У каждого из нас есть как положительные, притягивающие качества, так и отрицательные черты, что мы можем скрыть или устранить путем длительной работы над собой. В этой личностной борьбе Арчи находился будто бы посреди весов, не решаясь склониться ни в одну, ни в другую сторону. Я могла бы сколь угодно называть его легкомысленным и неверным, могла бы с уверенностью отметить в нем завышенную самооценку и излишне разросшуюся самоуверенность, но у меня язык бы не повернулся назвать его скупым и мстительным. Его доброта, не обремененная, впрочем, сочувствием, не раз являлась причиной истинного восхищения пред совершенными им поступками, и Арчи, несмотря на любовь к хвастовству, всё же оставлял большую часть своих заслуг в тени. Возможно, барьером, отделяющим две столь разительно отличающиеся черты, были высокие стандарты, привитые Арчи его же семьей, и он, будучи воспитанником целеустремленных и деятельных людей, позволял себе выставлять напоказ лишь то, что считал достойным.

Как бы то ни было, мы с Арчи никогда не смогли бы ужиться. Да и построение своего личного счастья не та стезя, в которой я хоть когда-нибудь преуспевала. Причина моего одиночества была прекрасно известна мне самой, но, как бы долго я не боролась с этим, я раз за разом выстраивала в своей голове завышенные ожидания, которым, безусловно, никто не мог соответствовать. Отношения казались мне настоящими цепями, крепкими путами, встав в которые, я лишусь свободы и независимости. Мне трудно донести эту мысль до близких мне людей, и многие сделали странный вывод, что я попросту сторонюсь мужчин из-за собственных выдуманных недостатков. Но, если задуматься, испытывала ли я хоть раз ту любовь, что заставляет сердце биться чаще? Полагаю, на моём пути попросту не было того, кому я бы желала посвятить свои нераскрывшиеся чувства.

Когда на экране телефоне я увидела третий час ночи, всё моё тело вдруг поддалось затаившейся прежде сонливости. Уснувший в кресле Марвин тихо посапывал, и как бы Джанет не силилась отправить его в спальню, он не сменил своего неудобного положения, заставив сестру отступить. Прошептав что-то Арчи на ухо, Лаура отправилась на второй этаж, и залитый алкоголем стол пришлось убирать мне и Джанет, что после работы пожелала принять ванну. Дом, что ещё недавно был наполнен смехом и громкими разговорами, сменился звучанием тарелок и льющейся из крана воды, и, едва мы с Арчи остались наедине, я поспешила занять себя мытьем посуды, словно бы при исчезновении других мы стали совершенно чужими людьми.

Губка, пропитанная моющим раствором, постоянно выпадала из моих рук, и я понимала, что стоит мне прислониться лбом к висящему напротив шкафчику, как я непременно погружусь в сон. Уже через неделю нас ожидает удивительная поездка, и в последнее время все мои мысли и даже сны были лишь о тех событиях, что могут там произойти. Замок довольно стереотипно ассоциировался в моей голове со стариной и роскошью, спрятанными кладами и правителями в странных платьях, чьи портреты непременно будут украшать большие и длинные стены.

Задумавшись и попросту зря пролив кубы воды, я вздрогнула, когда в доме померк свет. Гул электронного камина, что наполнял комнату, пускай и странным, но звуком, мгновенного замолк, и, оказавшись в кромешной тьме, я тут же выключила воду, решив не устраивать ко всему прочему ещё и потоп.

— Арчи, — обратилась я во мрак, поборов необъяснимое стеснение, — выгляни, пожалуйста, на улицу. Посмотри, есть ли у соседей свет.

— Его скоро включат, — произнес голос так близко, что я невольно вытянула вперед руку, опасаясь, будто Арчи стоит напротив меня. — Но темно, хоть глаз выколи.

— И часто у вас такое случается?

— Нет, — ответил голос, и знакомый дорогой одеколон окружил своим запахом подобно настоящему кокону, — недалеко ремонтные работы. Где ты? — спросил он, и в этот момент его рука, ищущая опору во тьме, легла мне на живот.

— Арчи, — я возмутилась, услышав в ответ лишь смех, — мне сейчас совсем не смешно. У тебя есть хотя бы свечи?

— Хочешь устроить романтическую ночь? Тогда предлагаю обустроиться в ванной.

