«А вот и мой фавн, — отстранённо заметила я, — а ледяная королева будет?»

Я смотрела в окошечко — единственный источник света — и старалась не заснуть. Света стало больше, и у меня заслезились глаза, но я упорно продолжала держать их открытыми даже тогда, когда свет сделался нестерпимо ярким и затопил всё пространство в шкафу.

Когда я проморгалась, и всё тот же фавн помог мне выбраться из шкафа, на меня с любопытством уставилась как минимум дюжина пар глаз.

— Вы ещё живы, — констатировал кто-то.

— А это должно было меня убить? — я кивнула на шкаф.

На меня, глядя с непонятной обидой, замахал руками весь исследовательский отдел.

— Это высокочастотный танатокулярный витограф, — пояснил всё тот же фавн и помог мне дойти до лабораторного стола, на который я вскарабкалась с большим трудом, несмотря на то, что он был достаточно низким.

— Что? — беспомощно переспросила я, потому что ничего не поняла.

— Он должен был считать изменения в вашей ауре, чтобы с учётом допустимых погрешностей и статистического уровня нормы для вашей расы понять, что с вами не так и…

— И я не понимаю, почему вы ещё живы, — перебил фавна черноволосый одноглазый исследователь, один из тех, кто осматривал меня в самом начале моей карьеры в Корпусе, — учитывая, с какой скоростью вы теряете силы. Мы трижды обновляли показания витографа, и каждый раз они уходили вниз на одну-две сотых лиры. Это как дюны, но касаются витальной энергии, — устало пояснил он, перехватив мой полный непонимания взгляд, — советую составить завещание и сообщить команде, что им нужно искать вам замену. Потому что, если так пойдёт и дальше, вы, с поправкой на полное отсутствие магического потенциала и, соответственно, поддержки организма в этом аспекте, покинете нас чуть больше, чем через два месяца.

Он провёл рукой по лицу, будто пытался стереть с него тяжесть нашего разговора. И снова взглянул на меня, ожидая, очевидно, внятного ответа или хотя бы подтверждения, что я его услышала.

— О, — сказала я, и это было всё, на что хватило моего красноречия в этот момент.

Исследователи расходились по своим местам, бросая на меня сочувствующие взгляды. Кто-то даже подходил и ободряюще похлопывал по плечу. А я продолжала сидеть и смотреть на одноглазого исследователя, пытаясь не заснуть прямо здесь и сейчас и одновременно с ужасом и какой-то глубинной внутренней отстранённостью осознавая всё, сказанное мне ранее. Я теряю жизненные силы. Я не маг и не смогу остановить этот процесс. Мне осталось совсем немного, и если ничего не изменится, через пару месяцев… я умру.

Я сползла со стола и медленно пошла к выходу. В голове моей все размышления постепенно складывались в одну простую мысль: я убьюсь об стену гораздо раньше, если вся моя команда пойдёт извиняться по второму кругу.

Я вышла из исследовательского отдела и пошла в противоположную от медицинского крыла сторону, отмахнувшись от просьб сестёр эльфиек пойти с ними и подождать главного врача. Доктор Герберт, по их словам, вполне вероятно, сможет что-то придумать, чтобы если не остановить этот процесс, то хотя бы замедлить его.

— Я вернусь, — пообещала я, — но позже. Мне нужно кое-что сделать.

На меня посмотрели с подозрением, но отпустили, и я продолжила путь уже в одиночестве. Тот одноглазый исследователь был прав, когда говорил о необходимости сообщить команде, что им нужно будет искать нового бойца. Нэйт хотел стать командиром «звезды», и стал им, а теперь я сломала его мечту. Я остановилась и на несколько секунд предалась преступно трусливым намерениям притвориться, что всё хорошо и хотя бы немного отдалить страшный момент разговора. Потом встряхнулась. Нэйт должен был знать правду прежде всего как мой командир. Если я отправлюсь со своей командой на очередное задание и провалю его по причине упадка сил, ответственность за мой просчёт падёт на моего киаму, а этого я допустить не могла. Я двинулась дальше.

