Мы с любопытством приглядывались к окружающему. Небольшие подъемы сменялись спусками, иногда под ногами хлюпала вода, но в общем тропа была сухой, и мы быстро шли вперед. Но вот послышался шум, и перед нашими глазами открылся живописный Чургимский водопад. Пропилив высокую гряду траппов, ручей мощным белопенным каскадом с высоты 10–12 метров низвергался в небольшое чашеобразное углубление и дальше спокойно струился среди нагромождения крупных камней. Выше водопада крутые берега постепенно снижались, и через каких-нибудь 200 метров Чургим становился обычным болотистым ручьем без ясно выраженной долины и русла. Мы полюбовались живописным водопадом, сфотографировали его, посидели на его каменистых берегах, напились светлой чургимской воды и пошли дальше.

В свое время заимка стояла на открытом месте у подножия горы Стойковича, оголенная поверхность которой была покрыта разновалом древесных стволов. Теперь вокруг пышно разросся густой лес, и заметить заимку можно только с расстояния в несколько десятков метров, настолько густы окружающие заросли. Сначала мы увидели небольшой, хорошо сохранившийся лабаз, стоящий на столбах. Затем показался большой барак — общежитие рабочих и наконец изба-пятистенка, в которой жил и работал сам Кулик. В стороне приютилось небольшое строение, в котором в свое время жил Янковский. В бараке-общежитии сохранились проржавевшая печь, нары, полки и два небольших, грубо сколоченных стола. На полу валялись разбитые ящики и разный мусор. На стене сохранился плакат 20-х годов: добрый молодец в белой рубахе и синих посконных штанах, обутый в лапти, накладывал в тачку кирпичики торфа из разрабатываемого карьера.

С некоторым трепетом мы подошли к избе Кулика. Со скрипом отворилась деревянная тяжелая дверь, и на нас пахнуло могильным холодом. Сквозь два узеньких оконца скупо просачивался дневной свет. Внутри царил неимоверный хаос. В первой комнате, своего рода сенцах, разбросаны разбитые ящики, разные доски, тут же старый дождемер, клетки для птиц, отдельные части болотного бура Гиллера, разные пузырьки и склянки. Вторая, большая комната носила явные следы злонамеренного разграбления. Пол был завален бумагой — преимущественно метеорологическими формами. Под ногами хрустели раздавленные пузырьки и патрончики с проявителем и фиксажем. На двух маленьких столиках были кучами навалены битые фотопластинки марки «Ред стар», разбросана рваная фотобумага, валялись склянки, пробирки, медные детали каких-то разбитых, исковерканных приборов.

Все это произвело на нас крайне угнетающее впечатление. Стало обидно за Кулика. Он мечтал о том времени, когда сюда со всех концов страны будут приезжать люди, чтобы взглянуть на места, где упал гигантский метеорит. Мечтал о том, что здесь будет музей, в котором любовно соберут все, что относится к истории поисков этого метеорита. И вот вместо этого следы пребывания какой-то дикой орды, причем следы недавние. Еще в 1953 году Флоренский застал избу и все находящееся в ней в полном порядке.

Подавленные, мы вышли из темной, мрачной избы. Снаружи она выглядела веселее: со всех сторон к ней подступали густые заросли тонких молодых березок, образующих непроходимый заслон. Наружные стены избы были сильно обуглены — следы былого пожара. Хорошо сохранилась деревянная тесовая крыша.

Больше всего порядка было в маленькой избушке, в которой жил когда-то Янковский. Внешне она выглядела полным инвалидом: покосившиеся, почерневшие стены, оторванная дверь, но зато внутри на нарах в полном порядке лежали детали бурового оборудования — трубы, коронки, буровой инструмент, все хорошо смазанное и вполне пригодное для работы.

Осмотрев хижины, мы отправились на знаменитую Сусловскую воронку, которую Кулик считал метеоритным кратером и из которой с таким трудом была спущена вода. Поверхность воронки вновь затянуло мхом, и она приняла первоначальный вид. Траншея была почти незаметна, стенки ее обвалились и густо заросли молодым березняком. В центре воронки торчал знаменитый пень (а может быть, это и не он?), виднелись какие-то палки и росла березка.

