— Когда не везёт, тогда не везёт, — мрачно ответил Фредди.

И оба счастливо заржали.

Отсмеявшись, Фредди допил свой стакан и встал.

— Двадцать тысяч большие деньги, но жадность до добра не доводит, Джонни.

— И когда ты это узнал?

— В Аризоне это с пелёнок знают, — ответил Фредди, поставил свой стакан в бар и потянулся, упираясь кулаками в поясницу. — Всё?

— Со Стефом о посёлке говорил?

— Стеф не против. Свой дом… всё сказано.

— Остальным он объяснит, — кивнул Джонатан и встал. — Неделю дадим пошуметь и начнём.

— Место присмотрел?

— Завтра покажу.

И посмеялись, и всё решили. День кончен. Фредди ушёл к себе. Джонатан убрал в баре, постелил себе\и разбил головни в камине, чтобы ночью не стрельнули искрой. И стада нет, и догляд за хозяйством лучше, чем в прошлом году, а они ещё сильнее завязли. Но он и не хочет по-другому. Так, основа заложена, товарное стадо будет через два, ну, три года, хозяйство, в основном, сделано, не прибыльно, но и не убыточно, теперь посёлок, затем разобрать Большой Дом уже до фундамента, и его почистить, там тоже могут быть… сюрпризы, и начать строить уже свой дом, на это кладём… Пяти лет хватит? Нет, пока конкретизировать не будем. Тем более, что ни «Октаву», ни точки упускать нельзя. Чтобы всё крутилось, тикало и капало, спешить нельзя.

Тянуть с крольчатником больше было нельзя. В следующие выходные уже покос. С кроликами успеется, а вот стройку надо до покоса свалить.

— Страда, понимаешь?

Колька, сгорбившись над тарелкой, хлебал щи. Эркин кивнул. Слово это он слышал не раз и уже хорошо понимал.

— Сделаем. И с покосом поможем.

— Умеешь косить? — удивился Колька. — Откуда?

— Приходилось, — кратко ответил Эркин.

Вспоминать и имение и тем более говорить о нём, ему не хотелось. Вряд ли Колька понял причину его немногословности, но настаивать или расспрашивать не стал. И так…

— Вообще-то, по правилам, четырнадцатого начинают, — заговорил опять о покосе Колька.

— Начни тут, — хмыкнул Саныч, — когда в первую работаешь. А покос с утра хорош. По росе. И хоть сдохни, а, кроме субботы с воскресеньем, других дней нету.

Разговор сразу стал общим. Своего хозяйства не было только у Эркина и Миняя, а у Ряхи то ли не было, то ли он им не занимался. Ну так Ряха он Ряха и есть, чего с него? Он даже и не пытался встрять в общий разговор со своей трепотнёй.

За работой особо не поговоришь, бегали, как всегда во вторую смену. Потому как, раньше управимся — быстрее свалим. Эркин работал тоже как всегда: споро и без лишней суеты. Подходя к очередному контейнеру, он уже издали видел, как его ухватить и куда придётся катить. И, опять же как всегда, работая, он думал о с воём.

Вчера они с Андреем до работы пошли к Кольке.

— Строить, — объяснял по дороге Андрей, — чтобы не абы как, такзаранее и посмотреть, и разметить надо.

— Ну, — понял, — Эркин искоса посмотрел на него. — Как на Купалу гульнул?

— Аж небо загорелось, — весело ответил по-английски Андрей.

— И купался вместях? — невинным тоном спросил по-русски Эркин.

Андрей покраснел, но ответил тоже по-русски.

— Так по закону-обычаю положено. Не я ставил, не мне и ломать.

Эркин засмеялся.

— Ну, разве что так.

Засмеялся и Андрей.

— Слушай, а я кутойса там видел. И знаешь, с кем? С Джинни. Пришли вместе и ушли вместе. Положил он на неё глаз.

— И пуск ай, — улыбнулся Эркин. — Тебе, что ли, дорогу перебежали?

— Я не жадный, — хохотнул Андрей. — Да с такой крутить, это ж жениться надо. А мне и так хорошо.

Эркин охотно рассмеялся, соглашаясь и с первым, и со вторым утверждением.

Придя с купальской ночи, Андрей завалился спать и спал чуть ли не до полдня. Зато сейчас… как огурчик.

Материал у Кольки был уже закуплен, и место размечено. Но чтоб Андрей да не взбрыкнул… хотя… и взбрыком-то не назовёшь. Так вдруг ни с того, ни с сего…. Они чертежи в книжке смотрели, сидели в саду под яблоней, и Андрей вдруг:

— А Семён что, совсем не встаёт? Есть, я слышал, кресла такие, на колёсах.

