А Верещагину смешно стало. Не по злому. Просто он уже совсем к иному привык. И доходу, и уровню жизни, и к границам. Не географическим. Материальным. И ее слова про их зарплаты, про их потребности… Такие безыскусные. Такие ему простые показались. И захотелось ей объяснить, что хотеться многого может. И иметь можно столько, сколько Настя себе даже представить не в состоянии сейчас. Просто она не задумывалась, наверное, из-за всех своих забот и дел, чего желать может.

— Да, вижу, что у вас денег — хоть лопатой греби, — хмыкнул Верещагин. Но без сарказма. Посмеиваясь.

Отставил свою чашку и, перестав раздумывать, протянул руку, ухватив Настю за плечо. Она вздрогнула. Удивленно вскинулась, уставившись на него. А он, и сам не до конца понимая, зачем и что делает, пальцами коснулся ее щеки. Погладил, едва касаясь.

Настя растерянно нахмурилась и отступила немного. Рука сжалась сама собой. Не желал ее отпускать, вдруг понял. Но и не удерживал. Позволил отойти.

— Саша? — как-то смущенно и неуверенно переспросила она. — Так что ты по секции думаешь? — уточнила Настя, отставив свой чай.

Ни черта он в данный момент не думал об их секции! На нее пялился и с места сойти не мог. Но и говорить это — не лучшая идея, по ее испуганным и насторожившимся глазам понял. Хотя, вспыхнувший румянец на ее щеках и порхающие просто ресницы, из-за того, как она часто моргать стала, чуть севший голос Насти — ему это все в голову ударило, почти как азарт от игры. И кровь по сосудам погнало с силой.

Только Настя отошла еще немного к двери, словно опасаясь.

— Хорошее дело придумали, — откашлявшись, кивнул он. — Я хочу помочь. Надо будет завтра как-то это оформить. Может, с нотариусом обсудить. Или я позвоню своему поверенному. Вроде фонда что-то создать для детей этих, — постарался сосредоточиться на том, зачем и пришел сегодня, вроде бы.

А про первопричину всего уже и забыл. И в голове даже не «щелкнуло» ничего. И неинтересно сейчас было, что случилось шестнадцать лет назад. Плевать! А вот чего хотелось, так это подойти и ее поцеловать. Прямо сейчас. Он даже вперед двинулся. Но Настя словно ощутила то, что в нем вдруг забурлило, накатило, и сама поспешила с места сойти.

— Пошли, на тренировку посмотрим, да? Уже началась. И дети обрадуются, когда тебя увидят! Ты же герой! Звезда, — снова затараторила она, выходя в коридор. — Мы будем очень благодарны, если ты поможешь этим детям и секции, Саш, правда! — с чересчур уж сильным воодушевлением заявила Настя, оглянувшись через плечо. — Идем? — замерла в трех шагах от него.

Здраво, наверное. Непонятно, чем его накрыло. Вроде попустило немного из-за ее смущения и настороженности. Верещагин кивнул, неловко растерев затылок рукой.

— Пошли, посмотрим на тренировку, — согласился он.

В зале над катком стоял гомон. Родной и привычный Верещагину. Словно в крови его эти звуки жили: скрип и хруст льда под коньками, глухие удары игроков друг о друга, окрики, наставления, свисток тренера, возмущенные споры, возгласы родителей, поддерживающих своих детей. Каждый раз, как заходил на каток — словно дышать иначе начинал, будто встряхивался.

Не сумел сдержаться. Любил это все. И сейчас — улыбнулся, несмотря на полный сумбур в голове из-за непонятной ситуации, случившейся в коридоре по дороге. Настя вон, от него подальше держится и как-то сжалась вся, оглядывается чуть ли не с опаской. Видимо, не понимает, что ему в голову ударило? А Саша и сам бы ответить на этот вопрос не смог.

Какого черта полез к ней?

Вроде бы спокойно вышли из кабинета, обсуждая группу, на тренировку которой сейчас и шли. Разговаривали нормально. Эти ребята, не из приюта, обычная команда, занимающаяся в секции уже около трех лет. Настя рассказывала о сильных и слабых сторонах парней, о чаяниях их родителей, волей-неволей заставляя Верещагина снова и снова вспоминать собственную юность. Уж больно знакомы ему были все эти эмоции и страхи, про которые Настя говорила в данный момент. А она еще и так непосредственно, так эмоционально делилась своими волнениями о детях! Ведь и не ее подопечные уже, а знала о каждом парне столько, что ясно становилась: живет этой секцией и всеми ее воспитанниками не меньше, чем и тренер. Верещагин в уме просто дивился тому, до чего странно жизнь распорядилась и сложилась.

