Никифор Симонов не смотрел по сторонам, он глаз не спускал со своего спутника. Сторож проник в левый забой и начал изучать одну из стоек входа.

Наконец обрадованно воскликнул:

— Есть! Крестик. Слышь, Симонов, а не завалится, если копать начну?

— Не должно. Меряй да копай легше. — Штейгер поостерегся, ждал у входа в забой, пока сторож орудовал обушком.

Несколько ударов, и тайник вскрыт. Он обшит досками, а внутри две цинковые коробки.

— Запаяны, — шепотом произнес штейгер, принимая коробки от сторожа. — Гляди, и надписи. — Он посветил получше и прочел на одной «П-к В-p», на второй — «С-ов».

— Вишь, как хорошо получилось? — обрадовался Симонов. — Ясно, кому что. И вскрывать неча. Бери ту, где Вебер писал, и дели ее с кем хошь. А это моя.

Он любовно погладил коробку, прижал ее к груди. Он вроде бы и ростом выше стал, выпрямился, будто скинул тяжелое бремя с плеч.

Сторож не возражал. Штейгер, получив свою банку, стал вылезать из забоя. Бывший адъютант замешкался, укладывая вторую банку в сумку. Одев сумку через плечо, он нагнал Никифора уже у входа в главный штрек. Штейгер поджидал его. Но когда старик повернулся к нему спиной, сторож выхватил нож и занес его над Симоновым. Но ударить не успел. Он болезненно крякнул и присел от резкой боли в плече. Руку завернул за спину кто-то сильный и ловкий. Сторож упал. Свалил его Филипп Червонный. Сторож подумал, что это сообщник Симонова, и зарычал:

— С помощником ходишь, хамло!

Попытался было дотянуться левой рукой до ножа, но скоро понял, что это бесполезно. А штейгер, почуяв неладное, кинулся бежать к выходу, но вдруг растянулся, запнувшись за веревку, предусмотрительно натянутую Иваном Зыковым. Он лежал не шелохнувшись под ярким лучом лампы.

— Встать! — тихо, но властно скомандовал ему Зыков.

Вдалеке замелькали новые огоньки. Послышались голоса — это спешил на помощь Зыкову и Червонному Леонид Иванович. Никифор понял, что все пропало, втянул голову в плечи. Вскоре подошел Червонный со сторожем, у которого были скручены назад руки.

— Управился? — заботливо спросил Иван у своего помощника. — Не ранил он тебя?

— Я из него, зануды, вытряс бы душу тогда.

— Ну и отлично.

Задержанных привели в контору. Банки с золотом полковника Вебера и хозяина шахты золотопромышленника Симонова сдали Петровичу. Арестованных Никифора Симонова и сторожа динамитного склада — Артура — сторожить поручили дежурному охраннику.

— Кончилась твоя кошкина жизнь, — мрачно сказал Филипп Червонный своему «двойнику». — Слышишь ты, бандит белоказачий. Твоей сказке конец. Сегодня заберем и твоего дружка.

Тихо. Изредка слышится плач совы — ночной охотницы. В болотных кочках и камышах притихли утки, готовящиеся к дальнему перелету в теплые края. Ничего не видно, хоть глаз выколи. Еле-еле виднеется столбик возле поворота к болоту от карасинской дороги.

На том месте, где раскинулось Моховое болото, было озеро. Старики помнят, что на его берегах росли столетние сосны и лиственницы. Их вырубили. Заросло озеро камышом. Дорога проходила по узкому, как лента, перешейку, от нее вихляла тропа к островку. Там сохранились могучие деревья. Сюда то, по предположению Ивана, и должен явиться Степан Репников. Михаил, двое рабочих прииска и верная Пальма спрятались возле самого поворота дороги. В полночь застучали колеса подводы. Репняков на свидание явился вовремя, не было только сторожа. Михаил решил пропустить его на остров.

— Не упустить бы… — озабоченно промолвил один из рабочих.

— Не убежит, — шепотом ответил Михаил. — Другой дороги с острова нет.

Минуты ожидания текли томительно медленно. Но вот Пальма подняла голову, прислушиваясь. На дорожке появились две тени. Одна остановилась и, умело подражая филину, вскрикнула.

Михаил ответил и одновременно зажал собаке пасть, успокоил ее. Подошли Зыков и Червонный.

