На серебряный, счастливо сохранившийся поднос сложила горкой ингредиенты: ком земли, перо и цветок. Лежать друг на друге они не желали, перо слетало, руки у меня дрожали. Важен ли порядок? А количество земли? Можно ли примять цветок? Установила зеркало, зажав его бабкиными книгами с двух сторон. Села напротив.

И только тут поняла, что есть две загвоздки. Во-первых, слёзы, весь день стоявшие в глазах, по заказу не текли. Можно, конечно, сунуть под нос чищенную свежую луковицу, но зачтутся ли такие слёзы? А во-вторых и в главных — я не уверена в том, какой вопрос задать. Точнее, надо, конечно, спросить, как сложится наша жизнь с Аяксом, ради этого всё и затевалось, но…

Но внезапно, против всякого здравого смысла мне так захотелось узнать больше о таинственном обитателе Червонного леса.

Я знала, что время в городе меряют часами, я даже их видела несколько раз. Мерное тикание невидимого загадочного часового механизма завораживало… У нас же на хуторе часы были только у служителя Олава, и он же несколько раз в день — на рассвете, в полдень, на закате и в полночь — ударял в храмовый колокол. В остальное время мы пользовались при необходимости песочными часами, отмерявшими четверти, хотя большинство жителей хутора, за исключением детей, прекрасно эти самые четверти чувствовали безо всяких внешних мерителей. Понятное дело, что в полночь люди уже, как правило, крепко спали, поэтому ночной колокол ударял только один раз.

Я не должна была его пропустить.

И в то же время сосредоточиться на нужном вопросе никак не удавалось — и шойховы слёзы никак не текли.

А может, не надо никаких гаданий?

В лес больше ни ногой.

Выйду замуж за Аякса… Аякс. Один день не виделись — а я не скучаю, я даже рада, что он не пришёл. Думаю о незнакомце, о волках, о бабушке, об отце и его зазнобе, о чём угодно — только не о женихе.

Но ведь и слова данного назад не возьмёшь? Отменять свадьбу безо всяких причин — на весь хутор опозориться.

Хорошо, что имени незнакомца я не узнала — не дай бог, шепнула бы во сне… Но сон не может продолжаться долго. Моя судьба — жить на хуторе, трудиться на мануфактуре семьи Аякса, ложиться с ним в одну постель. Он же меня любит, и он хороший, работящий, добрый. Пусть губы у него мягкие, как непрожаренное тесто, пусть он не умеет, как тот… Не это же главное, верно?

Я, не мигая, смотрела на подрагивающее пламя свечи, и не заметила, как слезинка скатилась по щеке. Одна, вторая…

Едва слышно где-то в ночи низко, утробно ударил колокол. Я торопливо подставила поднос под щёку, начисто забыв о необходимости задать вопрос, уставилась в зеркало.

И почувствовала, как гудящим внутренним звоном наполняется голова, словно колокол изнутри продолжал звенеть.

Зеркальная гладь поплыла рябью, точно вода, затуманилась — или туман стоял у меня в глазах? А затем картинки побежали перед внутренним взглядом, и я не могла понять, выдуманные они моим же собственным воображением — или подсказанные судьбой?

Я видела себя, замотанную в свадебную хорхиву так, что осталось открыто только одно лицо — и поразилась тому, насколько неестественная, вымученная у меня улыбка. Кругом сновали люди, знакомые и незнакомые, равнодушные и безликие, будто тени. Появился Аякс, судя по нетвёрдой походке — пьяный. Схватил меня посреди свадебного празднества за руку, потащил в одну из комнат его родительского дома…

Дальнейшее я смотрела с гримасой отвращения на лице. «Брачная ночь» прошла быстро и суетливо, после чего жених завалился спать, а я съёжилась на испачканных простынях, брезгливо стараясь не касаться кровавого пятна, зябко подтягивая колени к груди… И вот уже я иду на мануфактуру, с трудом переставляя ноги из-за круглого живота. А вот двое детишек, по виду погодок, цепляются за мои руки, пока я пытаюсь помыть посуду. А потом я куда-то иду, растрёпанная, уставшая, с оплывшим и постаревшим лицом, открываю незнакомую дверь — и в незнакомой безликой комнате, будто с какого-то постоялого двора, вижу Аякса, на коленях которого сидит ярко накрашенная черноволосая женщина…

Что это? Мои собственные страхи, обретшие плоть на миг — или действительно будущее, серое, безрадостное…

Зеркало опять пошло рябью, в голове опять загудел невидимый внутренний колокол. Я ждала продолжения — ну не может же быть всё вот так, вот так буднично, отвратительно, скучно, нет, даже мерзко!

