Джон перехватил гаечный ключ и докрутил последний болт на стартерном двигателе старенького Chevrolet. Только после этого он вытолкнул себя из-под грузовика. Он пошел в подвальный, чумазый, обитый плиткой туалет и полил холодную воду на поврежденную руку.

— Ебаная дрянь! — сказал он громко, пока вода смывала отжившие свое ткани с костяшек.

Он взял почти пустой тюбик со ржавой полки над раковиной, наложил остатки мази на пальцы и сделал повязку на каждую из ран.

Джон взглянул на часы: пятнадцать минут седьмого. Он решил, что рабочий день закончился, закрыл мастерскую и прошел два здания до бара. Когда он толкнул дверь, восемь или девять пар глаз устремились на него. Бармен сразу начал наливать ему холодное пиво. Двое мужчин у бильярдного стола с вопросом, застывшим на лицах, в унисон сказали «Джон!», стоило ему сесть на стул напротив пенящегося пива.

Джон проглотил половину кружки в один глоток.

— Чемпион! — сказал один из игроков в бильярд.

— Не сегодня ребята, спасибо. Нужно поразмышлять кое о каком дерьме.

Люди у бильярда переглянулись, но оставили догадки при себе.

Джон сидел и смотрел на медленно исчезающую пену в пиве. Почти тридцать лет он жил, как жили его соседи: охотился на оленей в лесу, ходил на барбекю каждый год все лето, отпускал глупости про «этих чертовых зеленых» и в целом считал себя одним из старых добрых парней. Но в последние несколько месяцев его начали здорово тревожить новости, которые он смотрел по ТВ.

Он бы никогда не подумал, что причинение боли животному — это хорошо. Когда он стрелял в оленя, он был уверен, что попадет точно в цель. Когда он покупал говядину, он знал, что она поступила с местного ранчо; он бы никогда не взял мясо из гадюшника под названием скотобойня, какие он наблюдал за окном машины, едучи по шоссе в Де-Мойн. Стейк попросту не стоил таких страданий.

И чем больше он думал об обезьянах, пристегнутых к стульям, тем большее беспокойство испытывал. Он не мог представить себе, насколько бездушным человеком нужно быть, чтобы экспериментировать на животном, смотрящем тебе в глаза. Его волновал тот факт, что чертово правительство платило за это богом проклятое дерьмо. И чем больше он тревожился, тем больше злился.

— Я безумно зол, — медленно проговорил он.

— Что стряслось, Джон? — спросил бармен.

— Все эти сраные Атаки на лаборантов.

— Они должны поймать этих ублюдков и перестрелять их в прямом эфире, а? — выразил мысль очень толстый человек, сидевший в трех стульях от Джона.

— Вся эта история просто пиздец, — отреагировал бармен.

— Я считаю, они должны прекратить эти треклятые эксперименты, — пророкотал Джон.

Комната погрузилась в гробовую тишину. Тощий коротышка в камуфляжной кепке, сидевший достаточно далеко, чтобы сейчас усомниться в надлежащей работе органов слуха, спросил:

— Что? Ты стал зеленым, Джон?

— Это сводит меня с ума, — сказал Джон и начал думать о том, как поставить оптический прицел на свое ружье.

Роб и Линди угнездились на ее темно-зеленом вельветовом диване с кошками, свернувшимися клубком на их коленях. Начались вечерние новости.

Музыкальное вступление. Говорящая голова 1:

— Сегодня мы отправляемся на Ближний Восток и изучаем разрастающийся конфликт вокруг Голанских высот.

Говорящая голова 2:

— Затем мы обратим внимание на ключевых участников в предвыборной борьбе за места в Конгрессе. Но сначала сегодняшние новости.

Камера сменяется, и Говорящая голова смотрит с экрана в упор:

— Этой ночью имела место очередная Атака на лаборантов, на этот раз в Бостоне. Дом доктора Джо Пайка, исследователя рака в Гарварде, забросали зажигательными бомбами. В момент нападения вся семья была дома. Пламя поглотило доктора Джозефа Пайка, его жену Матильду Хантингдон Пайк и их девятнадцатилетнюю дочь Саманту Пайк. Власти заявляют, что убийцы швыряли коктейли Молотова в переднее окно дома, в результате чего дом был быстро охвачен огнем. Мы передаем слово нашему корреспонденту нашего партнерского телеканала в Бостоне, WBTP.

