А табор злого вожака продолжал кочевать по свету. И случилось так, что попал он в темный лес, туда, где умер цыган, много лет назад покинувший этот табор, чья душа после смерти превратилась в ночную птицу.

Разожгли костры цыгане, а на душе неспокойно, словно предчувствие томит какое–то. Никто не поет, никто не пляшет. Тихо сидят. И вдруг, когда огонь уже стал понемногу угасать, над лесом словно бы плач раздался. И тень скользнула над деревьями. А голос у этой тени жалобный, как у ребенка. Вздрогнули все и давай огонь раздувать да сучья подкладывать, чтобы светлее было. Один только внук вожака засмеялся.

— Я, — кричит, — поймаю птицу ночную и в табор принесу.

Бросился вожак за ним, хотел остановить, да куда там, быстрей коня помчался цыганенок. С той поры больше его никто не видел.

— Проклятое место, братья, седлайте коней, скорей едем отсюда, — приказал вожак, и табор тронулся в путь.

Но снова наступила ночь, и снова закричала ночная птица, и снова скользнула ее тень над табором, унося сына вожака. Наутро сел вожак на камень и, обхватив голову руками, сидел так до самого вечера. А когда надвинулась ночь и закричала ночная птица, встал вожак и сказал:

— Простите меня, сын и внук мои, что из–за меня смерть приняли. Не за вами, а за мной прилетала ночная птица.

Сказал так вожак, шагнул в лес и пропал.

А с той поры словно проклятие с племени спало. Перестала прилетать ночная птица, цыгане пропадать перестали.

[51]

Испокон века встреча двух таборов негладко проходила, а если встречались разные племена цыганские, то добра не жди. Враждовали они между собой.

На горе свое полюбил цыган племени ловари девушку из племени сэрво. Куда деваться? Пошел парень к вожаку просить его о помощи, да тот и слушать не стал.

— Нельзя цыганский закон нарушать, — говорит.

— Будь проклят этот закон, если он мешает моему счастью, — возмутился цыган.

Зашумели цыгане, заволновались, услышав дерзкие слова:

— Что он говорит, баро? Как земля носит его, если он думает такое?

— Он один все знает, ромалэ, — поднял руку баро, и все замолчали. — А раз так, то мы ему больше не нужны. Оставим его одного, пусть он узнает, ромалэ, что такое быть одному.

Сказал так баро, и цыгане погрузили свои пожитки на телеги и уехали, оставив дерзкого цыгана на опушке леса.

Оставшись один, цыган долго не мог понять, что же произошло. Он переводил взгляд с кнута, зажатого в руке, на ветви деревьев. Потом он опустился на колени и принялся дуть на погасающие угли костра. Костер не хотел оживать. Испугался цыган. Бросился он вслед за уходящим табором. Цыган убыстрял шаг, задыхался, падал, но, терзаемый страхом, снова вставал и продолжал идти, держа перед глазами узкую колею, оставленную цыганскими повозками.

Лишь под утро, выйдя на берег реки, цыган увидел свой табор, расположившийся на отдых. Недалеко от палаток, на высоком берегу, у горящего костра, одиноко сидел старик и смотрел на тени, мечущиеся по земле.

— Старик, — воскликнул изгнанник, — разве прав был вожак, прогнав меня за то, что я любил? Разве я виноват, что мы из разных племен?

Старик молчал. Он даже не посмотрел в сторону цыгана, а продолжал курить свою трубку И разглядывать отблески костра.

Тогда цыган в бессильной ярости принялся проклинать всех: вожака, осудившего его, погасшее пламя брошенного им костра, цыганку чужого племени, которую он так любит и которая не может ему принадлежать.

— Старик! Ведь ты знаешь, что моя правда, но ты тоже боишься нарушить цыганский закон.

— Ты трижды нарушил цыганский закон, — прервал наконец молчание старик, — ты проклял братьев своих, ты проклял огонь, который согревал тебя, ты проклял ту, которую любишь. Разве не достоин ты той кары, которую наложили на тебя?