Слышать подобное было ужасно неловко, но когда его тяжелое тело придавило моё к кухонной стойке, я от смятения и доли страха не смогла ни закричать на него, ни хотя бы попытаться вырваться. От горячего дыхания Арчи разило алкоголем, и он жадно блуждал губами по шеё, пытаясь неуклюже поставить колено между моих ног. Когда же щетина, покрывавшее его лицо, коснулась моей щеки, я мотнула головой и попыталась закричать, вбирая в легкие как можно больше воздуха, но большая ладонь плотно закрыла мой рот.

— Трис, ты же хочешь этого, разве нет? — совершенно искренне и невозмутимо произнес Арчи, и я незамедлительно отрицательно покачала головой. — Я видел, как ты смотрела на меня весь вечер. Поверь, мне тоже жаль, что у нас ничего не вышло. Но…

— Эй, где вы? Я нигде не могу найти фонарик, — услышала я голос Лауры, и свет от телефона заструился по ступеням лестницы. Ладонь упала с моего лица, и я, злостно оттолкнув от себя Арчи, не преминула отдавить ему ногу. Я в жизни не была так благодарна Лауре, как в эту ночь.

— Самовлюбленный кретин, — почти шипя, произнесла я, быстро направляясь к свету гаджета, как к спасительному огоньку. — Посвети на стол, я тоже возьму телефон, — уже громче попросила я, и девушка, кутаясь в шелковый халатик, семенящим шагом направилась в сторону, где спал Марвин.

— Арчи, милый, идем спать, — произнесла она, когда светящийся экран оказался и в моих руках.

— Да, — ответил он растерянно, — я…как-то перепил.

— Мягко сказано.

— Что-то случилось? — удивилась Лаура моим словам, но я лишь отрицательно мотнула головой. Эти двое вполне достойны друг друга, и не моим словам предопределять их и без того фальшивые и корыстные отношения. Но как же мерзко стало на душе…

Мне нравятся аэропорты.

Не большими зданиями, не красиво оформленными помещениями, и уж тем более не большим количеством людей я восхищаюсь, ступая на блестящий пол и сжимая в ладони ручку замотанного чемодана. Мне нравится то восхищение, то чувство восторга, что захватывает душу, распахнутую для чего-то нового. Перелет — это путешествие, долгое ли короткое, домой или же в неизвестную страну, но это подобно приключению, в которое ты отправляешься, взмывая в небеса. Думаю, со временем это чувство притупляется, ажиотаж с возрастом сменяется волнением или превращается в скуку, стоит полетам стать неотъемлемой частью чьей-то жизни. Мне повезло не часто бывать в аэропортах, и мне повезло в это путешествие отправиться ночью.

Сидя в зале ожидания и сжимая от предвкушения оставшийся со мной рюкзак, я неотрывно смотрела на сверкающий в свете фонарей большой самолет, рядом с которым суетливо передвигались маленькие мигающие машинки. Ночное небо было усыпано звездами, и непередаваемое восхищение вызывало по телу бегущую дрожь. И если сейчас я взираю на всё глазами ребенка, то я безмерно этому счастлива, испытывая радость от того, что кому-то покажется мелочью.

На черных пластиковых стульях, выставленных в ряд, сидели те, с кем мне предстояло разделить не только полет, но и целые недели проживания в одном месте. Некоторые из них поспешили пройтись по магазинчикам с яркими витринами, но большинство, вымотанное суетливым вечером, предпочло остаться на местах, закрывшись от внешней среды наушниками. Насколько верно я могла судить, в эксперименте участвовало двадцать человек, и уже четверть участников была мне знакома: Джанет заботливо заряжала всевозможные устройства, Арчи и Лаура разговаривали с незнакомым мне худеньким пареньком, а Марвин донимал расспросами профессора Маквея, рядом с которым ходила очаровательная помощница тридцати лет.

Наш рейс объявили, и профессор, пересчитав всех ещё раз, бодро зашагал впереди, вскинув вверх руку с ярким красным зонтом. Ночной воздух обдал своей прохладой, и площадь, что казалось мне поразительно большой, вдруг закончилась, предоставляя пассажирам трап. Разливающаяся во мне энергия синтезировала крайне странные желания, и мне хотелось то прыгать на месте, то крепко сжимать руку Джанет, улыбающейся моим периодическим тихим пискам, что на деле были возгласом радости. До сих пор не могу поверить в то, что все происходит наяву.