— Николай Павлович, вы действительно невиновны, уголовное дело против вас прекращено, — вполне официально объявила я бывшему «обвиняемому», — но в суд вы все-таки будете вызваны. В качестве свидетеля по обвинению Раисы Н.

— Как же так? — явно растерялся Николай Павлович. — Я уж смирился с тем, что вы меня арестуете, такое роковое стечение обстоятельств.

Взрослый, здоровый, полный сил человек сидит в кабинете следователя и плачет. И теперь уже следователь растерялся. Просто не знаю, что ему говорить, как успокаивать.

Все, что догадалась сделать, это пригласить жену Николая Павловича, которая сидела в коридоре. С ее помощью удалось его успокоить, и они ушли. А я вздохнула с облегчением.

Против Раи Н. было возбуждено уголовное дело по ст. 180 УК РСФСР за заведомо ложный донос. Кроме того, при обыске у нее обнаружили два отреза на платье, которые она мошенническим способом взяла у сослуживцев, а также блузку из материала, данного ей подружкой.

Рая скрылась, пропадала где-то пять месяцев. Дело было приостановлено. Решив, что времени прошло достаточно и ее снова простят, Рая вернулась в деревню, где и была арестована. Позже состоялся суд.

Журналист Е. Шацкая в беседе с Ниной Сергеевной Герасимовой спросила:

— Почему вы стали следователем?[6]

Вопрос не прост, чтобы ответить на него, человеку бывает необходимо вспомнить все свое прошлое. Нина Сергеевна рассказала, как однажды, совсем еще девочкой, ученицей музыкальной школы, она вместе с матерью Марьей Дмитриевной, тогда администратором в Уфимской филармонии, слушала в переполненном концертном зале Первый фортепьянный концерт Чайковского. До сих пор помнятся ей радостно взволнованные лица людей. В тот день Нина Герасимова твердо решила: «Буду пианисткой».

Кончила десятилетку. Выпускной вечер совпал с проводами бывших одноклассников на фронт. Без устали крутили патефон, пели, танцевали. А утром пошли на призывной пункт. Не забыть ей строгие лица вдруг повзрослевших мальчишек. Там девушки договорились тоже пойти на войну.

…Фотографии, газеты военных лет, пожелтевшие письма-треугольники. В них раскрывается еще одна страница жизни коммунистки Нины Сергеевны Герасимовой, фронтовая. С 1943 года она — хирургическая сестра полевого подвижного госпиталя 3-й танковой (позднее 2-й гвардейской) армии, прошедшей путь от Орла до Берлина. Там, на колоннах рейхстага, среди множества росписей, одна сделана рукой гвардейца Герасимовой.

Орден Красной Звезды, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», 24 благодарности. Вспоминая эпизоды фронтовой жизни, Нина Сергеевна разволновалась, потому что, рассказывая, ей пришлось как бы заново пережить бессонные ночи в операционной, стоны раненых, глубокое отчаяние, когда понимаешь, что ничем нельзя помочь.

— После войны работала в госпиталях, поликлиниках и заочно училась в юридическом, — рассказывает Нина Сергеевна. — Был один случай. Он, собственно, и перевернул всю маю жизнь. На территории Германии к нам в госпиталь попал один тяжело раненный офицер, отмеченный за подвиги восемью орденами. И вдруг его взвод обвинили в мародерстве: якобы ребята отобрали в одной немецкой семье курицу. Я спросила офицера: «Виноват?» «Нет», — сказал он твердо. И в этом «нет» было столько искренности, что не поверить ему было нельзя. Но дело не в словах. Весь образ мыслей этого человека, его поступки (буквально легенды ходили о его лихой смелости) — все говорило о том, что не мог он позволить себе такого шага. Я чувствовала, понимала, что тот, кто высказал страшное обвинение, поторопился? Но как доказать, что в данном случае проявлена поспешность? Что человек обвинен ложно? Хотя потом и восторжествовала справедливость, я решила: буду следователем или судьей. Чтоб все было строго по закону. Чтоб невиновный не страдал…

В апреле — мае 1970 года на территории Истринского, Красногорского и Одинцовского районов Московской области обокрали десять магазинов.

