За компот Марине пришлось заплатить из своих кровных. Она посчитала это несправедливым, но искать встречи с Муратовым, чтобы предъявить ему претензии, не собиралась: поговорили и хватит. Чего ему вообще надо было? И что у них, «муратовцев», за манера — при встрече молча таращиться?

[1] здесь. преследователь

Посёлок Лесенки, июль 2017 года

Марине не спалось. Дождь шуршал, мелко стучал в окно, полоскал скрипучие деревья. Ветер немного развернулся, потекло с подоконника, пришлось подставлять выцветший таз. В ванной Марина вспомнила о вещах Игната, замочила футболку и штаны в другом тазу. У кровати Бориса она постояла, прислушиваясь к дыханию раненого, выглянула из окна. Черный джип не подавал признаков жизни. Марина наконец почувствовала долгожданную усталость, обессиленность, которая вытеснила из головы возбуждение и желание куда-то бежать и к чему-то прислушиваться в напряженной тишине. Она легла на полусдувшийся матрас и крепко заснула.

Мергелевск, июль 2017 года

В нескольких километрах от того места, где в старом, превращенном в общагу профилактории спала Марина, а под её окнами в черном джипе дожидались смены уставшие бойцы экс-супруга медузы Валюшки, в самом центре Мергелевска из пронизанного ливнем позднего вечера к черному лексусу подошли двое молодых мужчин. Один из них, высокий, темно- и густоволосый, спасался от дождя под растопыренным пиджаком, второй, с бритой налысо головой, плотный, приземистый и на первый взгляд неповоротливый, так и прошел неприкрытым сквозь ливень от своей машины к автомобилю Рената. Оба, фыркая и отряхиваясь, сели в лексус.

Макар, встревоженный, но еще сохраняющий хладнокровие, обернулся к молодым людям и взволнованно спросил:

— Звонить Андрею Эльмировичу?

Артем и Вадим переглянулись.

— Погодь, — сказал Вадим. — Успеем еще родню перепугать. Пил?

— Пил. Много. В «Шашлыках». От меня отмахнулся. Взял такси и… всё. Телефон отключен. Дома его нет, по клубам искал, в ирландском пабе искал — нигде нет.

— Эта его… последняя… как там ее…Альбина?

— Альбина Викторовна? Я нового номера ее не знаю. Как и адреса. Но… не думаю…

— Я вот тоже не думаю, — Вадим крякнул, почесав в затылке.

— Я бы вам не звонил. Подумал бы: ну, загулял шеф, мало ли. Хотя на него не похоже. И раз вы велели звонить в подобном случае… — в голосе шофера помимо его воли промелькнули обиженные нотки.

— Велели. Не просто так велели. Ты с Ренатом сколько? С марта? Без году неделя. Макарушка, ты парень молодой, всего не знаешь. Ты нас не ругай, мы Рената — как облупленного, а ты пока нет, — объяснил Ярник.

— Это верно, — признал Макар.

— Молоденчик. А ну, припомни, чем шеф вчера занимался. С кем встречался, куда ездил.

Макар отвернулся, потер лоб, наблюдая, как елозят по стеклу дворники:

— Вчерашний день был очень напряженным. Гости в «Твайлайте», чехи, концерт. Потом ветер этот, дождь…

— Это мы знаем, Артём Петрович вон до самого конца досидел, рулонный газон в воздухе ловил, положение обязывает. Да, Артём Петрович?

Олейников кивнул бритой головой. В обязанности начальника безопасности входила проверка территории клуба после окончания мероприятия. Начало непогоды пришлось как раз на последние часы его смены.

— Кроме обычных рабочих моментов что-нить наблюдалось? — продолжал допытываться Вадим.

Макар еще старательнее думал. Что наблюдалось? Наблюдалась Надежда Александровна. Об этом он и сообщил со-продюсеру:

— Надежда Александровна уехала на машине с молодым человеком из чешского оркестра.

Ярник постарался скрыть улыбку и отреагировать на сообщение шофера со всей серьезностью:

— Макар, этот факт мы опустим как несущественный. Вряд ли из-за него Ренат Тимурович напился и умотал в неизвестном направлении.

Шофер пожал плечами:

— Как скажете… А, еще кое-что. Но это точно ерунда. Вчера по просьбе шефа я заезжал за одной дамой к ней домой. Очень милая дама в возрасте, элегантная, но простая, поболтали с ней по дороге… Шеф с ней весь вечер общался. И после концерта. Я у них за столиком минут десять посидел, пока Ренат Тимурович распоряжение отдавал. Говорили они о каких-то мушкетерах и кардиналах, вроде фильм обсуждали.

