Gottfried Benn Готфрид Бенн (1886–1956) Welle der Nacht / Волны ночи Волнение ночи – чудища моря в созвездии Овна и Дельфин с Гиацинтом плещутся в зыби летучей, заросли вереска, лавровых роз, известняковая осыпь, дворцовые руины на Истрии пронизывают ветры. Волнение ночи – две мидии, две избранницы, омывает прибоем, здесь о скалы и камни бьются они, и тиару, и пурпур теряют обе, и перлы их белые укатываются безвозвратно в хляби морские. 1943 Reisen / Путешествия Думаете, так уж глубок этот Цюрих, куда вы вознамерились ехать, будто в городе этом святыням и чуду есть место, что стоит в программе всегда? Думаете, и в Гаване, что и бела, и красна как гибискус, разразится небесная манна над вами, как жаждущими в пустыне? Банхофштрассе и Рюэн, Бульвары, Лидос, Лаан, и даже на Пятой Авеню вас пустотою внезапно придавит — О, какой напрасный извод! А поздней познаете вы ненароком: что лучше бы пребывать в покое и беречь всё то, что вас окружает. 1950 Wilhelm Lehmann / Вильгельм Леман (1882–1968) Моему старшему сыну Порознь цветут Зимняя липа и летняя липа — А тем временем, сын мой любимый, Песенка эта подходит к финалу. Ластовник корнями Впивается в известь холма. Я осязаю это во тьме, Из-под земли я всё это вижу. Серые камни пятнает дождь — Златопёрому зяблику не хватило Для песни ноты одной. Возьми её, сын мой, напой! 1924 Fallende Welt / Мир валится Безмолвие – само По себе стало тяжким: Будто кукушка облетает Собственный голос. Приземлилась птица На бронзовые лапы, Наряд её заляпан Пятнами пёстрыми хляби. Мир расхлябан — Скоро ли рухнет он? Оттого и слышатся Только вопли кукушки. Зовёт она истошно Протяжными стонами, Тем самым оттягивая Окончание времени. 1962 Auf sommerlichem Friedhof / На летнем кладбище (1944) Мухоловка шныряет то вверх, то вниз. Аромат роз схоронил твою могилу. Нигде не найти такой тишины, как здесь. Казалось бы, в том-то вся и загадка. Вспышкой синей блеснул аконит. Ну же, сотри со лба моего капельки пота! Сладостен этот день, и ладный такой, Мы ещё посидим с тобою вдвоём. Сирена воет, лают орудия боя. Они убивают себя: таков этот мир. Не приходи! Не приходи! Будь один, Разладилась жизнь на этой земле. Ты убежал в миры иные, где нет уже боли. О, могила, держи свои двери на запоре! Oscar Loerke Оскар Лёрке (1884–1941) Stille / Тишина Бедное сердце моё обрело безмятежность В лагере летнем, средь знойных деревьев; За недоуздок сюда притащили его, удивлённое, Как южного зверя, что терпеливо сносил И тяготы пути, и непогоду, и чужие языки. Так что, пожалуй, дела к миру идут. Синицы на лиственницах, будто в океане небес Раскачиваются; тут же тёмно-зеленые округлые Шишки рядами плывут, будто птицы на взморье. Солёной влагой напоились мои глаза, Поверженные вершинами горными; Всё затуманилось, померкло во взгляде. Я, словно мощью незримой принужденный, Взор опустил, и слёзы обрушились градом. Das tiefe Licht / Глубокий свет Солнцу поклониться – приходит ночью Магометанин, что укрощает лучезарного быка. Сияние обильно на ветках кедровых И высоко над горными хребтами возрастает — А он бездвижно стоит в дали, Не осмелится войти в сияние своё. Inbrunst / Рвение Звёзды огромны, но так далеки, что, пожалуй, ничто не озарят меж нами. Из колодца небесного ночи вырвался ветер. Из груди, духу подобно, он подъял родины взгорье. Плывут облака, словно парусники перед сраженьем. Неужели я далёкими грежу мирами? Земля, ты обитель моя, но всё же нынче ночью Душа моя уснёт в горнице далёкой звезды. Erntezeit / Время жатвы Бурые мухи резвятся, В плясках вокруг елей, Льётся многоголосый щебет, Жаворонки порхают резво Над летними кронами Могучих и рослых деревьев. Песней одной звучат облака! Поезд нагруженных телег Тянется длинной вереницей. Пахнет зелёными иглами, Пахнет шишками смольными, Благоухает трава сенокоса… Душа обновлена покоем, Неспешной уборкой урожая. |
