В августе начались занятия в царскосельском лицее, куда меня в числе прочих парней моего примерно возраста — 10–11 лет — зачислили на обучение. Впрочем, мое там обучение было чисто номинальным: позволить себе потратить шесть лет безвылазно сидя вдалеке от основных событий я естественно не мог, поэтому приезжал иногда на отдельные лекции, и чтобы пообщаться с парнями.

Ох сколько мы со Сперанским спорили насчет программы обучения в лицее. Словами не передать.

— Михаил Михайлович, дорогой, ну вот скажите мне пожалуйста, ну зачем тратить время на изучение греческого и латыни? Давайте лучше больше химии поставим, математики, тех же основ правоведения. Да чего угодно!

— Николай Павлович, — терпеливо отвечал мне юрист, — я понимаю, что вы с задором свойственным юности спешите опровергать авторитеты, однако и латынь, и греческий — это основа многих наук, а без основы невозможно построение крепкого здания учености.

— Ну давайте, расскажите мне пожалуйста, где нужна латынь? Про греческий я вообще не говорю — вычеркнули и забыли, мы же не попов готовим, а будущих чиновников!

— Везде, — пожал плечами Сперанский, — медикусам, юристам например.

— Ага, — криво ухмыльнулся я. У нас на первом курсе универа был один семестр латыни. Зачем? Кто бы знал. Какая польза от нее, тем более что все забылось буквально через пару месяцев, тоже не понятно. — Ну давайте, расскажите мне, как вы латынь-то используете в своей повседневной чиновничьей работе.

Учитывая крайне низкий образовательный уровень российского чиновничества, у меня были совершенно обоснованные сомнения, что эти чернильные души даже русский знают хоть сколько-нибудь хорошо, а уж про мертвые языки и говорить нечего.

В общем, с боем, криком и руганью мне удалось «порезать» учебную программу, выбросив из нее весь «мусор». Может это приведет в будущем к тому, что из лицея выпустится меньше разносторонне одаренных гениев, однако они Российскому государству были не слишком-то и нужны. А вот служащие хорошего, крепкого среднего уровня — очень.

Еще одним нововведением, на котором я настоял стали вступительные экзамены. Смешно, но эти, мать их, реформаторы собирались набирать в лицей всех подряд, а потом тратить первые три года из шести на подтягивание всех к одному достаточному для дальнейшего обучения уровню. Против этого бреда я тут же воспротивился и настоял, чтобы принимали в привилегированное учебное заведение только тех, кого «чистописанию» учить уже не нужно, благо большая часть местных дворян получало относительно приличное домашнее образование. Так что, введя не слишком сложный вступительный экзамен достаточно просто удалось отсеять всех откровенно меднолобых, тем более что выбирать было из кого. Едва просочилась информация, что младший брат Императора будет учиться вместе с другими подростками, оказалось, что на сто мест первого курса набирается почти полтысячи желающих. Еще бы! Такая возможность заиметь полезные связи на всю будущую жизнь. Ну собственно ради того все и затевалось.

Впрочем, все это были дела текущие и государственные, никак лично на моем благосостоянии не отражавшиеся. Другое дело — мои потуги в коммерции, которые к середине 1807 года — мне как раз одиннадцать исполнилось — наконец показали, что все деньги и усилия были вложены не зря.

— Сколько?! — Анисим Воронов — невзрачный с виду мужик с на редкость умными глазами, которого где-то раздобыл Воронцов для нашего с ним предприятия по производству и продаже свечей, оказался прекрасным администратором. Мгновенно оценив перспективность товара, который ему предложили продвигать, он тут же развил кипучую деятельность и вскоре заказы стали существенно превышать наши производственные возможности. Пришлось выделять свечное производство в отдельное «предприятие». — Пять тысяч пудов в месяц? Пять тысяч пудов?!