И тут, повернувшись, чтобы глянуть на него во время своего рассказа, споткнулась, словно ногами запуталась. Он протянул руку, ухватив ее под локоть, чтобы поддержать. Это непроизвольно, само-собой вновь вышло, совсем как пару часов назад на улице. Только в этот раз Верещагин ее на себя потянул. Горячей волной накатило то самое дурное желание, что в кабинете недавно тело выкручивало неясно сильной потребностью ее поцеловать. Но он пытался оставаться разумным.

— Странно, правда, Стася? — спросил Верещагин, при этом крепко держа ее в своих руках, зачем-то вглядываясь в удивленно-распахнувшиеся глаза. — Жизнь так интересно сложилась, не думала? Кто б предугадал, что ты с этой секцией настолько связана окажешься, когда за меня болеть первый раз пришла?

Нормальный вопрос, в принципе. У них весь вечер воспоминания всплывали, как-никак. Не продолжай он при этом обнимать ее. Да еще и так крепко. Не обхвати щеку ладонью. Не вглядывайся так в ее глаза.

Стася растерялась. Было очевидно, что она не ждала от него ни такого поступка, ни такого вопроса. Ее глаза удивленно распахнулись, глядя на него с опаской и немного встревоженно.

— Не знаю, Саш. Я не задумывалась об этом, как-то, — она попыталась податься назад, отстраниться.

Но он, и для себя не разыскивая объяснения этому, не позволил. Так и удерживал ее рядом с собой.

— Саш? Пошли на каток? Уверена, дети уже слышали о том, что ты тут появляешься в последние дни, и ждут, надеятся… — Возможно, она пыталась напомнить ему об окружающей действительности.

Но Верещагин, вообще непривычно для себя, утратил контроль. Его куда-то занесло, а куда именно, он и сам не ответил бы сейчас. Как и на вопрос о смысле совершаемого. Его несло, будто шайбу на льду. А причины такого — не вызывали в данный момент внутреннего интереса.

— А ты, Стася? Ты ждала все эти годы? Надеялась на встречу со мной? Вспоминала? Или забыла? — прошептал он, наклонившись ниже к ее лицу.

Ее глаза, кажется, распахнулись еще больше. И на щеках вспыхнул какой-то лихорадочный румянец, который он ощущал ладонью. Дыхание сбилось. И Настя прикусила губу.

Господи! Она и понятия не имела, какой эффект это оказало на него, однозначно! И они одни посреди пустого коридора…

— Саша. Я действительно не думаю, что это — стоящая тема для разговора, — тихо начала Настя. — Я очень рада, что ты достиг всего, о чем мечтал и, разумеется, я помнила о тебе всегда. Но не думаю, что нам стоит сейчас, вот так, об этом говорить…

Стася снова постаралась высвободиться из его объятий, только теперь гораздо настойчивей и упорней. Еще немного — и это станет напоминать борьбу.

Но в Верещагина словно бес вселился. И вместо того, чтобы услышать доводы разума, он передвинул ладонь, обхватив затылок Насти, зарылся пальцами в ее волосы.

— Знаешь, Стася, хотел этого с первой минуты, как тебя вчера увидел, — забыв уже о своем вопросе, тихо признался он.

И наклонился, прижавшись к губам Насти, которые удивленно приоткрылись.

Его словно током ударило! Взбудоражило всего. Будто окунуло в то время, когда еще ни проблем серьезных не было, ни давящих на плечи вопросов и обязательств. И казалось, что нет невозможного, на все способен, любые горы свернуть ему по силам! Ее запах, почти не изменившийся за эти годы, ощущение кожи Насти под пальцами, ее губы, которые он целовал — все это одурманило Верещагина, на несколько секунд заставив забыть обо всем на свете.

Пока через этот морок до него не начало доходить, что женщина в его руках не совсем разделяет восторг Саши от происходящего. Настя, поначалу просто замершая, сейчас активно вырывалась. Просто он, привыкший и натренированный в потасовках на катке, держал очень крепко, даже не отдавая себе в этом отчета.