Когда настал вечер, Бубба покинул башню и облетел новую территорию. Прежняя, на острове, осталась довольно далеко, но Бубба мог бы иногда летать туда в сумерках, если охота не займет много времени. Он решил, что зимой, когда будет темнеть очень быстро, главной его пищей станут гуси, хотя, конечно, в серые, полутемные дни, когда трудно будет рассмотреть его на фоне серого неба, никто не помешает ему прихватить иной раз зайца или кролика — просто чтобы напомнить этим тварям о себе. А с наступлением лета он будет вылетать чаще — может, иногда случится и заночевать в лесу. Как ни хороши болота, на них не водятся кролики и зайцы, его любимая еда.

— Скажи, новая башня, могуч ли Бубба?

— Бубба — повелитель равнин.

— Да, я повелитель. Так должно быть. Мать гордился бы мной.

— Мать тобой гордится, Бубба.

Прошло семь дней, а Кувырок все не возвращался, и зайцы собрались на Букеровом поле у подножия своего тотема, чья единственная протянутая ветвь прочерчивала небо, как белая молния. Собираться на сходки в середине осени было не в заячьих обычаях — колония воссоединялась только к концу зимы, и те, кто не знал, в чем дело, недоуменно расспрашивали сородичей, а те, кто слышал о героическом предприятии Кувырка, еле успевали отвечать на вопросы.

На сходку явилось даже несколько кроликов — они, конечно, держались в сторонке. Среди них уже распространились рассказы о жизни Кувырка в кроличьей норе на большой земле. История отважного зайца-путешественника, попав в репертуар сказителей, украсилась живописными подробностями, и кролики хотели продолжения. Они чувствовали, что Кувырок принадлежит всем зайцеобразным, что его путешествия и приключения, мужество и отвага поднимают национальное самосознание и заставляют гордиться своим родом. Кувырок освободился из человеческого плена, перегнал борзых, прижился на равнинах и завоевал сердца зайцев и кроликов.

Тот факт, что все это случалось проделывать и другим зайцам как в прошлом, так и в настоящем, нисколько не принижал его заслуг в главах поклонников. Некоторым избранникам судьбы, одаренным мужеством и особым обаянием, суждено обрести ореол величия и надолго остаться в народной памяти. В жизни народа случаются исторические моменты, когда он отчаянно нуждается в героях, и все высматривают подходящих кандидатов, на которых можно возложить это бремя.

Кувырок не был одним из тех харизматических вождей, чье пылкое красноречие и пламенный взор неотразимо действуют на толпу. Он был трезв, рассудителен, умерен во всем, не слишком возвышался над остальными — на него можно было равняться, как на старшего брата, отца-защитника, надежного друга. Его отличала не пылкая и безумная отвага, но скромная и основательная храбрость. Он изобрел заячьи норы, спасающие от Убоища. Ему неизбежно предстояло превратиться в культовую фигуру, в легенду, в почитаемый образ идеального вождя, простого и доброго, у которого всегда найдется и мудрый совет для Лунной зайчихи, и ласковое слово для каждого зайчонка. Естественно, что такой герой бросил вызов чудовищу и пошел на гибель из чувства долга.

Народный герой должен быть понятен и близок, чтобы каждый мог представить себя на его месте. В то же время он должен явиться издалека. В своих родных горах Кувырок мог бы победить сто крылатых чудовищ и все-таки считаться не героем и вождем, а просто везунчиком. Его бы забыли уже в следующем поколении. Мелочная зависть и ревность тех, кто помнил его детство, помешала бы возвеличить его деяния. Трудно принимать всерьез зайца, которого помнишь малышом, спотыкающимся о собственные уши.

Здесь, на плоской земле, Кувырок привлекал к себе всеобщее внимание как чужак и пришелец, но в то же время не вызывал неприязни, будучи своим, близким. Никто не видел его первых неверных шагов под материнским присмотром, никто не смог бы вспомнить, как он, бывало, удирал в страхе от впервые увиденного червяка. Он явился сюда в расцвете мужества, мудрости, знаний. Никто не мог припомнить ему былых проступков, никакое пятно не марало его репутацию. Он побывал узником совести — его держали в клетке только за то, что он заяц. Если он поднимется в ранг великих, что вполне вероятно, — особенно если он претерпел мученическую кончину от когтей Убоища, — все будут говорить, что время, проведенное за решеткой, время глубоких раздумий и бесед с Высшим Существом, сформировало его характер. Историю его детства в горах сочинят заново, юность украсят какими-нибудь предварительными подвигами, а те, кто решится их отрицать, заслужат ярлык завистников и клеветников.