— Именно так, ваше императорское высочество, — по началу Анисим постоянно кланялся, и к каждому слову пытался добавить в конце букву «-с», чем меня бесил до невозможности, однако понемногу притерся и уже держал себя даже с определенным достоинством. — Нужно срочно расширять производство! Пять тысяч пудов в месяц — это столько, сколько я могу отгружать, начиная хоть с завтрашнего дня. И это только Петербург, Москва и еще несколько крупных городов. Буде товар в наличии постоянно, без перебоев, это число можно в течение года увеличить вдовое.

— Да уж, — крякнул я от таких цифр. На каждом пуде у нас выходило чистой прибыли около трех рублей. Пятнаха в месяц по нынешним временам — это очень солидно. — А я думал тебя обрадовать, тем, что двор для своих нужд будет закупать по триста пудов в месяц. А тут такое, что скажете Семен Романович?

В комнате кроме меня и Анисима сидел еще и Воронцов, как совладелец предприятия, и Севергин, которому я тоже выделил небольшую долю. Я заранее предполагал, что различных коммерческих направлений, которые нужно будет охватить, наберется не мало, поэтому не жадничал, давая подчинённым тоже почувствовать свой интерес. Так или иначе самому проконтролировать все при любом раскладе не получится, так лучше иметь на каждом направлении заинтересованных младших партнеров, чем просто нанятых директоров, которые обязательно начнут крысятничать. Что, впрочем, не отменяло необходимости пригляда и за младшими партнерами.

Мы сидели у меня в Зимнем, где я потихоньку начал занимать все больше и больше помещений. Постепенно назревала необходимость отделяться и переезжать в собственное здание, поскольку — это понимал я и это понимали остальные — совершенно не дело, когда по императорской резиденции шастают целые толпы всяких приказчиков и прочих, не принадлежащих к «высшему свету» личностей. Я уже всерьез раздумывал над тем, как бы мне «отжать» Михайловский замок, который со времени известного события так и стоял пустующим. При этом, было очевидно, что до наступления совершеннолетия, никуда меня из «отчего дома» не отпустят.

— Нужно расширяться, значит будем расширяться, — пожал плечами Воронцов. По его связям и весу при дворе, по нему самому, как настоящему англоману, последние события нанесли изрядный урон, отчего от с головой бросился в коммерцию. Благо это не входило в противоречие с его «воспитательскими» обязанностями, которые с него никто не снимал.

— Нам не хватит сырья на такое количество, — подал голос Севергин. — Если с жиром проблем не будет, то кислоты в России столько вообще не производят. Ее физически нет.

В комнате повисло напряженное молчание, в тишине можно было услышать звук протекающих мимо карманов собравшихся денег.

— Ну что ж, — я пожал плечами, — тогда нужно будет строить завод по производству кислоты. Других вариантов все равно нет. Жду от вас, Василий Михайлович, смету всего необходимого, будем думать, считать.

— А что с фитилями делать. — Уже совершенно растерянно переспросил химик.

— А что с фитилями? — Не понял я.

— Так… Вы давали распоряжение найти способ сделать так, чтобы фитиль сгорал полностью, его не нужно было подрезать.

— И?

— Ну… — Севергин опять замялся, — состав для пропитки мы вроде бы подобрали, но там видимо только составом обойтись не получится, нужно по-другому нить сплетать. Во-первых, нужно экспериментировать, средства опять же на это. Ну и во-вторых, сами мы производство таких фитилей вряд ли потянем, тем более в озвученных объемах.

— Понятно… — от списка озвученных проблем меня тоже изрядно придавило. Я немного подумал и ответил, — давайте сделаем так. Вы мне в письменном виде изложите ваши надобности, а я подумаю, что с этим можно будет сделать.

На этой ноте, мы наше производственное совещание и закончили: химик пошел дальше работать над фитилями, а Воронцов отправился подбирать новые площадки под как-то резко начавшие плодиться производства. Я же остался сидеть, пытаясь понять, где мне на все это найти время в ужасно коротких 24-часовых сутках. Ну и деньги, конечно.

— Что это? — Александр взял со стола пухлую папку — скоросшиватель и с сомнением в глазах взвесил ее на ладони. Видимо вес документа внушал ему определенные опасения.