Ольга по улице шла одиноко –
Сына из детского сада забрать.
Терзала нужда ее сердце жестоко –
Отцову фамилию сыну менять.
Слишком приметная. Да и не схожа
Теперь с материнской. Зачем всякий раз
Говорить, что вдовой была? Лёне Сережа
Не пожалеет фамилии – даст.
Чрез суд это надобно. Усыновленье –
Ей объясняли. Как лёгки слова,
Как тяжко предательское решенье!
Муж не простил бы ей – знала она.
Он так любил сына! Так им гордился!
А мальчику в школу, потом в институт,
В армию, может быть… «Не уродился ль
В купеческий род?» – тут вопрос зададут.
В детском саду уж и то смотрят косо.
Спасибо что взяли! Глаза у нее
Были такие, что ей и вопроса
Лишнего даже не задал никто.
Ее пожалели. Должно, догадались:
Родителя мальчика та назвала
Робко, но твердо – не отрекаясь,
Когда сына в сад отдавать привела.
В Москве слыли слишком известны когда-то…
«Ольга! – услышала голос чужой,
Мысли прервавший. – Да ты ли? Как рад я!»
Вздрогнула Ольга: кто это такой?
Навстречу ей шел человек незнакомый,
Плохо одетый. Хотела свернуть,
Ни слова не вымолвив, и по-иному
Продолжить намеченный к садику путь.
Любой незнакомец врагом ей казался.
Страх лютой гибели душу теснил,
Да не успела свернуть – поравнялся
И за руку Ольгу по-свойски схватил.
«Пустите! Не знаю вас!» – Вырвала руку. –
«Верно ли ты не узнала меня?
Были с тобою близки мы друг другу…» –
По тем лишь словам догадалась она. –
«И что?» – Ей хотелось сказать равнодушно.
Стоял перед нею любовник былой.
Весьма изменившийся нынче наружно,
Также обобранный новой страной.
Не помнила уж, сколько лет не видала.
Общих знакомых распался их круг
Давно, и судьбы его Ольга не знала.
Лицо выражало ее лишь испуг.
«Оля!» – Ей было весьма неприятно,
Что так фамильярно ее называл. –
«Мне нужно идти». – «Ты прости меня, ладно?
Дурак был и … Крепко тебя обожал.
Тебе никогда я не сделал бы злого…» –
«Всё давно в прошлом. Прощай». – «Погоди…
Оля, позволь еще молвить два слова…
Я знаю: вдова ты. Ко мне приходи.
Вместе жить будем. А?» – «Ты ведь женатый!» –
Отец его в юности ранней женил.
(Родитель в Москве фабрикант был богатый,
А сын при отце ловеласничал, пил.)
«Оля, жена от меня убежала.
Да не любил я ее никогда!
Экой же ты привередливой стала…
Раньше смущало ли, что есть жена?» –
«Я изменилась», – сказать захотелось
Вдруг всё, что выстрадать в жизни пришлось,
Чтоб стыдно глупцу за свою стало смелость.
В душе поднялась обжигавшая злость.
Он жив, а муж мертв. Сколько раз Ольге снилось,
Как в камере темной супруг умирал…
И чтоб после этого прошлым польстилась?!
Не ближе прохожего ей давно стал.
«Жив твой отец?» – задала вопрос краткий.
«Сама понимаешь… Быть может, живой,
Но чувствует сердце, что свидимся вряд ли.
И я был, где муж свои дни кончил твой». –
«Мужа не трогай! Да как же ты…» – «Вышел?
А вот загляни ко мне – всё расскажу». –
«Надеюсь, что больше тебя не увижу…
Минуты нет лишней – по делу спешу».
«Я, Оля, всё знаю: про младшего сына,
Вашего с мужем, про то, как живешь». –
«Откуда?» – «Да ты бы меня навестила…
Неволить не стану – не бойся. Придешь?
Здесь близко живу. – Ольга не отвечала,
Молча пошла вперед. – Виделись мы
С мужем твоим…» – В спину вдруг услыхала:
«Прочь, Оленька, прочь от него уходи».
Голос услышала мужа так ясно,
Будто бы он говорил с ней живой.
На чудо надежда в ней вспыхнула страстно.
Оглянулась, уж зная несбыточность той…
Любовник былой улыбнулся лукаво.
Не для него оглянулась она!
О встрече в тот день же Сергею сказала –
Тайны от брата иметь не могла.
Советовал ей позабыть. Виновато
Глядела на брата она своего:
«Разрушила жизнь твою». – «Это неправда.
У Нади я был». – «Как она?» – «Ничего.
Свыклась». – «Какой ты хороший, Сережа!
Мало мне руки твои целовать!» –
«Что ты… Отцу твоему много должен.
Рад случаю помощь тебе оказать». –
«Папа любил тебя…» – Вспомнила Ольга,
Что на руках у него умирал
Отец ее, чуждый Сергею по крови.
Сыном его тот своим воспитал. –
«И мама моя тебя очень любила…
Если б случилось мне бросить тебя
В беде, прокляла бы меня из могилы». –
«Надя… про Лёню… тебя поняла?» –
«Поплакала и поняла, не волнуйся.