Артем и Вадим переглянулись.

— Что за дама? Как зовут? — напряженно спросил Ярник.

— Вера… Сергеевна.

— Вера Сергеевна? Не знаю такой. Что за тусовка? Администрация?

— Вряд ли. Кажется, она преподавала что-то у шефа, в университете.

— Вера Алексеевна! Проект! Ну как же я не докумекал! — ахнул со-продюсер. — Артем?

— Да поехали уже! — с некоторым раздражением отозвался начальник службы безопасности. — Понятно ведь все.

— К Вере Алексеевне? — немного удивился Макар.

— Нет, гони в Портозону.

— Шеф там?

— Там, там. Езжай. Очень быстро, Макар.

Шеф был там. Сидел на качелях в обнимку с промокшим бомжеватого вида мужичком во дворе облупленной трехэтажки, «офицерской», пятидесятых годов, уже готовящейся под снос. Мужичок обрадовался появлению «спасателей». Сказал:

— Орал шибко, если что. Все требовал кого-то… Я ему: нету здесь с такой фамилией, если что, я в этом доме всех знаю, сам временно проживаю в сороковой, пока не завалили… Я тут с ним все время сидел… Думаю: жалко мужика — оберут, брать что, небось, найдется… Хотел к себе пригласить, если что…

Действительно, документы Муратова, бумажник и телефон с севшей батареей нашлись у него в кармане пиджака. За честность, доброту и заботу «сквоттеру» пожертвовали пять сотен, на «перевести дух, а то малость переволновался». Ренат попытался на прощанье облобызать нового приятеля, но друзья категорично пресекли все нежности. Шефа погрузили в машину, раздели до трусов, обтерли и завернули в плед. Привалившись к Артему, Муратов открыл глаза и отрывисто выговорил в спинку водительского кресла:

— Трус. Опять не попался. Прячется. Я ждал.

— Д’Артаньян-абый, — устало проговорил Вадим, обернувшись с переднего сидения, — ты, когда в зюзю, совершенно невменяем. Сколько раз тебе говорить: переехал он давно. И родители его переехали. Ты же сам знаешь это прекрасно, какого прёшься каждый раз морду евонную бить?

— Трус, — упрямо повторил Ренат, закрывая глаза.

— Никогда шефа таким не видел, — признался Макар, выезжая из дворика.

Артем хмыкнул.

— Такое с ним нечасто, — сказал Вадим, показывая водителю какой-то замысловатый путь дворами. — Последний раз… когда, Тёма?

— В феврале, — сказал Олейников, подумав. — На Валентина.

— Точно! Ну, это вообще у нас такая старая добрая традиция, имей в виду, — сообщил Ярник Макару. — На день Святого Валентина у нас мордобой и догонялки по городу, по памятным местам, — Вадим широко ухмыльнулся. — Альбина… как ее… Викторовна… была в шоке.

Шофёр напряг челюсти, но не выдержал — тоже улыбнулся уголком рта.

— Просто, Макарушка, совпало все как-то… О, тут тормозни, — сказал Вадим.

Они подъехали к непритязательного вида забегаловке у доков, должно быть, ровеснице «офицерских» домиков. Макару не слишком улыбалось оставлять упитого шефа в салоне почти нового автомобиля.

— Да, кидай его тут. Зашевелится — увидим, — успокоил шофера Ярник. — А изгваздает — вымоешь. Тебе за это нормальные деньги платят, я знаю. Хотя Ренатик в отключке тихий, как ветошь, непотребств не творит. Заходи. Славная бухаловка, да? Классика, русский хюгге, осим хаим. Мы тут часто бываем.

В «бухаловке» на десять столиков, то ли из ностальгических побуждений, то ли по пофигизму владельцев за десятилетия не изменившей минималистичному советскому дизайну, можно было резать ломтями терпкий дымный, влажный пивной воздух и поливать его густым соусом из людского гомона. Посетители циркулировали от стойки к столам. Дождь с волос и плеч новоприбывших превращался в пар, бледные усталые лица наливались специфическим румянцем. Шипел пивной кран, дребезжал кассовый аппарат, звенела мелочь. Здесь не принимали карты и вообще с подозрением относились ко всему умозрительному, зато разговоры велись такие, что, наслушавшись, можно было бы писать трактаты по философии. Люди в поисках вай-фая в это место не забредали. Сюда приходили за счастьем, измеряемым не в мегабайтах, а кегах и человеко-разговоро-часах.