— Это несправедливая кара. За любовь не судят!..

— Не за то ты наказан, что любил, а за то, что ненавидишь!.. Ненавидишь... — тихо повторил старик, и нож, сверкнувший в его руке, вошел в сердце дерзкого цыгана.

[52]

В старые годы это было. Кочевал по свету цыганский табор. Вел его по дорогам старый вожак. Был этот вожак мудрым и сильным Велика была его власть над цыганами, никто не мог ослушаться вожака, потому что за это ждала непокорного скорая расправа. И была у этого вожака жена–красавица да дочь по имени Маричка. Завидовали цыгане силе, мудрости и власти вожака, завидовали, что не им, а ему досталась жена–красавица, но никто виду не подавал.

И был в этом таборе один цыган, что не только завидовал вожаку, но и безумно, со всей силой влюбился в его жену. И готов он был на все, на любое преступление. Никто не знал о его любви, скрывал он это, лишь жена вожака догадывалась обо всем, но тоже молчала, не желала мужа своего огорчать, а может быть, боялась, что отомстит муж этому молодому цыгану, и не хотела понапрасну кровь проливать.

Долго таился молодой цыган, но не смог выдержать, настиг он однажды вожака и из засады всадил ему в сердце длинный цыганский нож. Так бы никто и не увидел этого убийства, если бы в ту раннюю пору Маричка, дочь вожака, не пошла за водой и не бросила случайный взгляд на высокий, раскидистый дуб, под которым над телом ее отца склонился убийца.

Никому не сказала Маричка о том, что довелось ей случайно увидеть в то утро, все равно ей никто бы не поверил. А цыган–убийца стал с той поры вожаком табора. Теперь он властвовал над людьми, и первое, что он сделал, это женился на вдове старого вожака...

Подросла Маричка и превратилась в красавицу–цыганку, на мать свою стала похожа. И таила в душе своей Маричка черную думу о мести. Но с новым вожаком была она веселой и приветливой, так что тот ни о чем не догадывался. А когда однажды почувствовала Маричка на себе его взгляд, то поняла, что час мести настал.

Как–то раз позвал новый вожак Маричку в лес на свидание, и та согласилась. Под раскидистым дубом встретились они: Маричка и убийца ее отца. Под тем самым дубом назначили они встречу, где когда–то был убит прежний вожак табора. Протянул цыган руки к девушке, обнял ее и вскрикнул от нестерпимой боли. А Маричка отпрянула назад, оставив в груди цыгана острый нож...

[53]

Умерла у вожака жена. Что делать? Детей полным–полно, а кормить их некому. Задумал вожак жениться снова. А была в таборе молодая красивая цыганка, звали ее Сарина. Много парней сваталось к ней, да отказывала она им. Вот и решил старый вожак взять Сарину в жены. Пришел свататься. Увидала его Сарина, побледнела хуже смерти.

— Матушка, батюшка, не выдавайте меня замуж за старого, не смогу я жить с ним, уж лучше смерть, чем такая жизнь.

Погоревали родители, а делать нечего, как вожаку откажешь? Из табора тоже дороги нет. Пропадешь в одиночку. Вот и отдали Сарину за старого да нелюбимого.

Живет Сарина у вожака в шатре. Вроде бы и жена законная, да и не жена вовсе. Разговоры пошли в таборе. Видит вожак, что так больше продолжаться не может. И решил он Сарину силой взять.

Приходит к себе в шатер и сразу к Сарине.

Сарина кричит ему: «Стой, не подходи!» И руки крестом на груди сложила. Не послушался вожак ее. Но как только коснулся Сарины, вздрогнул и разжал руки. Почувствовали пальцы вожака холод. Окаменела Сарина.

[54]

Подкатил табор к подножию горы. Поставили шатры цыгане, остановились. Были в таборе три невесты на выданье. Захотели родители невест замуж их отдать, да чтобы все по чести было, да чтобы жених был самый лучший. Пошли к вожаку советоваться.