На крыльцо выходили люди, переглядывались, слышались вопросы и ответы:
– Кричали!
– Где кричали?
– Убили! Карпа убили!
– Да нет! Карп у врача! Машу убили!
– Убили…
– Убили… – эхом полетело по городу…
Кто-то уже открывал калитку шестого дома и колотил в окно:
– Нюра! Нюрка! Где твой Толик, будь он неладен!
Из-за дома появилась тетка Анна с наполненным мелкой морковью эмалированным тазом в руках. Лицо у нее было озабоченное:
– Кто тут? Заполошные! Что кричите с утра?
– Звони племяннику! Происшествие у нас! Карпа убили!
– А-а-ах! – таз полетел на траву, Анна схватилась за голову перемазанными землей ладонями и кинулась к дому. Потом всплеснула руками, остановилась, задрала подол юбки и достала из кармана надетых под ней джинсов мобильный телефон. Непослушными пальцами начала нервно нажимать маленькие кнопки…
Глафира не видела ничего этого. Она не переставала стучать и звать директора. Наконец, внутри залязгала щеколда, дверь дрогнула и поползла вперед. Из-за нее показалась голова Карпа. Он задыхался:
– Что? Глаша, ничего не пойму! Открывай врача, вызывай дверь!! Кого убили?
– Лешу убили! Иди, посмотри! Мы с Машей в окно видели!
Из-за монастыря уже бежали люди, тяжело дыша от быстрого подъема на холм.
– Жив Карп!
– Жив!
– Кого ж убили?
– Бегите к Маше! – махнула рукой за угол Глаша. – Плохо ей!
Сама она втолкнула Карпа обратно в дом:
– Звони! Скорее! Врача! Полицию!
Во дворе слышалась тревожная многоголосица. Не переставая пищали и пели на все лады сигналы мобильных телефонов. Лаяли ошалевшие собаки. Негромко, и пока несмело, как на распевке перед службой, тоненько запричитали бабы… И тут, завершив картину, заполняя собой все душное раскаленное пространство, протяжно и глухо ударил церковный колокол… Голова у Глаши закружилась, стены старого дома потеряли перпендикулярность, перед глазами все поплыло, она тихо всхлипнула и лишилась чувств…
…Разлепив ресницы, первое, что смогла разобрать Глафира в полутьме комнаты, было лицо участкового уполномоченного Толика. Оно нависало над ней двумя внушительными щеками и горящими, совершенно круглыми глазами. У самого уха кто-то жалобно застонал… Глаша приподняла голову – рядом с ней на старом диване лежала Маша. Её веки чуть заметно дрогнули.
– Ну, слава Богу! – участковый уполномоченный Толик снял фуражку и нервно вытер рукавом лоб. – Двумя трупами меньше!
За его спиной радостно загалдели… Толик обратился к какому-то молодцу в полицейской форме:
– А ты говорил – холодной водой из ведра окатить! Вот! – сами оклемались! – он опять навис над диваном. – Ну, барышни, я с вами сам чуть не помер! Приезжаю – а тут полный концерт и все билеты проданы! Все кричат, плачут, остальные – лежат как мертвые!
Глафира попробовала приподняться. Толик услужливо сгреб ее в охапку и рывком посадил.
– Мы уже в окно заглянули… – начал было Толик, но его перебил негромкий голос из недр дома.
– Анатолий Ильич! Идите! Мы дверь вскрыли…
Наступила тишина. Люди в форме передвинулись в холл. Толик нахлобучил фуражку на затылок и неожиданно повалил Глафиру назад на диван:
– Вы, вот что… девушки.… Отдыхайте пока! А я пойду, погляжу, что на вверенном мне участке творится! – после этого он быстро вышел из зала и плотно закрыл за собой дверь.
Глафира села, подобрав колени под подбородок. Было страшно и душно. За стеной ходили и переговаривались люди. Кто-то жалобно вскрикнул…
Через некоторое время Маша открыла глаза и тут же попыталась вскочить, Глаша с трудом удержала ее.
– Ты лежи, Машенька… Хочешь, я подушку тебе принесу?
– Где он?
– В своей комнате. Дверь недавно вскрыли… Там и Толик наш, и еще ребята из нового микрорайона.
Маша тихо лежала, глядя в потолок сухими глазами.
Глаша неслышно подошла к самой двери и прислушалась:
– Ходят, ботинками стучат… Карп что-то им рассказывает… – сообщила она шепотом. Вдруг она отскочила к дивану и поспешно села.
Дверь распахнулась, вошел бородатый доктор в синем халате с эмблемой «Скорой помощи» и таких же широких штанах. В руках у него был громоздкий пластмассовый чемодан.
– Здгавствуйте, багышни! – бодро сказал он. – Анатолий Ильич попгосил вас осмотгеть!
Из-за его спины в дверь протиснулся отец Косьма и недовольно произнес:
– Что их осматривать, они не достопримечательности… – потом обратился к подругам. – Ну-ка подымайтесь! Идите молиться! Сразу полегчает!
– Ну, знаете ли! – возмутился синий доктор, повернувшись к священнику. – Это антимедицинские методы! У них может быть шок!
– С шоком мы справимся! – пообещал ему отец Косьма, подталкивая подруг к дверям. – А вот с последствиями от ваших уколов – неизвестно! Еще проверить надо, что вы в своих ампулах возите!
– Возмутительное мгакобесие! – воскликнул доктор, поправляя очки. Но дверь комнаты уже закрылась…
Большую часть дня Глафира и Марья провели в своей мастерской, где сначала, действительно, усердно молились. Молитва и правда помогла. Через какое-то время Маша перестала дрожать, на щеках ее сквозь мертвенную бледность проступил легкий румянец, а из глаз, наконец, хлынули слезы…
***
…Глаша отвернулась от окна. Солнце уже перебралось через крышу монастыря и теперь заливало внутренний двор, слепя глаза.
В воздухе стояла колом предгрозовая духота. Далеко над лесом, у самой линии горизонта ясно обозначилась грязно-сизая полоска. Шмели и бабочки спешно прятались в тайные убежища. Раскаленный воздух замер.
Внезапно Глафира услышала приближающиеся шаги… И точно, из-под низкой арки появился Карп Палыч и направился через внутренний двор прямиком к мастерской.
Глаша поправила платок и поспешила открыть дверь нежданному посетителю.
– Это я! – треснувшим голосом сказал Карп, щурясь после яркого солнца. – Я вот о чем хочу вас попросить…
Карп скользнул взглядом по безлюдной мастерской, заглянул во вторую комнату, не увидев нигде Марьи, удивленно спросил:
– А Маша где?
– У настоятеля. На утешительной беседе.
– Это он может… – одобрительно кивнул Карп, нервно переступил с ноги на ногу. – Хорошо… Я вот о чем хотел вас попросить… – Карп опять замялся, снял очки, зачем-то начал протирать их галстуком. – Видишь ли, Глаша… Я человек одинокий… Впечатлительный… Нервный! Не могу я один в доме находиться, после того, как Алексея… Ну, сама понимаешь… Хочу я, чтобы вы с Машей пожили в монастыре, пока все не уляжется. Дом большой, места всем хватит. Вы за мной присмотрите, я за вами. И в мастерскую ходить недалеко… А?
Директор музея, окончив сбивчивую речь, поднял на свою собеседницу несчастные глаза, на что Глаша молча пожала плечами. Взгляд ее не изменился, и понять по лицу ее отношение к этой просьбе было невозможно… Но через несколько секунд она спокойно ответила:
– Я поговорю с Машей. Думается мне, Карп Палыч, проблем с ней не возникнет. Ей тоже сейчас лучше быть в компании, дома-то одной еще хуже… Так что, поживем у тебя, не волнуйся.
– Вот и славно! – заметно повеселел Карп. – Просто гора с плеч… Я…
За окном раздался топот босых ног и радостный вопль:
– Теть Глаша!! Дядя Карп!
Они выглянули на улицу. Утопая в высокой траве, на солнышке пританцовывал маленький Егорка из двенадцатого дома.
– Чего тебе, Егор?
– Дядя Толик велел передать, чтобы вечером все в монастыре собрались – следствие проводить! – с восторгом прокричал мальчишка. – Инспектор из Москвы будет! Во-о-от такой высокий! – Егорка встал на цыпочки, вытянулся в струнку и руки вскинул высоко к небу, растопырив вымазанные малиной ладошки.
Глафира с трудом подавила улыбку:
– Спасибо, Егорушка. Обязательно придем! А ты иди лицо вымой и руки! А то мать тебе опять уши надерет за то, что малину без спросу обрывал.
Егорка охнул, глянул на ладони и стремглав бросился со двора.
