– Ты поставила меня в тупик. Оказывается, я никогда не задумывался над этим. Люблю, чтобы все было хорошо. Я плохо переношу душевный дискомфорт.
– А часто у тебя бывает душевный комфорт?
– Я создаю его волевым усилием. – усмехнулся инспектор. – Нет иллюзий – нет разочарования – значит, уже все хорошо!
– Ловко! – с легким оттенком зависти произнесла Глаша. – Я так не умею…
– У меня были хорошие учителя…
В аллее на пару минут повисло горькое молчание. Наконец, Глафира печально произнесла:
– Понимаю.
– Спасибо.
– А почему ты не вспомнил, что любишь фарфор? – Глаша бросила на собеседника заинтересованный взгляд.
– М-м… Это другое. Фарфор – это моя слабость. Их у меня очень мало. И я в них никому не признаюсь.
– Почему же ты не посмотрел статуэтки в кабинете Карпа?
– Потому что я был при исполнении. При исполнении у меня не бывает слабостей, я никого не люблю, и меня никто не любит. Так нужно! Иначе нельзя сделать дело.
– Людей нужно любить всегда, даже при исполнении. – сведя брови в черную молнию, растеряно проговорила Глаша. – Я так думаю. Иначе…
– Хирург тоже любит людей. Но при исполнении он просто делает дело. Заткнув подальше все эмоции. Иначе нельзя. Нам труднее, чем хирургам.
– Почему?
– Потому что им пациенты говорят правду. И это нормально. А нам – лгут. И это тоже нормально.
– Почему?
– Они лгут из страха. Они боятся быть наказанными – неважно за что. У каждого, даже очень хорошего человека есть «скелет в шкафу», и он боится, что это вылезет наружу. Поэтому он возводит вокруг себя баррикады – из новой лжи, которая должна защитить его. Такова человеческая природа.
– Странно.
– Что?
– Отец Косьма говорит то же самое, только, другими словами.
– Ему тоже легче, чем нам.
– Почему?
– Это элементарно. Потому что он может… и даже должен простить. А я – нет. Не имею права.
– Хороший ты человек, инспектор Даниил Гирс. – очень неожиданно, после напряженного молчания, сказала Глаша, глядя на дорогу. – Я буду за тебя молиться. Веришь?
– Верю. – помедлив, ответил Даниил. – И меня это пугает. Боюсь, ты будешь самой большой моей иллюзией…
– Пришли! – сменила вдруг тон Глафира и свернула влево.
Аллея закончилась. Они очутились на пригорке, с которого открывался вид на Усадьбу, окруженную некогда прекрасным садом. За ним виднелся полукруглый мост Лебяжьих прудов.
– Нам сюда! – отвлекла его от созерцания прекрасной картины Глаша, и потянула за рукав.
Они пересекли неширокую проезжую часть, спустились к белому дому, утопающему в зелени, открыли калитку. Под ноги им метнулся серый ком шерсти и радостно залаял.
– Фу, Сникерс. Иди на место! – Глафира почесала ком шерсти за ухом и тот, радостно виляя всем телом, умчался в заросли сирени.
– Ключ под ковриком? – скептически улыбнулся Даниил.
– Нет. В кармане.
Они вошли в дом, Сникерс, даже во время бега не перестававший вилять всем телом, тоже умудрился продраться в комнату, проскользнув между ботинком Даниила и плинтусом.
Московский инспектор с интересом рассматривал скучновский дом, принадлежавший одинокой молодой даме.
В нем присутствовали все атрибуты романтической сентиментальности – и белые обои в золотой горошек, и розовые шторы, отделанные атласной лентой, и большой камин с кружевной решеткой, и картины с букетами цветов на стенах.
– Неплохой дом. Интересно, кто это здесь оставляет такое наследство? – ехидно спросил Даниил.
– Родители. – безо всякого выражения ответила Глаша. – Хочешь кофе? Мы с Машкой недавно хорошее кофе купили в новом микрорайоне.
– Хочу. А что случилось с родителями?
– Не знаем. У меня ведь почти такой же дом, дальше по улице. Только не из белого, а из красного кирпича. А родители пропали во время перестройки.
– Как это – пропали?
– Обыкновенно. Собрались в Москву на два дня. Сели в автомобиль, все вчетвером – мои родители и Машины. Помахали нам рукой, велели ни в коем случае не пить сырой воды. И уехали.
– И всё?
– Все. Нам тогда еще и шестнадцати лет не было.
– Но как же… – задохнулся Даниил. – А розыск? Следствие? Сколько лет прошло?
– Много. Почти семнадцать.
Даниил, затолкав руки в карманы, нервно измерил шагами большую кухню.
– Хороший дом. – еще раз сказал он. – Они у вас коммерцией что ли занимались?
– Да. В начале девяностых хотели кирпичный заводик открыть. Уже собрали деньги.
– Понятно… – выдохнул инспектор. – Тогда все понятно. И как вы – одни…?
– Нас тогда отец Косьма очень поддерживал. У него матушка замечательная, добрая. Они практически сразу забрали нас к себе. У нас ведь с Машей кроме этих пустых хором ничего тогда не осталось. Близкой родни нет, денег ни копейки… А в домах… – Глаша усмехнулась. – Даже окна вставлены не были!
– А свои дети у вашего батюшки и матушки есть?
Глаша подняла вверх четыре пальца.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
