Постоянные обстрелы не только наносили потери японцам, обескровливая их силы. Обстрелы и разведки боем также помогали отвлечь внимание японцев, заглушали звуки передвижения советских войск, совершавшихся исключительно ночью. Почти каждый день советские патрули прощупывали японскую оборону, пытаясь найти слабые места. Например, 13 августа отделение из 15 вражеских пехотинцев подошло на 50 м к позициям 6‑й роты, но огонь гранатометов отогнал советских солдат. Ночью произошла еще одна подобная попытка. У высоты 742 противник также был активен, там 2‑й взвод 7‑й роты отогнал около десятка советских разведчиков. Эти беспокоящие рейды противника подчеркивали, с какими трудностями пришлось столкнуться ослабленной роте, пытавшейся оборонять километровый участок фронта[109].

13 августа было пасмурно. Сильный северо–западный ветер засыпал песком окопы и дул в лицо, из–за чего почти невозможно было что–либо разглядеть. Потом пошел дождь, что обеспечило японцам питьевую воду. Полковая артиллерия в течение дня стреляла по предполагаемым советским позициям. Тяжелые пулеметы 2‑го батальона пытались помешать движению во вражеских ходах сообщения, но без особого успеха. Также японцы вели огонь по советским позициям в то время когда, как предполагалось, советские солдаты должны были обедать. Прерванный обед должен был стать местью за прерванный сон. И каждый день еще 3–4 процента японских солдат становились потерями в этой войне на истощение.

Ранним дождливым утром 14 августа советская артиллерия начала обстреливать позиции батальона, тщательно и в почти неторопливой манере. Участок за участком, окаймляющий заградительный огонь обрабатывал японские позиции. Пехотинцы, прятавшиеся в окопах, и расчеты пулеметов в неукрепленных убежищах могли только ждать, пока обстрел не пройдет и не будет перенесен на другой участок.

Хотя майор Кадзикава и ротные командиры пока не видели значительных изменений на позициях противника, они заметили активное движение советских грузовиков на западном берегу Халхи и — более зловещий признак — передвижение войск противника к югу от левого фланга батальона. Эта активность могла быть частью советских мер по введению японцев в заблуждение, чтобы японские солдаты привыкли к шуму двигавшихся танков и частому движению машин на советской стороне. С этой целью примерно за десять дней до советского наступления множество советских грузовиков без глушителей ездили по всему фронту[110].

Следующим утром 15 августа в туман и дождь противник впервые использовал против 2‑го батальона минометы. В 10:00 минометные снаряды начали падать на позиции 6‑й и 7‑й рот — советские расчеты пристреливали свое оружие. Гранатометы 6‑й роты ответили на огонь и временно заставили замолчать минометы, но около полудня позиции 6‑й роты стали обстреливать 45‑мм пушки с высот Моко. Позже в этот пасмурный дождливый день советские минометы возобновили обстрел позиций 5‑й и 6‑й рот. Батальонные 70‑мм гаубицы отвечали на огонь. Советские войска в тот день использовали против 2‑го батальона как минимум восемь минометов.

Ночью ливень перешел в холодный мелкий дождь, и промокшие японские солдаты мерзли в своих окопах. В 9:00 16 августа минометный огонь с высот Моко обрушился на позиции 2‑го взвода 6‑й роты. Ротный командир обратился за поддержкой батальонной артиллерии, направив огонь двух 70‑мм гаубиц на вражеские минометы. Около полудня 45‑мм пушки на высотах Моко начали стрелять по позициям 6‑й роты. Снова с призывом о помощи обратились к батальонной артиллерии. На этот раз, по заявлениям японцев, их контрбатарейный огонь уничтожил одну вражескую пушку. В 16:00 советские минометы снова открыли огонь с того же места, но японская батальонная артиллерия снова ответила огнем, уничтожив, по данным японцев, наблюдательный пост противника, и, возможно, один минометный расчет.