У Кувырка были все данные превратиться в национального героя.

Лунная зайчиха открыла собрание.

— Те из вас, кто живет поближе, — начала она, — возможно, слышали, что горного зайца Кувырка нет с нами уже несколько дней. Вы могли также заметить, что Убоище не прилетало в течение последней недели. Совпадение этих двух фактов не случайно.

Ровно неделю назад Кувырок обратился ко мне и изложил свой замысел — он задумал отправиться в поход и выяснить природу Убоища, чтобы мы знали, кто нас истребляет. Это было благородное и отважное решение. Сразу после нашей беседы горец отправился в путь.

К сожалению, он не вернулся, и нам приходится предполагать худшее. Но и Убоище перестало появляться в небе вечером и перед рассветом, и тут уж следует предположить лучшее. Похоже на то, что произошла битва, в которой чудовище потерпело поражение, но и заяц получил столь тяжкие раны, что не смог вернуться.

Зайцы, не зная, радоваться концу чудища или оплакивать гибель героя, издали нечто среднее между скорбным стоном и криком «ура!».

— Убийца больше не летает в нашем небе, — продолжала Догоника, — зато мы потеряли друга. Кувырок, храбрейший из зайцев, пожертвовал ради нас жизнью, и мы должны оплакать его и почтить его память. Помните, как он убегал от преследования? Он описывал при этом такую странную широкую дугу. Я предлагаю каждое лето, в конце брачного сезона, перед тем как разойтись по своим участкам, устраивать гонки его имени. Каждый из состязающихся должен будет описать такую же дугу. Это станет данью памяти героического зайца, отдавшего жизнь ради нашего блага.

И Догоника слегка склонила голову.

Через несколько мгновений она выпрямилась и добавила:

— Вот это я и хотела вам сказать. Можете возвращаться на свои поля, жизнь на которых теперь безопасна благодаря руководству выбранной вами предводительницы и ее верного горного зайца.

Закончив речь, Догоника присела у подножия тотема, глядя на расходящихся зайцев. Неожиданно к ней прыгнула Большеглазка и обвинила во лжи. Молодая зайчиха от гнева с трудом могла говорить.

— Вовсе не он это придумал! Он не хотел идти! Это ты его заставила!

Догоника нимало не смутилась.

— Но, Большеглазка, разве не лучше, чтобы он вошел в историю как самый самоотверженный заяц всех времен? Почему я должна приписывать себе часть заслуг, когда можно всю честь отдать Кувырку?

Большеглазка подозрительно посмотрела на нее.

— Так ты что, ради его памяти так сказала?

— Конечно! Другой причины нет! — Догоника держалась уверенно и твердо.

Большеглазке тоже не приходила в голову другая причина. Она была расстроена, взволнована и отчаянно скучала по Кувырку, с которым провела целый сезон. Несколько месяцев — большой срок для зайцев, и Большеглазка уже строила планы будущей семейной жизни. Конечно, Кувырок был ужасно недогадлив, когда дело шло о чувствах, которые питает к нему девушка, но с наступлением брачного сезона все наладилось бы само собой. Теперь с мечтами приходилось распрощаться. Большеглазка еще с прошлого сезона знала, что нравится Сильноногу и что он будет танцевать на снегу для нее. Но ей нужен только Кувырок… А где Кувырок? Он пропал, и ее горе десятикратно усугублялось тем, что она даже не попрощалась с ним как следует. Она рассердилась на то, что он простодушно позволил Догонике отправить себя в это гибельное путешествие, и в результате он так и не узнал, как Большеглазка к нему относится. Она позволила своему волнению и гневу испортить последние драгоценные минуты, проведенные вместе, и теперь казнила себя за это.