— Чего нахмурились? — Егор Васильевич взъерошил Петькины вихры. — Не горюй. Учиться будешь и в лесниковой избе погостишь. Уговорим Ивана. А приятель как? Отпустят тебя отец-то с матерью? — спросил он Генку.

— Отпустят, — чуть помедлив, неуверенно ответил за приятеля Петька.

— Ну коль так, беги скорее, отпрашивайся! К вечеру поедем. Волошины согласились отпустить сына не сразу. Генкина мать сама пришла к Суставовым, поговорила с Егором Васильевичем. Только после этого дала согласие.

— Не бойся, соседка, — успокоил ее дядя Егор. — У меня сын большой, в горном техникуме учится. Он присмотрит за архаровцами. А в воскресенье сами приходите, попроведайте, да и ягод по пути наберете. Малины нонче много.

В ожидании Петькиного отца ребятишки сбегали в лавочку и на оставшиеся деньги купили лески, крючки.

С поля Иван возвратился вечером. Он согласился отпустить Петьку сразу.

— Пусть едет, — сказал он. — Нечего по деревне шалопайничать. Не к чужим посылаем. И бояться за них не надо. В станице озеро не мельче, да и в лес все равно одни бегают. Не маленькие уже. Вишь ты, уже в чужой город собираются. Одно слово-гимназисты.

До кордона добрались засветло. Повозка, громыхая колесами по малоезженной каменистой лесной дороге, еще не миновала последнего поворота, как навстречу выскочила большая собака. Она прыгала чуть не до морды лошади, обнюхивала ребячьи ноги и громким лаем выражала свою радость. Ее большие, как лопухи, уши, умные глаза и не знающий ни секунды покоя хвост привлекли внимание Генки.

— Она не кусачая? — спросил он Петьку.

— Пальма-то? Нет. Она смирёная. Вот ночью для чужих злая. К кордону никого не пустит.

Он почмокал губами, и Пальма запрыгала возле ходка, пытаясь лизнуть Петькины руки.

— Не выпадите! — предостерег дядя Егор. — Туба, Пальма!..

Домик лесника стоял на берегу горного озера, окруженного со всех сторон сосновым бором. На озере было много островов, покрытых березами и липами. Солнце уже склонилось на запад, вот-вот скроется за Ильменами.

Возле кордона, на отвоеванном у леса клочке земли, буйно цвели подсолнухи. Черемуха и рябина окружили маленькую поляну. Озеро имело татарское название «Кисек агач» — руби дерево.

Ребята притихли и не сводили с него восхищенных глаз.

Вон из-за островка выплыла лодка. Это возвращался с рыбалки Михаил — сын лесника. Он увидел приехавших, приналег на «двухпарное» весло. Лодка быстро скользила по воде и вскоре, мягко шурша днищем по песку, причалила к деревянным мосткам.

Михаил — рослый, широкоплечий парень, тесемочки футбольной майки, казалось, вот-вот лопнут на его груди. Остановив лодку, он подошел к отцу и стал помогать распрягать лошадь.

— Где это ты, тятя, галчат насобирал? И плавать-то еще, поди, не умеют? — Он нажал Петькин нос. — Черные, курносые…

— Как это не умеем? Мы и саженками можем… А это Генка, — подтолкнув плечом друга, представил Петька.

Тетушка Анна, увидев гостей, всплеснула руками, подхватила растерявшегося Петьку и принялась его целовать.

— Ой, гляньте-ка, Петенька приехал!

— Что ты, тетя? Маленький я, что ли? — смутился Петька.

Генке понравились и добрые хозяева, и озеро с прозрачной водой, и прибрежные камни, и даже Пальма, вначале пугавшая его своим огромным ростом.

На берегу из кирпичей была сложена печка, а возле нее на одной ножке, вбитой в землю, торчал стол, окруженный грубо сколоченными скамейками. Тетя Аня сварила уху, и друзья уплетали ее с большим аппетитом. Сроду не ели такой!

Михаил обещал завтра свозить ребят к Истоку и там заночевать.

Спать ребята легли на сеновале. Долго ворочались, шушукались. Генка впервые ночевал не дома, да еще в лесу, в заповедном крае. Все было ему вновь и все радовало. Уснули незаметно, под ласковый шелест листвы и таинственные вздохи большого озера.