Ты мыслишь правильно: нужно менять
Фамилию сыну, ему будет лучше
Сызмальства к новой – к моей привыкать». –
«Сережа!» – «Не мучь себя, Оля, не надо.
Ты никому не наносишь вреда».
Чтобы понять ее мысли, лишь взгляда
Было довольно Сергею всегда.
«Куда ты идешь? Темнота, уже поздно», –
Спросил ее. – «Нужно. За Лёней гляди,
Ладно?» – Заметил в глазах ее слезы. –
«Оля, – ей вслед закричал, – не ходи!»
С лестницы быстро, упрямо сбежала.
Час спустя кнопку дверного звонка
Робко рукою дрожащей нажала –
Была ноша просьбы ее нелегка.
«Не беспокойтесь. Всё будет, – ответил
Несмелым словам скоро голос живой. –
Нередко меняют отцов теперь детям.
Сам подсказать хотел шаг вам такой.
Никто не стеснит вас опасным вопросом». –
«Благодарю вас… Не будет мой брат
При этом замечен в связи с двоеженством?» –
«Ваш нынешний муж лишь однажды женат.
Жена его – вы». – «Знаю правду другую». –
«Забудьте о ней. Уж и церкви той нет,
Где венчан. Живете в эпоху иную!
Ольга Ивановна, дам вам совет:
Сергей Николаевич дорог вам?» – «Брата
Люблю в нем всю жизнь», – отвечала она. –
«Теперь вам иначе любить его надо». –
Вспыхнула: – «Но у Сережи жена!
Наш брак… недействительный. Мы разведемся:
Однажды до светлой поры доживем,
Когда вне опасности всякой проснемся
И сразу ж тогда за разводом пойдем». –
Ее собеседник словам улыбался. –
«До этой поры я не чаю дожить». –
«Вы… тоже в опасности?» – «Нет. Так сказался…
Отчего перестали мне “ты” говорить?» –
«Неловко». – «И верно. Что было то было.
Я не поверю, чтоб сводный ваш брат,
Рискуя собой ради вас, не любил вас». –
«По страсти одной лишь добро ли творят?» –
«Он вам не родня, вы чужие по крови…
Может, чего-то никак не пойму?
Интеллигентские штучки мне внове». –
«Как женщину любит брат только жену». –
«Пусть так… Переменчиво сердце мужчины.
К супруге бывает? Беду наведет.
Свой брак, сделав правдой, двоих бы спасли вы,
Не то и вас сгубит, и сам пропадет». –
«Готова рискнуть. Я… храню верность мужу», –
Казалось интимным об этом сказать,
Словно свою наготу обнаружить. –
«Мертвого нет пользы мужем вам звать». –
«Данила Никитич, меня не поймете,
Я знаю. Прошу, извините меня
За беспокойство». – «Не раз вы придете». –
«А вам повредить не могу разве я?» –
«Всякое может быть, – не отпирался. –
Я … неформальный свой адрес вам дал.
Прописан иначе», – внезапно признался. –
«Разве так может быть?» – Не отвечал. –
«Если застать вам меня не случится,
Жена передаст вашу просьбу всегда.
Ей, как и мне, во всем можно открыться». –
Догадалась: – «Она… не совсем вам жена?» –
Взглянул тяжело: – «Жизнь юлить заставляет.
Лера – детей мать моих». – «Я прошу
Вновь извинить». – «Дом мой мало кто знает…» –
«Я вас поняла: никому не скажу».
Тайну другую она сознавала
Молча: правдивое имя его
Одна из немногих, в числе близких, знала,
Для чужих псевдоним был партийный давно.
«С усыновлением уж не тяните, –
Прощаясь, советовал. – Сводный ваш брат
В годы свои лишь обычный учитель?
В школе о нем хорошо говорят». –
«Кем ему быть?» – Ольга тут удивилась. –
«Сергей Николаевич не коммунист?
Быть в партии нынче б ему пригодилось». –
«Сережа от всякой политики чист». –
«Не воевал?» – «Нет. По зренью». – «Прекрасно!
А то если вдруг он не там воевал,
То вам своим мужем иметь бы опасно.
Удобной же парой швыряться б не стал». –
Ольга решилась: «Спросить я хотела,
Мог в заключении мужа встречать
Один человек?..» – Назвать имя успела,
Прежде чем разум велел замолчать.
«Было такое, – сказал неохотно
Данила Никитич. – К чему вам теперь?
О муже всё знаете». – «Может быть, что-то
Знать может еще…» – «Этот тип вёрткий зверь!
Отца своего оболгал он родного!
И… вышел свидетелем. Удивлены?» –
«Нет». – Ольга в душе ожидала такого. –
«С ним связаны быть вы никак не должны.
Его… век недолог». – Так Ольга узнала,
Что бывший любовник ее обречен,
И… облегчение вдруг испытала.
Назавтра столкнулась с ним в месте былом.
«Оля, забыть не могу нашей встречи!