Той ночью младший лейтенант Тахара из 5‑й роты повел группу разведчиков — унтер–офицеров из 6‑й роты — на разведку советских позиций у высот Моко, откуда противник вел наиболее эффективный артиллерийский огонь. Тахара обнаружил около усиленного взвода советских солдат — примерно 60 человек — укрепляющих высоты, но вражеские передовые посты и часовые были очень бдительны и реагировали на каждый звук или движение. Раньше такая бдительность советским часовым не была свойственна.

Во время отсутствия Тахары в штаб батальона прибыли еще пятьдесят солдат пополнения. Эти солдаты влились в обескровленные подразделения, восполнив «нормальные потери» (эвфемизм Первой мировой войны), продолжавшие каждый день отправляться в ненасытную пасть боя на истощение. Однако, боевой дух был все еще высок, возможно и потому, что, по слухам, батальон к середине сентября должны были отвести обратно на базу[111].

17 августа советские войска пытались укрепить возвышенности между позициями 7‑й роты на высоте 742 и 5‑й роты на высоте 754. В 9:00 батальонный передовой артиллерийский наблюдатель в 6‑й роте заметил вражеское минометное отделение, пытавшееся установить свое оружие примерно в 500 м от позиций 5‑й роты. Огонь батальонной артиллерии заставил противника быстро отступить. После полудня батальонная артиллерия обстреливала наблюдательный пост противника на возвышенности примерно в 600 м к западу от позиций 7‑й роты. Это вызвало ответный огонь советской артиллерии, и некоторое время обе стороны обменивались артиллерийскими залпами. Японцы, как и можно было ожидать, понесли «незначительные» потери.

Противник также проявлял активность в районе высот Боза, приблизительно в 200 м от позиций 6‑й роты. Чтобы определить силы противника, командир роты капитан Цудзи после наступления темноты направил разведывательную группу провести разведку в том районе, но бдительность советских передовых постов снова не позволила провести тщательную разведку позиций противника. Разведчики доложили, что у противника на высотах Боза как минимум цепь стрелковых ячеек, и, возможно, советская оборона там эшелонирована в глубину.

Хотя разведчики не могли этого знать, они обнаружили признаки еще одной перемены в советской тактике. Передовая линия противника была самым слабым пунктом позиции, обороняемой в ширину и глубину. Атакующие японцы с легкостью могли прорвать передовую линию, но после этого они натыкались на мощную оборону с огнем по перекрывающим участкам. Советская артиллерия также пристреливалась по этой передовой линии, и, как только японцы занимали эту линию, на них обрушивался артиллерийский огонь[112]. Японские разведчики, кроме того, слышали звуки работы молотков, лопат, пил и других инструментов, свидетельствовавшие о том, что советские войска строят новые укрепления. Согласно советским данным, частью их мер по введению японцев в заблуждение было использование мощных динамиков, передававших звуки работы инструментов[113]. Цели противника оставались для японцев неясными, но враг явно «что–то замышлял».

На основании сведений, полученных его разведчиками, капитан Цудзи доложил майору Кадзикаве, что противник, вероятно, готовит какую–то новую операцию. Чтобы нарушить планы противника, уменьшить бессмысленные потери японцев и таким образом сохранить боеспособность для будущих операций, капитан Цудзи просил разрешения Кадзикавы провести ночное нападение на советские позиции. Командир батальона дал разрешение, и Цудзи провел весь день, подготавливая ночную атаку. Солдаты обернули свои подбитые гвоздями ботинки соломой или сменили их на матерчатые туфли с резиновыми подошвами. Подсумки с боеприпасами набили бумагой для уменьшения шума, наполнили фляги водой и наточили штыки. Капитан Цудзи надел на спину перекрещенные белые пояса, чтобы солдаты видели его в темноте. Командиры взводов для узнавания в темноте надели по одному белому поясу[114]. В 22:00, пользуясь дополнительной маскировкой из–за начавшегося дождя, Цудзи повел свою роту, усиленную солдатами из других подразделений батальона, в ночную атаку на советские позиции. Цудзи шел в передовом отделении, за ним колонной следовали 1‑й и 3‑й взводы, 2‑й взвод, замыкавший колонну, служил резервом.