— Как невыносимо, просто по-человечески жестока жизнь! — грустно воскликнула она.

— Верно, — согласилась Лунная зайчиха. — Но что поделаешь, жить-то надо!

И тут Большеглазка вспомнила, что, говоря о Кувырке, Догоника все-таки не преминула подчеркнуть собственные заслуги. Охваченная гневом, она резко повернулась и ушла.

По дороге на свой луг печальная Большеглазка встретила ежиху, с которой была шапочно знакома. Большинство животных в этих местах знало Джитти, и многие ее избегали, побаиваясь ее неукротимого нрава. Но сегодня ежиха была настроена мирно и остановилась поболтать.

— Зачем вы собирались? — спросила она. — Никогда не видела заячьей сходки в это время года.

— Мы говорили об одном зайце. Это горный заяц, который поселился с нами после прошлого брачного сезона.

От волнения Большеглазка говорила с трудом.

— Ты про Кувырка, что ли? — удивилась Джитти.

— А ты разве его знала?

— Конечно, знала — то есть знаю! Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? Он что, умер?

— Кажется, да.

И Большеглазка рассказала ежихе об опасном поручении, о походе Кувырка на колокольню, о том, что Убоище перестало прилетать. Она не хотела выдавать своих чувств, старалась говорить спокойно и равнодушно произносить имя Кувырка, словно для нее он был всего лишь одним из многих парней, а не единственным.

Когда она замолчала, Джитти сказала:

— Вижу, ты его очень любишь.

Большеглазка смутилась:

— Да нет, с чего ты взяла?

— Это слышно в каждом твоем слове! Я думала, что вам, зайцам, не положено выбирать друг друга до весны. Кажется, весной ваши парни обязаны драться? Или что-то в этом роде, столь же варварское. По-моему, это ужасно глупо. Но разве не правда, что вам полагается ждать до тех пор?

— В общем, да, по старинным обычаям. Только в наше время не все определяется дракой. Большинство пар заранее решает, кто с кем хочет быть. В самом деле, какой смысл идти с парнем, если ты его терпеть не можешь, верно?

— По-моему, верно, но кто я такая, чтобы вас учить? У вас своя культура, свои обычаи. Конечно, другим видам они могут казаться чудными.

— Ну вот, и во время танцев на снегу парни заводятся и начинают драться — друг с другом и с нами иногда тоже, но мы стараемся сдерживаться, потому что мы сильнее и можем их покалечить. Если два парня — а бывает, и больше — хотят одну зайчиху, а ей более или менее все равно, с кем идти, тогда им, естественно, приходится решать дело дракой…

— Очень естественно! — саркастически вставила Джитти.

— …Но если соперников нет, или зайчиха твердо знает, кого она хочет, тогда дерутся просто так, для удовольствия.

— Ну, а если ты знаешь, кого хочешь, а другой парень все-таки решает всерьез за тебя драться?

Большеглазка пожала плечами:

— Тогда делать нечего, драться придется, но я никак не буду поощрять соперника Кувырка, а без поощрения зайчихи выиграть драку очень трудно. Так, во всяком случае, у нас считается.

— А что если все-таки победит другой парень? Кувырок-то ведь мелковат по сравнению с другими. Вдруг соперник его побьет?

— Пусть только попробует побить! Я ему башку снесу! — проворчала Большеглазка.

Джитти насмешливо поджала губы.

— Понятно! Вот, значит, что у вас называется поощрением. Так-то, конечно, Кувырок может победить.

— Да только пустые это разговоры! — вздохнула Большеглазка. — Кувырка не вернуть!

— С чего ты взяла?

— Что? Что разговоры пустые?

— Нет! С чего ты взяла, что его нет в живых?

Под строгим взглядом ежихи Большеглазка смутилась:

— Но всё ведь об этом говорит, разве нет?

Джитти фыркнула:

— Что всё? И что это «всё» говорит? Мы знаем только одно: Кувырок до сих пор не вернулся. Ну и что? Если он погиб, где его тело? Или хотя бы клок шкурки? Я бы на твоем месте погодила вычеркивать его из списка поклонников. Этот горный заяц имеет привычку неожиданно объявляться, как раз когда думаешь, что с ним все кончено. Другого такого упорного зайца ты в жизни не встретишь. Мне просто стыдно за тебя… Как, говоришь, тебя зовут? Ах, Большеглазка? Так вот, Большеглазка, раз уж ты влюбилась в эту голубую шкурку, набитую упрямством, так по крайней мере имей немножко веры.

