Немецкая лирика ⁄ Deutsche Lyrik Антология XX века Перевод с немецкого Александра Белых Санкт-Петербург АЛЕТЕЙЯ 2022 В оформлении книги использованы работы бельгийского художника Гери Де Смета /Gery De Smet Переводчик выражает благодарность библиотеке им. Гёте во Владивостоке, лично библиотекарю Ларисе Филоненко, оказавшей содействие в приобретении тома поэтических сочинений Мартина Хайдеггера и других сборников немецких поэтов, а также выражает особую благодарность кандидату филологических наук Ирине Фадеевой (ДВФУ), взявшей на себя труд прочитать антологию @biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ © А. Е. Белых, перевод на русский язык, 2022 © Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022 Martin Heidegger Мартин Хайдеггер (1889–1976) Ранние стихи 1910–1916 Sterbende Pracht / Умирающее великолепие Осень ранняя настала, Смех принесла и веселье. Ну же отворяй ворота сада В печальное новоселье! Отведи меня, о, золотая, Юношеской бегущей тропой, Чтобы вновь сказать «здравствуй» Умирающему великолепью; Чтобы странствовать вновь Между сумерками и ночью. Шелестит листва устало, Вздрагивая на пороге смерти И предчувствует в листопаде, Как приближаются беды. Твои тоскующие мечты и грёзы В скудный солнечный день Стремятся к поникшим розам, Умирающим у живой ограды. Ölbergstunden / Бдения на Елеонской горе Страда моей жизни на Елеонской горе: В сиянии сумеречном Вы взирали на меня зачастую С робостью и сомнением. Рыдая взывал я: ничто не тщетно. Моё младое бытие, Что от жалоб моих устало, Отныне вверяется лишь ангелу милости. Abendgang auf der Reichenau / Вечерняя прогулка по острову Рейхенау Серебристый свет ускользает к морю, к дальнему тёмному побережью. В летней истоме, в сырости вечера сады утопают в неброском любовном слове «ночь». Всё ещё улавливаются внутренними двориками слабые выкрики птиц на крышах старинных башен в белом сиянии луны. То, что создало меня светлым летним днём, и покоится ныне, отягощая смыслом бредовым, как дерево под тяжестью плодов, оно из вечности произросло — это чувство лёгкое в бесцветной пустыне — величавое простодушие. «Отважными усилиями избегал я близости Бога…» Отважными усилиями избегал я близости Бога, влачился на ощупь сквозь ночь и нужду, не помня себя, позабыв о сиянии звёзд, прижимался к белым, мокрым росным берёзам горячечным лбом — и, напуганное мною, вздрогнуло древо, и небеса прогремели… Взяла меня оторопь: «О, берёза над озером! Уж никогда душа моя, чуждающаяся Бога, подобная плавающей кувшинке, что едва ли смогла устоять пред упоением бушующих волн, не станет увиваться за шелестом листьев твоих!» 1910 «Я люблю тот вечерний час…» Я люблю тот вечерний час, когда серебристый свет луны в моем окне струится, и меня чаруют гномы, эльфы, водяные и призраки в пыльных струях. О волчке, об обруче, о шашках, о школе для малышей, о первом гусином пере я предаюсь мечтам давно — возвращаюсь медленно дорогой ранней, еще безлюдной, ищу то счастье детское, ищу те радости мальчишеские… Порывом ветра резким я вырван из видений отроческой страны, и призраки исчезли. Там, на стене я вижу, как хилый луч луны скользит по черепу. 1910 «Усталая, тусклая зима…» Усталая, тусклая зима, неужели ты утратила солнце? Блуждаешь в полях, изрытых болезненными бороздами, всхлипываешь, вздрагиваешь… Могильщик с киркой, ты, коль одолеешь безмолвный лес, призови свинцовую, серую мглу, чтобы она поднялась из долин и окутала хладом свет и жизнь, будто предсмертным саваном. О, зимняя пора! Тяжким дыханием ты не тронула лишь один цветок… Грезится в сиянии звёздном — о, тоска по розам далёким! 1910 «Знаешь ли ты о часах, что медленно идут…» Знаешь ли ты о часах, что медленно идут, подобно ночным приливам и отливам, что безмятежно и неподвижно стоят? Когда жизнь души твоей клокочущей вспять утекает, и ты умираешь бесплодно в пустынной глуши, изнемогающий и обескровленный. Знаешь ли ты о тех часах, что приближают покой, как последняя страница потаённой книги, где погребено множество творений бытия, что, подобно пылающим стропилам крыши, разлетается в двойственности между Богом и тобой. Знаешь ли ты о тех часах, что не названы именем, и взмывают, и вырастают в суровый человеческий стан — с их взором небесным, таким детским и нежным, что повергает тебя в трепет блаженный, будто к твоему челу прикоснулась рука возлюбленной, — о тех часах, что подобны молитве инокини, когда пастух молчаливо возвращается домой, — знаешь ли ты о часах, что тихо стоят? |