Ни одну из краж по горячим следам раскрыть не удалось. Все дела об ограблениях были переданы мне, и я засел за их изучение.

Ограбления совершались одним и тем же способом. Во всех магазинах взломаны двери или окна и выведена из строя охранная сигнализация. Почти во всех магазинах похищались деньги, которые продавцы и кассиры прятали на своих рабочих местах.

В нескольких случаях преступники поджигали магазины. Это особенно затрудняло расследование.

Словом, сходного было много, и это обстоятельство давало возможность предположить, что кражи совершаются одними и теми же лицами.

Для розыска была создана оперативная группа. Все отделы внутренних дел Московской области должны были немедленно сообщать нам о кражах, сопряженных с поджогами. Крайне желательно было нам приступить к расследованию непосредственно с осмотра места происшествия.

Как бы точно ни были составлены протоколы кем-то до тебя, они не могут заменить собственного взгляда на местность, на обстановку, в которой совершено преступление.

Дела о поджогах мне приходилось расследовать и прежде. Они, как правило, очень сложны. В любом учебнике криминалистики говорится, что «с точки зрения раскрытия преступления наибольшие трудности представляют дела о поджогах».

Ведь пожар в значительной мере уничтожает саму обстановку, предметы и следы, которые могли бы помочь выяснению причин пожара.

В делах, которые должна была раскрыть наша оперативная группа, причины как будто бы были ясны: поджигают преступники, воры.

Однако следователь всегда обязан иметь полную уверенность, чтобы отвергнуть и другие версии. Поджоги ведь совершаются и с целью сокрытия хищений.

Словом, очень желательно было нам самим, не по документам, осмотреть место происшествия и попытаться по горячим следам выйти на преступника.

Случай не замедлил представиться.

В ночь на 6 мая в поселке Жаворонки из продовольственного и книжного магазинов были похищены деньги.

Мы тотчас выехали в Одинцовский район.

Книги преступники подожгли, а в продмагазине оставили включенную электроплитку. По счастливой случайности пожара не произошло, хотя стол под плиткой уже начал прогорать. На плитке стояла сковородка с остатками яичницы, под столом несколько бутылок вина, частично опорожненных. Но об этом позднее…

С нашей оперативной группой прибыла и служебно-розыскная собака. От магазина «Книги» и продмага она повела нас к универмагу № 47 Перхушковского торгцентра, тоже расположенного в поселке Жаворонки.

Запоры на дверях этого магазина были целы, только стекло во входной двери, оказалось выбитым. Собака, до этого работавшая по следу активно, вдруг стала проявлять признаки нерешительности и беспокойства и отказалась идти в универмаг через раскрытую дверь даже при повторном посыле.

Проводнику поведение собаки было непонятно. При всех обстоятельствах по следу она должна была стремиться туда.

Тогда мы решили войти сами. Открыли дверь, и навстречу нам повалил дым — его-то, очевидно, и учуяла собака.

Дым был настолько густой, что приехавшим пожарникам пришлось работать в противогазах. Несмотря на принятые меры, почти все отделы универмага были охвачены огнем. Перхушковскому торговому центру был причинен большой материальный ущерб.

Осмотром мест происшествия было установлено, что преступники вели себя дерзко. В продовольственном магазине, например, на бутылках были даже обнаружены отпечатки пальцев.

После ликвидации огня в универмаге № 47 в течение двух суток место происшествия тщательно изучалось. В процессе осмотра был расчищен пожарный мусор. В уцелевшем отделе одежды были обнаружены паспорта от часов различных марок, паспорт от магнитофона «Мрия». Самих вещей в магазине не оказалось.