Колька нехотя ответил:

— Есть. Да громоздкие они, дредноутом. Нив дверь не пройдёт, ни с крыльца не спустишь. А складное за свои деньги, а там уж цена… ни по его пенсии, ни по моей зарплате.

Они молча слушали, А Колька яростно — видно, накипело — и тихо, чтоб не услышали хлопочущая в доме и саду Эсфирь и бегавший за ней Колобок, выкладывал:

Дембельские мои на дом ушли. Расплатились, а земля-то не моя, в аренде, да за огород аренда, да клин под картошкой, чтоб зимой не загнуться на голой крупе, да ещё покос я снял. Сено-то покупное зимой, знаешь, как кусается. А Маньку кормить надо, а то хрен молока нюхнёшь. Маму Фиру с домом-то хорошо нагрели. Меня-то не было, я служил ещё, а она с Колобком на руках, и Семён в госпитале ждёт, когда его домой заберут. Ну, и подписала всё. Родня деньги-то ей дала. Да в рост, да на бумаге одно, а по жизни больше. Или живи, дескать, у нас, да о хозяйству помогай, это батрачкой, значит, дармовой. Я ж, считай, только на аренду эту, чтоб её… — в его речи всё чаще проскакивала горькая ругань — только и работаю. А без овоща и картошки своей загнёмся. А сёме лекарства нужны. Процедур-то здесь никаких. Хорошо ещё, врач от ветеранского Комитета раз в квартал, ну, бесплатный осмотр, ну, и лекарств оставит. А их на месяц хватает, прикупай за живые деньги. Ладно, — он махнул рукой, выругался длинной сложной конструкцией и достал сигареты.

Андрей достал спички, но Колька упрямо, пряча лицо, щёлкал своей самодельной зажигалкой. Андрей тоже вынул сигарету, взял у Кольки зажигалку, прикурил и дал затянуться Эркину.

— Слушай, — наконец заговорил он, — а если Семёну лежак здесь сделать? Или кресло складное, ну, вроде шезлонга. Расставил, да хоть прямо здесь, вынес и посадил. А на ночь убрал. Чем плохо?

— Хорошо, — вздохнул Колька. — А где такое взять? И почём оно?

— Почём, не знаю, а видеть, видел, даже чинить приходилось. Ну и… читал. Так что… покумекаю. Рейки нужны, полудюймовка сойдёт, сам напилю, болты там, гайки… не проблема, — Андрей говорил задумчиво. — Так что, попытка не пытка, — и улыбнулся. — А про почём заткнись, я и врезать могу.

Помолчав, Колька кивнул.

— Спасибо.

— Спасибо будет, когда сделаю, — ухмыльнулся Андрей.

С крольчатником договорились на субботу. Уложатся за день — хорошо, а нет — воскресенье прихватят.

И сегодня Андрей с утра ушёл в библиотеку, а оттуда на рынок. Поискать чертежи и купить материал. Завтра пятница, с утра они вдвоём и займутся. застелют газетами пол в большой комнате, чтоб не повредить паркет, там будет и светло, и просторно. Жене эта идея кресла для Семёна тоже понравилась.

— Конечно, Андрюша. Всё правильно.

Что такое шезлонг, Эркин представлял. В Паласах были, и работать случалось. Со складным лежаком тоже дело имел. Так что… отчего же и нет…

…Суббота выдалась солнечной и жаркой. Эркин, Андрей и Колька строили крольчатник, Эсфирь и Женя варили варенье из поздней клубники, Алиса и Колобок бегали по двору и саду, а под яблоней в новом кресле полулежал Семён. Гудели пчёлы и стучали молотки, детский визг и взрывы мужского хохота, неразборчивая женская скороговорка…

Семён уже успокоился и лежал, разглядывая зелёную листву над головой, маленькие только-только завязавшиеся, зеленее листвы яблоки. Рядом на табуретке стакан с питьём из варенья, накрытый от ос и пчёл блюдечком, под рукой книга, но он просто смотрит. И слушает. Он же думал, что ничего этого у него уже не будет. Никогда. И вот… солнце, зелень, тёплый свежий ветер на лице. Он жив, оказывается, в самом деле жив.

Таз с вареньем стоял на трёх кирпичах, между которыми горел огонь. В тазу булькала, пузырилась и упоительно пахла красная густая жижа с комками ягод.

— Клубника в этом году хорошая, солнца много, — Эсфирь снимает на тарелку пенки. — А малину ты ещё не варила?