Неподалеку от края воронки возвышалась небольшая торфяная куча.

Пока Янковский с Зоткиным и Заплатиным кипятили рыжую болотную воду, занимаясь приготовлением чая, мы с Емельяновым поднялись на вершину горы Стойковича, у подножия которой стоят избы. Склоны горы густо поросли молодым лиственничным лесом, среди которого беспорядочно разбросаны стволы старых, сухих деревьев. Здесь, так же как и около заимки, нет следов ориентированного вывала. У вершины из-под мохового покрова там и тут виднеются небольшие выступы коренных пород — траппов. Мы взяли на вершине почвенную пробу и спустились к заимке, где нас ждал горячий чай.

«Юбилейную» дату — 50 лет со дня падения Тунгусского метеорита решено было отметить торжественно. Накануне этого дня любители рыбной ловли отправились на реку с намерением поймать свежей рыбки. Флоренский с Палеем пошли вниз по Хушме, Егор Малинкин и я — вверх.

— Захватите ружье, Борис Иванович, — сказал Егор. — Авось попадется какая-нибудь дичь — уточка, рябчик, а быть может, даже глухарь.

Я отверг робкую попытку Егора превратить меня в браконьера и оставил ружье в бараке.

Не успели мы пройти нескольких десятков метров, как раздался треск ломаемых сучьев, и из густых зарослей на галечную отмель стремительно выскочил красавец лось. Увидев нас, он так резко остановился, что из-под его ног во все стороны полетела галька. От неожиданности мы замерли на месте.

Глядя на нас, лось с полминуты стоял в полной неподвижности, высоко подняв увенчанную рогами голову, раздувая ноздри и кося большим черным глазом. Он стоял боком метрах в сорока от нас. Будь с нами ружье, застрелить его не представляло бы никакой трудности, тем более что у нас было на это право: находясь в Красноярске, мы на всякий случай взяли лицензию на отстрел лося. Вдруг лось сделал громадный скачок и исчез в кустах. Мы оторопело смотрели ему вслед. Откровенно говоря, я был даже рад такому исходу. Жаль было лишать жизни такое большое, красивое животное, тем более что продуктами мы были вполне обеспечены.

Наступило 30 июня. Из сокровенных запасов были извлечены хранившиеся для этого случая деликатесы: копченая колбаса, семга, чеснок и прочие яства, столь необычные для таежной обстановки. Наши девушки занялись праздничным обедом. На первое был приготовлен самый настоящий борщ со свеклой, капустой и другими овощами, заправленный салом и сырокопченой свининой, на второе жареная рыба с картофельным пюре, на третье компот с лепешками, выпеченными по эвенкскому способу. На столе появились припрятанные специально для этого дня коньяк и шампанское. Был также изготовлен «таежный ликер» из спирта, воды, сахара и клюквенного экстракта.

За шумным и веселым обедом было произнесено немало речей и пожеланий. Потом мы всей компанией отправились к Чургимскому водопаду, захватив бутылку с шампанским. Опустошенная бутылка с кратким описанием этого торжественного события была запрятана среди камней высоко над водопадом.

На следующий день начались сборы в трех-четырехдневный маршрут. Флоренский с Зоткиным, Кучаем и проводниками, забрав оленей, намеревались исследовать западную часть прилегающего к котловине района с заходом в бассейн правого притока Хушмы — речки Чавидокона. Андрей хотел показать там «подозрительные» ямы, которые, по его мнению, «сделал метеорит». С ними вместе решил отправиться и наш кинооператор Заплатин.

Янковский, Юра Емельянов и я должны были провести маршрут по восточному полукольцу холмов, опоясывающих котловину, и осмотреть также северную часть района. Встреча обеих групп намечалась около озера Чеко.

Несколько человек оставались на базе. Им предстояло немало потрудиться над обработкой собранных почвенных проб.

К двенадцати часам дня сборы были закончены, и мы, распростившись с нашими товарищами, отправились в путь. За плечами у каждого висел объемистый рюкзак весом не менее 30 килограммов. По крутому склону мы поднялись на вершину невысокого водораздела, ограничивающего с юга центральную котловину, и зашагали по ее каменистой поверхности, внимательно присматриваясь к окружающему.