— Но ведь Убоище…

— Если хищник не появлялся в последние дни, из этого никак не следует, что оба погибли в жаркой схватке. Как ты это себе представляешь? Ты серьезно думаешь, что Кувырок полез в драку с гигантской птицей или летучей мышью или кто оно там такое? С чудищем, в десять раз больше себя, с когтями и громадным клювом? Возможно, он и храбрый заяц, но не круглый же он дурак, в конце-то концов! Кувырок убежал бы от Убоища, как и всякое существо с каплей разума в голове!

В груди Большеглазки вспыхнула и затеплилась надежда, которой она не смела верить. Эта ежиха, кажется, очень хорошо знает Кувырка — даже лучше, чем она сама. Вдруг Джитти права?

— Но если он не погиб, где же он?

— Что ты глупости спрашиваешь! Почем я знаю? Во-первых, не исключено, что он и в самом деле погиб, хотя я не поставила бы на это ни одной своей иголки. Скорее всего, где-то затаился, а чудище ходит вокруг и точит на него когти. Говорю тебе, я знаю этого парня — такие, как он, обычно выживают. Там, где он жил раньше, водились золотые орлы — не один орел, а, может, полдюжины. Они летали у него над головой каждый день. А еще там шастали какие-то дикие кошки! И лис при этом никто не отменял. Да если здесь есть хоть один заяц, который может плюнуть чудищу в самую рожу и уцелеть, то это только он, Кувырок.

Ладно! Приятно было с тобой поболтать, но мне надо искать место для зимовки. Скоро похолодает, мне придется заснуть, и надо выбрать укромное место, где не шляются ни лисы, ни барсуки, проклятие их черным душам, житья от них нет… Так что пока, зайчиха! Главное, сохраняй голову на плечах. Все имеет две стороны — получше и похуже. Пока у тебя нет точных данных, не надо ждать худшего. Может быть и так и эдак. Ладно, хватит болтать, будь здорова!

И ежиха поспешила прочь, а Большеглазка осталась со смятением в душе.

У зверей и птиц есть поговорка, которая, скорее всего, идет от уток и гусей: если действительно некий Творец создал этот мир, а потом опочил от трудов, то для отдыха Он, конечно, выбрал эстуарий — устье большой реки, впадающей в океан.

Место встречи двух водных миров, пресного и соленого, — это край, где царит безмятежный покой. Главный нарушитель покоя — человек, но в эстуарий, как и на горные вершины, ему не так легко пробраться. Обычно здесь слишком мелко, чтобы могла пройти лодка, слишком топко, чтобы идти пешком, и вообще человеку нечего делать среди болот, затопляемых то пресной, то соленой водой. Человек бродит по краю таких мест, а сердце эстуария остается незапятнанным его присутствием. Здесь, где река смешивается с морем, в мириадах видов и форм расцветает жизнь.

Вода здесь располагается слоями — внизу слой соленой воды, повыше — слой пресной, более легкой, а между ними промежуточный, слегка солоноватый. Слои перемещаются и меняют концентрацию соли в зависимости от приливов и отливов. Каждому из трех типов воды соответствует свой тип растительности, птиц, насекомых и рыб. Те, кто предпочитает пресную воду, располагаются выше по течению, любители солененького — ближе к морю, а те, кто придерживается умеренных вкусов, — посередине. К ним относятся креветки, крабы, кефаль, бычки, колюшка и многие другие создания.

На заболоченной земле у самого края воды растут камыши и высокие травы. Плодородная пампа вокруг эстуария привлекает фермеров, но не годится для застройки, слишком она зыбкая, — это буферная зона, разделяющая мир человека и царство животных.

В отличие от Кувырка, Торопыжка полностью оценила прелести эстуария и его сходство с родными краями. Кувырок видел в этих краях только окультуренную землю, где пейзаж формировался рукой человека, — в полную противоположность дикой первозданности горных склонов, где присутствие человека угадывалось только по изредка встречающимся пирамидальным нагромождениям камней[4]. Торопыжке нравились покой и безмятежность болот, тихая, полная тайны жизнь подводных течений и глубоких топей. Отлив обнажал простирающуюся до горизонта путаницу многочисленных речных рукавов и глубоких протоков.