Утром Генка проснулся, казалось, раньше всех. И удивился: Пальма, вытянув передние лапы, чутко спала у его ног. Во дворе тетя Аня уже гремела ведрами, в конюшне похрустывал свежей травой Буланка, сквозь узкую щель в потолке сарая пробивался веселый солнечный луч. Генка боялся пошевелиться.

Кто знает, как отнесется к этому Пальма? Но умная собака слабо вильнула хвостом и сладко зажмурилась. Однако, видно, радовалась, что Генка проснулся. Даже взвизгнула, приветствуя его. Тогда открыл глаза и Петька.

Попили горячего чаю, съели по ломтю рыбного пирога.

— А ну, собирай удочки! — скомандовал Михаил. — И айда!

В лодку запрыгнула и Пальма, уселась на широкой кормовой скамейке сбоку. Егор Васильевич, усмехнувшись, сказал сыну:

— Придется, видать, и собаку брать. К обеду завтра возвращайтесь. Нужен будешь.

Груженая лодка плыла вдоль берега. Михаил перебирал веслами плавно и не спеша. Он достал из мешка дорожку и приказал Петьке осторожно ее распустить. Петька знал, как обращаются с этой снастью, но самому ею пользоваться не приходилось. Обрадовался. Быстро распустил шнур, ждал — вот сейчас схватит щука. А та не хватала, и Петька передал шнур Генке, а сам принялся рассматривать вчерашние покупки: тут были и крючки, и неизвестно зачем купленная катушка с намотанным на нее тонким шнуром, и шелковые лески, способные выдержать не только рыбу, но и самих рыболовов.

Шнур у Генки здорово дернулся, он едва удержался на скамейке.

— Зацепило! — заорал он.

Михаил перехватил у него шнур, начал выбирать его из воды, распорядившись:

— Петька, держи кормовым. Тормози!

Лодка остановилась, Михаил подвел к борту лодки щуку. Ребятам она показалась огромной.

Подхватив рыбу сачком, Михаил вначале перегнул на колене голову рыбы — «сломал лен», а затем бросил ее к ногам Генки.

— Фунта три щуренок потянет, — сказал он. Теперь завладел дорожкой Петька. Он беспрестанно дергал за шнур, пробовал тянуть, подсекать — щуки не было. Не везло ему и только!

Лодка пробиралась между двух скалистых островов.

Каменные громады утесами возвышались над водой. Глыбы, словно сложенные друг на друга рукой исполина, образовали скалу. В тени берегов вода казалась теплой и потому бездонной. За гранитные стены цеплялись березы. Их корни обвивали огромные камни, спускались по трещинам вниз, к воде.

Обогнув один из островов, Михаил причалил к песчаному берегу, заросшему камышом.

Полдень… Все замерло. Не шелохнувшись, стояли в зное кудрявые березы и смолистые сосны. Пахло хвоей и лесными цветами. Ветви ивы и красной смородины купали листья в прохладной воде. Петька и Генка сразу же полезли купаться, а Михаил решил набрать смородины к чаю. Уходя, посоветовал:

— Возьми, Петро, мою удочку да поймай несколько чебачков. Становись возле камышей. Понял?

Петька нашел удочки и, готовя их к лову, пояснил Генке:

— На кружки ловить будем.

Петька сел на корму, а Генка — на среднюю скамейку. Оттолкнув лодку от берега, рыболовы ухватились руками за крайние камыши.

Клев начался с первого же заброса. Попадались маленькие зеленые окуньки. Они для живца не годились. Тогда Петька взял длинное удилище Михаила с тонкой в три волоска леской и маленьким крючком. Закинул и сразу вытащил первого чебака, блеснувшего своей перламутровой чешуйкой на солнце.

— Стая, ясно? — прошептал Петька. — Не возись! — Вскоре в ведерке плескалось больше десятка чебачков.

Неожиданно клюнуло у Генки. Вытащив первого окуня, он обрадовался. Потом поймал еще трех окуней. Но вот у Петьки клюнуло что-то большое — даже удилище согнулось в дугу. Дернул изо всей силы и… оборвал леску у самого поплавка.

В это время раздался с берега крик: