— Целиком?

— Нет. Представь потухающий костёр.

Я подключила воображение и даже глаза закрыла, чтобы ни на что не отвлекаться.

— Представила.

— Теперь представь, что дуешь на него, и некоторые угольки загораются среди золы. Угольные фениксы — что те костры.

— Звучит красиво, — восхитилась я, — я бы хотела посмотреть на таких. Здесь они тоже водятся?

— Нет, — покачал головой Хирд, — здесь земля огненных фениксов. На одной территории эти два вида не уживаются. Если захочешь, я как-нибудь покажу их тебе.

— Очень хочу!

Когда мы, наконец, добрались до вершины холма, развалины уже окрасились закатным светом медленно падающего за горизонт солнца. То, что я издалека приняла за развалины крепости, оказалось сооружением, вызывающим ассоциации со Стоунхенджем — те же строгие и идеально выверенные линии, искажённые ветром, повалившим вертикально стоящие камни, дождями, размывшими землю, и мхом, покрывшим и то, что лежало изначально, и то, что упало позже, подточенное временем и безжалостной стихией.

— Здесь каждый год на Самайн мы приносим жертву, — произнёс Хирд обыденно, будто говорил о прогулке по парку, а не о кровавых ритуалах.

Потом поймал мой полный ужаса взгляд и смутился.

— Хлеб, вино и травы, — сбивчиво пояснил он, — ничего кровавого.

Я немного успокоилась.

— Мы просим Луну даровать нам свою милость и защитить нас, — вдохновенно продолжил Хирд, погладив рукой один из камней, а у меня в голове что-то тихо щёлкнуло, и кусочки сложной мозаики встали на свои места.

Деревушка, скрытая в глухом лесу

«Я почувствовала твой запах…»

Луна

— Ты не говорил, что ты оборотень, — я отступила на шаг и будто случайно положила руку на кристалл сигнального браслета.

Мне не было страшно — только горько. Да, Хирд был моим боевым товарищем и сокомандником, мы множество раз прикрывали друг-друга в битвах, но факт оставался фактом — он никогда не делился со мной подобными деталями биографии, а сегодня утром был против того, чтобы я предупредила Нэйта. Мне было смертельно обидно, но я отодвинула эмоции на задний план и приготовилась дорого продать свою жизнь, если ему вдруг придёт в голову принести меня в жертву, даже при условии, что сегодня не полнолуние.

— И почему ты говоришь мне об этом именно здесь? — спросила, отступив на шаг.

— Потому что здесь самое место для таких разговоров, — серьёзно ответил Хирд, — самое сердце моей родной деревни. И, если верить некоторым старым картам скрытых земель, сердце всего моего мира.

Он невесело ухмыльнулся, присаживаясь прямо на один из камней, и посмотрел на меня — сквозь меня — одновременно с яростью и сожалением.

— И я не оборотень, — он тяжело вздохнул, — такое случается раз в несколько поколений. На этот раз не повезло моей семье. У меня два младших брата и сестра. Мать не хотела ещё детей, но ей пришлось, иначе её бы затравили свои же как отвергнутую луной. Каждый новый ребёнок — её шаг к реабилитации.

Я осторожно присела рядом с Хирдом и положила руку ему на плечо, чтобы хоть как-то поддержать друга в этом трудном путешествии по тропинкам собственной памяти. Сейчас вечно безалаберный и беспечно-весёлый Хирд внезапно раскрылся с совсем другой стороны, и я не чувствовала ничего, кроме острого сожаления из-за того, что ничем не могла ему помочь, и давящей вины за то, что поддалась эмоциям и проявила недоверие. Мы немного помолчали, глядя на раскинувшееся перед нами поселение, купавшееся в лучах закатного солнца.

— Ты наверняка заметила, как холодно приняли меня дома, — продолжил Хирд, и я вздрогнула, когда он обратился ко мне. Казалось, друг забыл о моём существовании, — я семейное разочарование. Поэтому и сбежал в Цитадель. Просто чтобы больше не ловить на себе постоянных взглядов и не слушать шёпот за спиной.

Я невольно вспомнила свой первый год в цитадели. Тогда я оказалась в точно такой же ситуации и поэтому понимала Хирда, как никто другой.

— Я понимаю, — тихо произнесла я, но он не услышал, слишком глубоко погрузившись в собственные боль и одиночество.