Я старалась не думать ни о чём, пока шла к комнате Нэйта, чтобы на полдороге не передумать и не развернуться. Так же, не задумываясь, постучала и почти сразу вошла. Нэйт сидел на стуле у стола, заваленного бумагами, и что-то читал. Увидев меня, он удивлённо приподнял брови, но улыбнулся и кивнул в знак приветствия. Мне поплохело.

Его улыбка. Его вера в то, что я не смогу накосячить так сильно, что этого нельзя будет исправить или обернуть в нашу пользу. Его более чем лояльное и даже дружественное отношение ко мне как к члену команды, независимо от расы, к которой я принадлежу. Всё это я собиралась обмануть, и сейчас у меня был краткий миг, прежде чем три коротких слова сорвутся с моих губ и разом уничтожат всё, что я так долго и тщательно строила все эти два года.

— Нэйт, я умираю.

Я закрыла лицо руками и бессильно сползла по двери.

Наверное, я с самого начала как-то неправильно воспринимала всё, что произошло со мной с момента судьбоносной встречи на кладбище. Меня перенесли в сказку, и я окунулась в неё с головой, принимая всё как должное, ни одной минуты не уделив простому человеческому удивлению. Но сказка эта оказалась страшной и, к тому же, с плохим концом, к которому я приближалась с космической скоростью. Два года здесь пролетели как один день. Как быстро истекут отмеренные мне два месяца?

Сначала я не слышала ничего, кроме собственных сдавленных рыданий — слёзы хлынули нескончаемым потоком, а я только и могла, что безуспешно сдерживать всхлипы, стараясь не казаться совсем уж жалкой. Потом с шелестом маховых перьев огромной птицы разлетелась бумага, что-то грохнуло, а через секунду Нэйт уже крепко держал меня за плечи.

— Лара, — твёрдо сказал он, но мне показалось, что, когда он произнёс моё имя, голос его на мгновение дрогнул, — успокойся и расскажи, что случилось, чтобы я мог понять, чем тебе помочь.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чтобы успокоиться и прекратить истерику. Попыталась объясниться, но снова сорвалась в истерику. И тогда Нэйт обнял меня и держал, пока я заливала слезами его рубашку и ненавидела себя. За слабость, за невозможность остановиться, за то, что готовилась расстроить его. Он гладил меня по спине, пока я успокаивалась.

Я рассказала всё с момента встречи в медицинском крыле с двумя сёстрами эльфийками и до прощания с ними же у дверей отдела исследований. Нэйт слушал внимательно и не перебивал, а когда я закончила, он кивнул и… легко вскинул меня на руки, будто я совсем ничего не весила.

— Нэйт, — шёпотом спросила я, когда он пинком сначала открыл дверь, а потом так же закрыл, не спуская меня с рук и не говоря ни слова, — а куда мы идём?

— К медикам. Я откручу голову главному целителю, если он не придумает, чем здесь можно помочь.

Я кивнула — поняла, мол — и весь оставшийся путь молчала, обнимая Нэйта за шею и где-то глубоко-глубоко внутри мечтая о том, чтобы мы никогда не пришли.

В медицинском крыле Нэйт осторожно спустил меня с рук и усадил на кровать, после чего исчез в направлении кабинета главного врача. Дверь оказалась закрыта, и мой киаму минут пять пинал её и ругался страшными словами на своём языке. Я по старой привычке запоминала незнакомые выражения. Даная и Лэнсия сидели по обе стороны от меня и наблюдали за внеплановым представлением, изредка перебрасываясь короткими фразами. Главный врач появился со стороны общего входа и сразу направился в сторону агрессивного визитёра, не удостоив нас взглядом — мы сидели тихо и не жаловались, а значит, могли подождать. К тому моменту, когда доктор Герберт поздоровался с Нэйтом, подойдя со спины и едва не получил после этого в нос, дверь уже обуглилась в некоторых местах и начала отчётливо дымиться.

Сёстры, не сговариваясь, взяли меня за руки, как будто мне нужна была поддержка в непростой период моей жизни. На самом деле, она, и правда, была мне необходима, и я приняла её с благодарностью. Нэйт и доктор тихо переговаривались и, похоже, никак не могли прийти к компромиссу. Лэнсия нахмурилась и уже поднялась, чтобы присоединиться к выяснению отношений, но мужчины внезапно прекратили спорить и направились к нам.