Климат и интервалы температур в районе Номонгана так же суровы, как и ландшафт. С июня начинаются очень жаркие дни, но ночи при этом холодные, почти как зимой. В июле и августе температура днем достигает 30–40 градусов по Цельсию, но по ночам резко опускается до 17–18 градусов. На эти месяцы приходится так же пик сезона дождей, и сочетание промокшей от дождя формы и холодных ночей добавляло проблем солдатам. Днем людей терзали москиты, чей аппетит удивлял даже закаленных ветеранов, а по ночам шумели сверчки. По утрам обычно появлялись густые туманы, но южный или восточный ветер быстро рассеивал их. В июне световой день длился более шестнадцати часов, в июле пятнадцать с половиной, в августе 13–15 часов[34].

Примерно один час рассвета позволял японским пехотинцам полностью видеть близко расположенные цели, но на расстояниях от 700 до 1000 метров (средние расстояния, на которых обнаруживались вражеские пулеметы и легкая артиллерия) наблюдение было очень затруднено[35].

Неосвоенность региона оказывала сильное влияние на основную стратегию, материально–техническое обеспечение и выбор путей сообщения. Операции Японской Императорской Армии зависели от железных дорог, так как считалось общепринятым, что крупномасштабные операции с использованием нескольких дивизий не могут проводиться за пределами 200-километровой зоны от крупной базы снабжения, расположенной на железнодорожной линии. Номонган находился примерно в 200 км к югу от базы японской армии в Хайларе, и в 750 км от ближайших советских операционных баз в Борзе (СССР) и Ондорхане (Монголия). Штабные офицеры Квантунской Армии, глядя на свои карты, предполагали, что крупномасштабные операции советских войск в районе Номонгана невозможны. Они считали, что огромные расстояния до ближайших советских конечных ж. д. станций не позволят Красной Армии сосредоточить значительные силы бронетехники, пехоты и артиллерии у Номонгана. Это, в свою очередь, означало, что советские войска в районе Номонгана могут быть представлены только 7‑й бригадой пограничных войск. 23‑я дивизия ожидала встретить только монгольские войска и слабые советские части. На основании этого предполагалось, что одной пехотной дивизии японской армии будет достаточно для успешного решения этого пограничного конфликта[36].

4‑й транспортный полк перевозит солдат по грунтовой дороге из Хандагая в Номонган, 2 июля 1939 г. От Номонгана к реке Халха грузовики двигались только по ночам и с выключенными фарами.

Дороги от японских конечных ж. д. станций шли к Номонгану с севера и юга. Северная дорога из Хайлара до Чаньчуньмяо, района сосредоточения японских войск в десяти километрах к северо–востоку от Номонгана, представляла собой неулучшенную грунтовую дорогу, пригодную для движения колесного транспорта. Он была полностью открыта для воздушной разведки и ударов с воздуха. Другой путь, из Хайлара через Каньчжурмяо, также был грунтовым и уязвимым для ударов с воздуха. Кроме того, между Чаньчуньмяо и Каньчжурмяо не было источников воды. На юге дорога протяженностью 65 км от конечной станции Хандагай до Чаньчуньмяо с началом сезона дождей в конце июня превращалась в болото. Хотя мощение дороги бревнами позволяло грузовикам проехать, около 2/3 (примерно 40 км) дороги был подвержено затоплению, и дорога могла быстро превратиться в трясину, в которой машины увязали по самые оси. Японская Императорская Армия использовала маршрут из Хайлара через Каньчжурмяо (последний использовался как промежуточный пункт и пункт сортировки)[37].

Солдаты отряда Ясуока вытаскивают увязший грузовик.

После того, как автоколонны снабжения достигали Чаньчуньмяо, они могли двигаться дальше на юго–запад по так называемой Номонганской дороге, также грунтовой, но позволявшей движение грузовиков и танков. Дорога шла на юго–запад через Номонган и на север от реки Хольстен, к мосту Кавамата через реку Халха. К югу от реки Хольстен не было значительных дорог, хотя и с севера и с юга район пересекали многочисленные тропы. В это враждебный регион полковник Ямагата вел свой отряд.

Ямагата надеялся окружить силы противника, занимавшие восточный берег Халхи, которые он оценивал в несколько сотен советских пограничников и монгольских кавалеристов. Пока часть японских сил численностью до роты наносила отвлекающий удар с фронта, батальон 64‑го полка должен был атаковать северный фланг советско–монгольских войск. Группа подполковника Адзумы, двигаясь параллельно отряду Ямагаты, должна была продвинуться впереди главных сил и блокировать мост Кавамата — единственный путь отступления противника. Подполковник Адзума был так уверен, что вражеские солдаты запаникуют при появлении японцев, что не взял с собой 37‑мм противотанковые пушки. Японцы ожидать встретить только легкую пехоту и кавалерию, но не танковые и моторизованные части Красной Армии.

К рассвету 28 мая группа Адзумы (220 солдат и офицеров) находилась примерно в двух километрах от цели, когда советские и монгольские пехотинцы в сопровождении десяти танков атаковали ее фланги. Обстреливать японцев начала и советская артиллерия с западного берега Халхи. У солдат Адзумы не было ни артиллерии, чтобы вести ответный огонь, ни даже шанцевого инструмента, чтобы окопаться, и им пришлось срочно копать неглубокие окопы в песке с помощью касок. Одновременно советские и монгольские войска атаковали батальон Ямагаты, не позволив ему прийти на помощь отряду Адзумы. К наступлению ночи у солдат Адзумы кончились боеприпасы. В довершение ко всему, почти все солдаты двух отделений подвоза боеприпасов из отряда Ямагаты, пытавшиеся под прикрытием темноты добраться до позиции Адзумы, были убиты.

29 мая 400 вражеских пехотинцев при поддержке 10 танков и артиллерии снова атаковали группу Адзумы. Подполковник Адзума, обнаружив, что его отряд оказался в окружении и потери продолжают расти, повел своих солдат в атаку в попытке прорвать окружение. Некоторым удалось вырваться, но самого Адзумы среди них не было — пуля советского пехотинца попала ему в сердце.

За два дня боя отряд Адзумы потерял 8 офицеров и 97 солдат убитыми и 1 офицера и 33 солдата ранеными, то есть потери составили 63 %. На следующую ночь, 30 мая, японцы без помех со стороны противника подобрали тела своих убитых товарищей. Генерал–лейтенант Комацубара на основании полученных по радио донесений, приказал оперативной группе возвращаться в Хайлар[38].

Ожесточенность боя, казалось, застала японцев врасплох. Например, японские солдаты были удивлены, что в карманах убитых монголов не оказалось ни еды, ни сигарет, а были только патроны и ручные гранаты[39]. Генерал–лейтенант Комацубара и штаб Квантунской Армии сочли, что бой завершился вничью, потому что полагали, что Номонганская пустыня не стоит дальнейшего пролития японской крови[40]. Однако участившиеся в начале июня сообщения о советской и монгольской активности в районе Номонгана не позволяли игнорировать этот пустынный район. В середине июня японская разведка обнаружила наращивание советских и монгольских сил на обеих сторон реки Халха. Кроме того, советские самолеты каждый производили разведывательные вылеты и прикрывали с воздуха советско–монгольские войска, производившие мелкомасштабные нападения на изолированные маньчжурские подразделения[41]. Сталкиваясь с такими все чаще повторявшимися инцидентами, генерал–лейтенант Комацубара, чья 23‑я дивизия отвечала за оборону района, запросил разрешения у командования Квантунской Армии «выбить нарушителей»[42].