты плачешь? Черт отвечает:

— Иди ты отсюда? Все равно тебе моему горю не помочь.

— Откуда ты знаешь? А может быть, я подсоблю твоему горю.

Черт встрепенулся:

— Если поможешь, подарю тебе золотые сапоги.

— Так в чем же дело?

— Тридцать лет никак не могу мужа подговорить, чтобы жену свою побил.

— Только и всего–то? Ну это я сейчас сделаю. Пошла старуха к бабе и говорит:

— Здравствуй.

— Здравствуй, здравствуй, старушка, — отвечает та.

— А скажи, добрая женщина, как ты со своим мужем живешь? Хорошо ли? Бил ли он тебя когда?

— Да что ты, вот уж тридцать лет, как пальцем не тронул.

— Ну и слава богу. Ты меня слушай, я тебя научу, еще больше будет тебя жалеть. Как с поля домой придет, ты ему сразу поесть дай, а потом скажи; «Дай мол, я на тебе вшей поищу». Ты вшей ищи, а за пазухой держи ножик. После этого он еще больше тебя жалеть станет.

— Спасибо, бабушка, за науку. Так и сделаю.

— А далеко ли муж твой пашет? — спросила старуха, уходя.

— А вон там, — махнула женщина рукой, — на пегой лошадке пашет, вот тебе и примета вся.

Пошла старуха к мужику:

— Бог в помощь тебе!

— Здорово, здорово, бабушка.

— Послушай, что я тебе скажу, сынок. Как домой придешь, смотри в оба. Жена тебе поесть даст, а потом попросит, мол, дай–ка я у тебя вшей поищу. Так вот, у нее за пазухой будет нож, и этим ножом она тебя зарезать хочет.

Опечалился мужик. Распряг коня, соху в сторону отложил и говорит:

— Спасибо тебе, бабушка, за то, что ты мне сказала, я тебе за это заплачу.

Пришел мужик домой. Говорит жене:

— Подай мне поесть.

Та на стол накрывает и говорит:

— Дай–ка я у тебя вшей поищу. Приляг.

Лег мужик, а сам тихонько у нее за пазухой пощупал. Нащупал нож, вскочил и говорит:

— Ты зачем этот нож за пазухой держишь? — И давай ее бить.

Идет старуха по дороге, а навстречу ей черт сапоги золотые несет. Повесил их на жердь, и подает ей издалека. Старуха говорит:

— Подойди–ка поближе, деточка моя.

— Что ты, старая, — отвечает черт, — я тебя боюсь. И наутек.

[40]

Жили–были мужик да баба, жена его. Своенравная она была, совсем мужика не слушалась. Едет мужик пахать и наказывает жене:

— Ты смотри стол и скамейку не неси, осьмуху водки на стол не ставь и поросенка не жарь!

Днем глядит мужик: баба его идет, стол и скамейку несет и мужу говорит:

— Ешь! Не по–твоему будет, а по–моему. Поел мужик и говорит жене:

— Ты на тот берег реки не иди и камней не бери!

— Не тут–то было, — отвечает она, — не будет по–твоему, по–моему будет.

Перешла баба на тот берег реки и камней набрала. Дошла до середины реки, а камни вниз тянут. Схватил мужик ее за волосы и говорит:

— Стрижено или палено? А она отвечает:

— Стрижено!

Мужик ее еще больше в воду погружает. Топит ее и приговаривает:

— А ну отвечай, стрижено или палено?

А она руками показывает, мол, стрижено, стрижено.

Совсем мужик ее в воду погрузил, а она уже из омута показывает, что, мол, стрижено. Так и утопил ее мужик.

Живет мужик без жены. Через неделю приходит к нему человек и говорит:

— Ты найми меня, мужик, в работники, в батраки, а то совсем твоя жена жизни мне не дает, из дедова омута вон выгнала.

Нанял мужик его. Каждое утро отправлялся работник по богатым домам. Залезает в дом и не дает никому покоя: и стучит и бренчит. Одно слово: нечистая сила! Зовут люди мужика. Является тот, водой святой брызгает. Глядишь, все успокаивается. Как–то раз забрался работник к самому царю в палаты и давай там стучать, бренчать, покоя никому не давать ни днем ни ночью. Тут прослышал царь, что есть старик такой, что нечистую силу отвадить может, так что ничего не будет. Послали за мужиком. Подхватили старика и к царю привели. Говорит царь:

— Можешь ли ты от моих палат беса отвадить? А то не дает он мне покоя, знай стучит, бренчит, хоть бери и бросай дворец да вон из палат уходи.

— Как не могу, — отвечает мужик, — дайте–ка мне водицы святой.

Взял мужик воды и давай брызгать по всем–всем палатам. Тихо стало во дворце. И в первую ночь тихо, и во вторую, и в третью спокойно. Обрадовался царь и говорит:

— Ну слава богу, тихо стало.

Дал царь мужику много денег, а в придачу еще пару коней. Запряг мужик коней и поехал домой. Долго ли, коротко ли, догоняет его работник и садится на телегу. Совсем уже близко к дому подъехали они. Тут мужик вздохнул глубоко.

— Ты отчего вздыхаешь? — спросил работник. — Что у нас денег нет или коней?

Во второй раз вздохнул мужик, а работник опять спрашивает:

— Отчего же ты вздыхаешь: и деньги у нас есть, и кони у нас есть, и хлеба полным–полно.

— Не потому я вздыхаю, — отвечает мужик, — что по достатку горюю, а потому вздыхаю, что чую жену в доме.

Как услышал черт эти слова, а это он и был под видом работника, как услышал, так с телеги долой, за голову схватился, залопотал и наутек.

[41]

Пошел я с детьми кнутовища ломать. Откуда ни возьмись, медведь. Мы чуть со страха не умерли. Детишки мои разбежались, а я один остался. Пошел я по лесу плутать. В самую чащу зашел, тут меня ночь и захватила. Подложил я свой зипунок под бока и спать улегся. На заре слышу: петухи поют, не иначе как деревня близко. Но не успел я и шагу ступить, лесник навстречу. Спрашивает:

— Куда же ты, цыган, зашел?

— Заблудился! — отвечаю. — Выведи меня, добрый человек, к какой–нибудь деревне.

— Хорошо, пойдем со мной.

Повел он меня. Подходим мы к дубу, а у дуба того макушки нет, а наверху куница сидит. Тут мне лесник и говорит:

— Полезай, достань мне куницу. Не достанешь, я тебя самого убью.

Делать нечего. Полез я на этот дуб куницу доставать, забрался на самую вершину, а он из ружья пальнул и куницу убил.