Настя ни с кем не встречалась за эти три года. Не было у нее парней, хотя нельзя сказать, что не приглашали. Бывало. И со двора звали, и немногочисленные парни в институте оказывали знаки внимания время от времени. Да и на улице пытались с ней знакомство завязать пару раз. Но ей не до того. Не хотелось. И учеба, и секция, и тренер, о котором позаботиться надо, куда еще и парни какие-то? Да и не дрожало сердце ни от кого, даже если пытались знакомиться, не было жара в голове, в животе бабочки не порхали. Не задевал ее никто так, как Саша когда-то.

Но в тот момент — оглушило просто: и жаром, и дрожью, и “бабочками”. “Мурашками” по всему телу. Словно впервые этого человека рядом с собой заметила, всем своим существом прочувствовала. Да так, что она замерла, взбудораженная и потрясенная этими ощущениями, про которые уже и позабыла, как-то.

Валера же тогда неверно ее ступор понял, и отстранился. Извинился даже, серьезно и с грустью в глазах, сказал, что не будет навязываться и Настя не должна считать, что она обязана в чем-то идти ему навстречу, если у самой желания нет. Хотя он очень серьезно к ней относится и бесконечно дорожит Настей, и хотел бы… Но не будет давить или…

Сказал это все, развернулся и пошел в сторону, ее же, вроде как, уже довел до подъезда. Настя тогда еще минуты две стояла, как зачарованная, чувствуя, что щеки горят и сердце в груди колотится. Живой себя почувствовала, так непривычно остро… И смаковала эти ощущения, которые успела позабыть… Или и не испытывала еще?

Такие сильные, такие оглушающие эмоции! Не помнила таких. Взрыв в сердце, в голове, в животе…

Смотрела в напряженную спину удаляющегося Валеры.

А потом, вдруг, как поняла, что он сказал, и что подумал из-за ее ступора…

Впервые в жизни Настя кричала на весь двор. Заорала тогда просто так, что птиц вспугнула своим криком:

— Валера! — и впервые позволила себе назвать его только по имени.

Бросилась за ним, как сумасшедшая, вдруг поняв, что не хочет его отпускать. Ни за что на свете. Что дорог для нее этот человек. И не потому, что всегда помогал и поддерживал, а потому, что и сама Настя беспокоится и думает о нем, ночами волнуется, просто не отслеживала этих мыслей. И счастлива около него. Да, иначе, чем с Сашкой рядом счастлива была, без того дикого тремора и эйфории… Но и глубже, как ни странно, мощнее, уверенней и в себе, и в этом человеке.

Догнала, потому что Валера все же остановился и повернулся к ней. Навсегда Настя запомнила то выражение в его глазах. Такого взрослого, как ей казалось тогда, такого серьезного и уверенного в себе мужчины. Ни у кого не видела такой надежды во взгляде и опасения, и попытки спрятать это все, чтобы не разочароваться, вдруг, если ложная надежда. Ни у кого из взрослых. Только у детей из того же приюта, наверное. И такую любовь к ней, светящуюся в его глазах при всем этом, что у Насти дыхание перехватило.

Подлетела к нему, и сама неимоверно крепко ухватилась за шею Валеры, заставив тренера пригнуться, подхватить ее. И сама же к его губам прижалась, целуя может и не особо умело, потеряв практику точно, но искренне и со всем тем чувством, которое осознала наконец, к этому невероятному мужчине.

Валера не долго сомневался. Обнял с такой же силой и сам принялся целовать. Да с такой страстью, что Настя и не ощущала еще, зажигая и ее в ответ, заставляя вспыхивать. Тогда Настя впервые поняла, что любовь зрелого и состоявшегося человека очень сильно отличается от юношеской пылкости. Не обдумала, не осмыслила, просто осознала эту мысль. Да и не до размышлений ей в тот момент было.