— Там? — тихо спросил Иван.

— Один, — кратко ответил Михаил.

— Остальных взяли, — пояснил Иван. — Скоро взойдет луна. Вы останетесь здесь, — сказал он рабочим, — а Михаил и Филипп пойдут со мной. Пошли. — И трое растаяли в темноте.

Островок был маленький. Травянистая лесная дорожка вела к единственной охотничьей избушке. Там слышался шум — будто отдирали доски. Светился фонарь. Степан вскрывал погреб-тайник и не заметил, как к нему приблизились трое. Он действовал так неосторожно потому, что никого, кроме сторожа, сюда не ждал.

Степана скрутили быстро. Испуганный и растерянный, он и не пытался сопротивляться. В тайнике хранились шубы, платья, меха. Погрузить на одну подводу не сумели. Михаила оставили на острове, а Филипп Червонный на подводе отправился на прииск. Туда же пошел Иван Зыков, ведя Степана со связанными руками.

В конторе прииска их ожидал неприятный сюрприз. Охранник был связан, а сторожа и Симонова… след простыл. По тревоге подняли рабочих прииска, обыскали дом Никифора Симонова, заброшенные шахты, но беглецов не нашли.

Охранник рассказал, что за полчаса до возвращения Ивана Зыкова сторож заохал и застонал: у него заболела укушенная нога.

— Бешеная, бешеная была собака, — кричал он, — умру! Помоги хоть перевязать. Руки-то, вишь, связаны.

Охранник опустился на колени и начал перевязывать ногу, а сторож неожиданно ударил его коленом в подбородок. Что было потом, охранник не помнил.

Иван послал Филиппа Червонного на Моховое болото.

…Лесные сторожки по всему Ильменскому заповеднику построены на один манер. Сама изба неприхотливая и небольшая, зато крепок двор и рубленый амбар, в котором хранятся припасы на зиму: сушеная рыба, ягоды, вяленое мясо.

И хлеб укладывается в ларь. В амбар ни один зверь не проникнет. А кроме как от зверя, от кого еще прятаться в лесу? Двери амбаров имеют крепкую задвижку из лиственницы — и все. Замков нет. А сеновалы у лесников всегда под тесовой крышей с окошками — «продухами». Возле такого окна и устроились ребята. Петьке давно хотелось рассказать, куда и зачем уехали Зыков и Михаил, да все как-то не решался, помня предостережения Ивана. А тут не выдержал, взял Генку за руку и сказал:

— Знаешь, кто был тогда на берегу? Потом он еще с нами сюда приехал? Знаешь? Из самого ЧК, вот кто…

Генка удивился. Зыков из самого ЧК? Здорово! Ну, а дальше? Но Петька неожиданно замолчал: он сосредоточенно смотрел в оконце и увидел, как на поляне, перед домом, появился вначале один человек, а затем и другой — коренастый, густобородый старик.

— Никого нет? — спросил старик того, что моложе.

— Лесника мы видели, когда он уезжал, а старуха в бане. Собаки боюсь, — сказал молодой.

— Собаки нет. Это ведь она тебя кусала на прииске. Я знаю — она там с сыном лесника.

— Смотри-ко ты! А я не знал. Тогда пошли.

Оба осторожно вошли во двор, Артур было направился в дом, но Симонов остановил его.

— Не ходи. Припасы у них в амбаре. Там все есть. Лесник здесь запасливый.

Первым в амбар вошел Артур. Старик воровато осмотрелся, спросил:

— Ну, как?

— Добра сколько хочешь. И мешок нашел. Заходи, чего торчишь? Старик тоже скрылся в амбаре, прикрыв дверь.

— Петь, Петь, это разбойники? — клацая зубами, спросил Генка.

— Запрем? — спросил Петька.

— Убьют. — Генку била лихорадка.

— Э, трус. Пойдешь или нет? — П-пойду.

Петька и Генка тихо слезли с сеновала, на цыпочках подобрались к амбару, захлопнули дверь, закрыв ее на задвижку, и бросились к бане.

— Т-т-е-тя Аня, т-тетя Аня-аа! — кричал Петька. Полураздетая, выскочила из предбанника тетка.

— Что ты так орешь, напугать ведь можешь!

— Там, там! — твердил Петька и пальцем на дверь амбара показывал. У дверей ни жив, ни мертв топтался Генка.