На экране возник репортер. Одну руку он держал у уха, в другой был микрофон. Он стоял на фоне дымящихся руин. За его спиной было можно различить снующих пожарных.

Голос:

— Тед Оукли, вы меня слышите?

— Да, да, слышу, — и репортер посмотрел в камеру. — Как вы можете видеть, дом был полностью уничтожен. Соседи говорят, их разбудило то, что они описывают, как большой свист.

Говорящая голова 1:

— Извините, Тед, вы сказали «свист»?

— Да. Начальник пожарной команды сказал, что звук от воспламеняющегося бензина может быть довольно громким. Власти полагают, что в дом одновременно были брошены по меньшей мере четыре или, возможно, шесть винных бутылок с бензином. Власти не уточняют, сколько человек при этом участвовало в преступлении. Гейб?

Говорящая голова 1:

— Младшую дочь Пайка, четырнадцатилетнюю Бетани выписали из больницы. Ее забрали родственники. Власти говорят, она отделалась легкими ожогами.

Говорящая голова 2:

— Атаки на лаборантов разгораются. Заместитель директора Федерального бюро расследований и директор оперативной группы по защите ученых Томас Фейн с нами в студии, чтобы рассказать о том, что делают власти для стабилизации положения. Спасибо, что пришли, мистер Фейн. Расскажите, пожалуйста, чем занимается оперативная группа, чтобы остановить террористов.

Мистер Фейн:

— Всегда приятно оказаться здесь, Гейб. Позвольте начать с заверения в том, что мы работаем круглосуточно и хватаемся за любую зацепку. У нас большой штат, и все сотрудники анализируют каждую поступающую улику.

Голова 2:

— Сколько человек у вас работает над этим?

— Ну, это засекреченная информация, но хочу заверить вас в том, что ФБР выделило все необходимые ресурсы, и они обширны.

Голова 1:

— У вас есть какие-то зацепки по последней атаке?

— Есть, Кайл. И мы убеждены, что сможем задержать людей, ответственных за этот террористический акт.

— Вы можете объяснить, почему атаки продолжаются и учащаются, даже притом, что были проведены аресты, а правительство США делает все, чтобы защитить ученых и их лаборатории?

— Не секрет, Кайл, что когда атаки начались, их проводил один-единственный террорист. Как вы знаете, сейчас число нападений увеличивается за счет других убийц.

— Мистер Фейн, будет ли справедливо охарактеризовать атаки, как революцию?

— Ну, это довольно громкие слова, и я бы не хотел слишком тревожить ваших зрителей, Кайл. Наша оперативная группа располагает всеми необходимыми ресурсами, и мы уверены, что возьмем ситуацию под контроль в ближайшем будущем.

— Спасибо, мистер Фейн.

— Всегда к вашим услугам, Кайл.

Голова:

— Мы вернемся через 30 секунд.

Роб выключил телевизор. Они с Линди слушали мягкое мурлыкание Джиггерс, не говоря ни слова. Наконец, Линди сказала:

— Я считаю, это слишком опасно для тебя.

— Я занимаюсь опасными делами уже много лет, как ты знаешь.

— Да, занимаешься. Но риск впервые исходит от твоей собственной организации.

— Я тебе разве не показывал, как меня прошила пуля одного нашего новичка? Смотри, там до сих пор есть шрам, — сказал Роб, закатывая левый рукав.

— Миллион раз. И нет там никакого шрама. Будь серьезен. Ты знаешь, о чем я.

Роб слегка улыбнулся.

— Ты права насчет опасности, но неправа, считая, что это слишком рискованно. Меня не поймают; нас не поймают. Разве мы хотим неприятней?

Роб подъехал на своем невзрачном голубом «форде» к посту службы безопасности и показал охраннику удостоверение, как делал это тысячу раз до этого.

— Доброе утро, агент, — последовало стандартное приветствие охранника.

— Доброе. Изумительный день, а?

— Не то слово.

И ворота медленно открылись, впуская Роба в самое охраняемое учреждение США.