Тем вечером Валера впервые остался у нее, и никогда после Настя об этом не жалела. Теперь они часто оставались друг у друга. Валера вообще уговаривал ее полностью переехать. Да Настя почти и жила у него, если откровенно, наведываясь домой одни-два раза в неделю. Но все же, почему-то не могла до конца пойти. Не решалась. И не думала, вроде, а все ей казалось, что слишком хорош Валера для нее. Чем больше жила с ним, тем больше влюблялась в этого мужчину: невероятного, доброго, искреннего, внимательного. И тем больше поднимался из каких-то странных глубин ее души страх, который когда-то посеяли там слова тети Наташи… А что, если и Валере она мешает в чем-то? Если он лучше найти мог, встретил бы кого-то, более достойного, чем она, сирота без роду и племени, которая только и приносила ему хлопоты и проблемы?

Боролась Настя с этими страхами, а победить не могла. Казалось ей, что если бы Бог дал им ребенка, наверное, Настя перестала бы бояться. Хотела очень, даже молилась об этом, хоть и не была особо приучена ходить в церковь. Так, в последние годы жизни помогала ходить туда бабушке Ане. Но никак не могла забеременеть.

Вот страхи и не проходили, а закостенели в ее душе. И хоть Настя очень любила Валеру, так и не решилась ни разу принять его предложение или до конца переехать. Глупо, наверное. Да что там, сама иногда понимала всю дурость этого суеверия. Но ведь не могла же забеременеть все эти двенадцать лет, что они были вместе.

А Валере о своих страхах сказала честно. Он сначала смеялся и пытался ее переубедить. После же сказал:

— Я тебя люблю. Мне для этого никаких знамений не нужно. Будет у нас ребенок — я счастлив. Не будет, мне и тебя, солнышка моего светлого, для счастья достаточно. С головой. И не выдумывай, Настя.

И она с ним была счастлива, очень сильно.

А тут, вдруг, такая неожиданная и почти фантастическая встреча с Сашей!

И взгляд Верещагина на нее… Такие странные ощущения и эмоции… Что-то светлое и доброе, как ностальгия о юности. Но и тревожащее, беспокоящее. И какая-то тяжесть в груди, словно вновь только с тетей Наташей разговор окончила… Странная смесь чувств. Она им ни названия, ни осмысления сейчас дать не могла. Да и не надо, наверное. Лучше детей передать воспитателям и вернуться домой, за тетрадями. И к Валере поехать. Он же ждать будет. А ей хотелось его обнять, и плечи размять. Видела во время тренировки, как растирал затылок. Думал, что незаметно, наверное, старался нее скрыть, но Настя приметила…

знала, что устал.

А то, что руки трясутся до сих пор и сердце в груди колотится — это пройдет. Это от неожиданности и усталости просто. От воспоминаний, которые нежданно нахлынули.

Он стоял перед старым домом и не верил глазам, если честно, что это здание еще не разрушилось. И не изменилось, почти. Потрепанней только. Да деревья стали раскидистей во дворе. И лица всех, проходящих мимо людей — незнакомые.

Она живет здесь? Все еще в этом доме?

Хотя, неудивительно, наверное. Видимо, старая соседка, баба Аня, оставила все свое имущество приемной “внучке”. А Настя, работающая учительницей в младших классах, сомнительно, чтоб могла себе позволить менять жилье слишком уж часто.

Что он здесь делает? Зачем приперся?

Верещагин понятия не имел. Но и ничего не мог с собой поделать. Удивился, когда узнал адрес у директора Дворца Спорта, наплел историю о том, что хочет посмотреть на тренировки этой секции, возможно, как-то помочь. Организовать фонд… Но все это на уровне допущений пока, неопределенно. Хотелось бы больше узнать, с руководительницей их поговорить…

И директор клюнул, рассказал, что это тренировалась не основная секция, а дети из приюта. Что такая группа у них уже много лет существует — детище Валерия Федоровича и Анастасии Ивановны, которые всю душу в этих сирот вкладывают. И многим, действительно, помогли же! Путевку в жизнь и спорт большой дали. Вот кому-кому, а этим ребятам помощь бы не помешала точно. Они всегда спонсоров ищут…

И директор без сомнений поделился с ним и номером телефона Насти, и ее предположительным адресом. Хоть и намекнул, что Анастасия Ивановна может проживать и по другому адресу, снабдил и номером тренера. Да и Верещагин успокоил, что только позвонит. Хотя, не смог. Смотрел на ее номер, да так и не набрал. А из ее разговора с тренером, может и ошибочно, конечно, предположил, что она сейчас как раз домой за тетрадями и собралась. Вот и рванул сюда.