— Я надеялся, что кто-то сможет пробудить во мне оборотня, чтобы меня приняли в поселении. Но годы шли, и ничего не менялось, поэтому в какой-то момент я просто перестал об этом думать. У меня была работа, была моя команда. А потом появилась ты.

Я вздрогнула снова. Разговор принимал какой-то совсем странный оборот, и я была не уверена, что хочу поддерживать его дальше.

Хирд замолчал и внезапно накрыл своей ладонью мою, которую я так и не убрала с его плеча, и несильно сжал. Пауза затягивалась и с каждой секундой становилась всё более неловкой, потому что я разрывалась между желанием убрать руку и страхом причинить моему другу ещё больше боли. Наверное, мне всё-таки стоило остановиться на первом варианте. Наверное, мне и вовсе не стоило садиться рядом на камни священного алтаря. Наверное, мне нужно было остаться в цитадели этим утром.

Потому что, когда внутри меня почти зародился истерический крик, Хирд повернулся, не отпуская моей руки, и поцеловал меня.

— Хирд, — сказала я, когда он отстранился, — я всё понимаю. Тебе плохо и одиноко, и если хочешь, я сохраню всё, произошедшее сегодня, в тайне, но ты должен пообещать мне, что больше так не будешь.

— Но почему? — он стал выглядеть ещё более потерянным после этих слов и смотрел мне в глаза, будто пытаясь в них отыскать ответ на свой вопрос.

— Потому что это неправильно, — произнесла я как можно более уверенно, хотя сама не особо понимала, почему считаю случившееся неправильным, — ты мой друг, мой боевой товарищ. Мы с тобой состоим в одной команде уже почти два года и…

Хирд вскочил. Взгляд его сделался жёстким, а голос звучал как взвившийся хлыст — такой же хлёсткий и болезненный, когда он перебил меня:

— Это всё не имеет значения, и ты это знаешь. Существует множество случаев, когда сокомандники, пройдя через многочисленные передряги и научившись доверять друг другу, вступали в отношения и даже связывали себя узами. Всё дело в нём, да?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — я, и правда, не понимала.

Я не общалась почти ни с кем в Цитадели, кроме нескольких Учителей и врачей, и ещё ундиной-библиотекарем, но большинство из них были женского пола. И кроме своей команды, разумеется.

— Нет, ты понимаешь, — он, казалось, вот-вот готов был сорваться на крик, но сдерживал себя гигантским усилием воли, — это Нэйт, да? Он принял тебя в команду под свою ответственность, он обучал тебя, он стал твоим киаму, — Хирд замолчал и, сделав несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, закончил совсем тихо, — ты любишь его?

Я ничего не ответила и перевела взгляд на свои руки, покрытые мелкими царапинами, а кое-где и рубцами, большинством из которых я обзавелась уже после вступления в Корпус. Примерно тогда же я перестала красить ногти.

— Отсюда можно порталом переместиться домой? — спросила я, потому что снова петлять по лесу с влюблённым недооборотнем рядом — это было выше моих сил.

— В Цитадель можно попасть, откуда угодно, — ответил Хирд, но я покачала головой.

— Нет, Хирд, — сказала, подняв голову и буквально заставив себя посмотреть на него, — я не хочу в Цитадель. Я хочу домой. В тот город, откуда вы меня тогда забрали. Можно даже на то же самое кладбище, мне без разницы. Я найду способ связаться с вами, когда пойму, что могу — и хочу — вернуться обратно в Цитадель.

Некоторое время мы просто смотрели друг на друга, а потом Хирд с усилием, как мне показалось, кивнул.

— Это место силы, — тяжело уронил он, — отсюда я могу отправить тебя хоть на край света, — он сделал попытку улыбнуться, но быстро сдался, а я только кивнула в ответ и снова опустила голову.

— Не надо на край света. Просто домой.

Обычно Хирд всегда ругался, вычерчивая портал, и говорил, что всё самое сложное всегда сваливают на него, а он, может, устал, и Нэйт сам может не хуже. Но в этот раз он молчал на протяжении всего процесса и только в самом конце коротко бросил: «Готово». Он хотел снова взять меня за руку, когда мы оба входили в зачарованный круг, но я спрятала обе руки в карманы и смотрела только себе под ноги. И всё равно пропустила тот момент, когда земля, истоптанная ногами многих поколений оборотней, сменилась обыкновенным серым асфальтом, мокрым после дождя.