Я тебя ждал: вдруг опять повезет?» –
Ольга расправила хрупкие плечи:
Открыть или нет, что беда того ждет?
Решила молчать. – «Расскажи мне о муже.
Что знаешь?» – «Пойдем ко мне». Ольга пошла –
Неведенья нет ничего в жизни хуже.
Жилье того нынче обычным нашла.
«Оля, я счастлив!» – «Не молви пустого.
О муже, прошу». – Грустно стал вспоминать: –
«Страх за отца претерпел я родного –
Фабрикой сам не успел обладать.
Сначала отца, меня после забрали.
Я умирать за него не хотел.
Мы ж не купцы даже были – мещане
[29],
Отец, открыв фабрику, разбогател». –
«Я это знаю», – негромко сказала
Ольга. Терпенье теряла она
И на часы взгляд бестактно бросала.
Зачем сидит здесь? Ей известно: вдова.
Но… вдруг? От свидетеля нужно услышать
О Егорушке милом… В душе у нее,
В памяти крепкой, он всё еще дышит.
«Мужа за мной привели твоего.
Он подошел ко мне первый. (Случилось
Нам на беду в одной камере быть –
Вволю над нами судьба поглумилась!)
Стали мы с ним без обид говорить.
(Сколько уж лет прошло!) Сказывал вести:
О маленьком вашем сынишке, о том,
Как жил и работал в Москве до ареста.
Я ему кратко в ответ о своем.
А вы в коммуналке ночей не теряли!
(Когда-то клялась мне, что любишь меня!)
На допрос меня первого, Оля, позвали.
Всё подписал, что велели тогда».
Сочувственно Ольга в ответ поглядела:
«Били тебя?» – Захотел ей солгать,
Но вымолвил правду – в упор та смотрела: –
«Грозили. Дурак ли я был рисковать?
Мне обещали: “Уйдешь невредимым.
Молча, подписывай”. Всё подписал.
Почти не читая. Твой муж был спесивым…
Я застал, Оля, как он умирал.
Один его вид мне внушал уже муки!» –
«Аркадий, довольно! – Впервые его
Назвала вдруг по имени после разлуки,
Однако сама не заметив того. –
Муж… в памяти был, умирая?» – «Нет, Оля». –
«О, слава Богу!» – Случалось слыхать,
Что без сознанья не чувствуют боли. –
«Не все ли равно, как пришлось подыхать, –
Аркадий подумал с немым озлобленьем,
Вызванным ревностью. – Умер бы я
В тюрьме, кто бы вспомнил меня с сожаленьем?
Эх, прошла жизнь понапрасну моя!
Ольга одна меня в жизни любила». –
Боялся обмолвиться: оговорил
Мужа ее, в чем едва ль уличила,
Как думал, – порукой спокойный вид был.
Не угадал, что осталась спокойна,
Всё понимая, она оттого,
Что воздаяние, знала, достойно
Близким за тщетную трусость его.
«Кому судил Бог раз в тюрьме оказаться, –
Полагала, – тому лишь один – крестный путь.
И оговором напрасно мараться…»
Вдовья боль с силой сдавила ей грудь.
«Уезжай из Москвы», – обронила с боязнью
Сей миг разрыдаться. Он в этих словах
Услышал их встреч опасение разве,
За волю и жизнь не внушавшее страх.
Но, ничего ему не поясняя,
Ольга спешила скорее уйти.
Не промолчала и не спасла – зная.
Дала слезам волю домой по пути.
Аркадия больше она не встречала…
«Оля, просила ли ты за меня?» –
Спросил брат, домой возвратившись, устало. –
«Что-то случилось?» – спросила она. –
«Оля, мне завучем быть предложили
В школе. В другой – не в моей. Отказать
Я не сумел – меня так попросили,
Что будет измену отказ означать». –
«Зачем же отказывать в этом, Сережа?
Разве не справишься?» – «Дело не в том.
Чувствую, что получил эту должность
Я при участии чьем-то прямом.
Можешь ни в чем мне не признаваться.
Только запомни, прошу я сейчас:
В политике я не желаю мараться
Для должности данной твоих ради глаз!» –
«О чем ты, Сережа?.. Да я не просила!
Он сам…» – «Не хочу быть обязан ему!
Не понимаешь ты, в чем его сила?!
Обязан я быть не хочу никому!
Я скромный учитель! – Не узнавала
Ольга Сергея – теперь говорил
С нею впервые столь резко и прямо. –
За что к тебе добр он?» – «Мужу служил». –
«Только ли? Оля, нет, так не бывает!
Я не вчера начал жить». – «Отчего?
Служившие многие мне помогают.
Иначе была б я в могиле давно!» –
«Прости меня, Оля… – И сам удивился,
Как мог вдруг иное о ней полагать. –
И в толк не возьму, отчего опустился
Тебя, – покаянно сказал, – упрекать.
Я… был ошарашен». – «Забудем, Сережа», –
Ответила мягко. – «Что делать-то мне?» –
«Ты так много знаешь! Что надо, всё сможешь». –
«Были бы знания нынче в цене!..»