Но… все же так живут. Разве нет? Что же теперь, сидеть в родительском доме перестарком, ждать неведомого чуда? Да и нет их, чудес-то.

…следы заживших укусов на шее зачесались. Я протянула руку и коснулась зеркальной поверхности — твёрдая, неподвижная. Задула свечу. Надо ложиться спать, а завтра постараться поговорить с Аяксом. Спросить, как он видит нашу дальнейшую жизнь… почему не поинтересовался сегодня, где я… Завтра, то есть, уже сегодня — праздник на границе хутора и леса. Гореслав…

В комнате было темно, и я вздрогнула, увидев, как слабо, сам собой, засветился вдруг подаренный безымянной нечистью фонарь.

Чудес не бывает, верно? Фонари сами собой не загораются.

…вернуть надо.

Глупости какие! По лесу бродят волки, а в доме живёт существо, пьющее кровь — если, конечно, это всё не было наведённым мороком.

Я поняла, что не смогу заснуть. Тихо встала, прихватила фонарь, накрыла его плотной тряпицей, чтобы раньше времени себя не выдать, сунула ноги в туфли.

Не смогу дождаться завтра. С Аяксом нужно поговорить прямо сейчас, убедиться в том, что всё у нас хорошо и правильно. Спит — разбужу, ничего, не страшно.

Выбраться из дома незамеченной не составило труда.

От моего дома до дома Аякса пешком быстрым шагом было полторы четверти. Идти по знакомому хутору — не то что по Червонному лесу, тут никто не тронет, не обидит, всё знакомое и родное от и до. Но я почему-то чувствовала себя так, словно шла по ниточке по краю пропасти, с опаской делая каждый следующий шаг.

Ну, вот, до дома — одного из самых больших на всём хуторе! — добралась, а дальше что делать, не подумала. Как неженатый мужчина, Аякс жил с семьёй: родителями, младшей сестрёнкой, бабушкой… Но я знаю, где его спальня — вон там, на втором этаже. Повезло ещё, что окна его выходят на улицу. Света нет, мой суженый крепко спит, как и полагается нормальному человеку с чистой совестью. Может, камешек бросить?..

Ещё пару четвертей в глухой ночи со слабо светящимся фонарём в руках, слушая пронзительный щебет сверчков, я искала маленькие камушки, потом пыталась добросить их до окна — и не разбить при этом стекло… Несколько раз мне это удалось, но Аякс, очевидно, спал непробудным сном, и слабых глухих стуков не слышал. Признав, наконец, неудачу, я отступила к покосившейся оградке, оплетённой диким виноградом и плющом.

Ложись спать, Лария, не страдай ерун…

Приглушённые голоса я услышала не иначе, как чудом. Тут же, не успев понять, зачем, накинула на фонарь тряпицу, вжалась в ограду спиной, затаила дыхание.

И увидела идущую по дороге парочку.

Невысокая девушка жалась к рослому плечистому парню, в котором я без труда — по голосу, потому что высовываться дальше, рискуя быть замеченной, не решилась — узнала Аякса. Голос девушки был мне не знаком, единственное, что я смогла понять — как бы мне ни хотелось, чтобы она оказалась младшей сестрёнкой жениха, это точно была не Дая: пухленькая, кругленькая девчушка с сильными дефектами речи. Спутница Аякса совершенно точно могла похвастаться стройностью и говорила чётко. Впрочем, слов я почти никаких не разобрала, зато других звуков было предостаточно, и, к сожалению, в природе их происхождения сомневаться не приходилось.

Влажные причмокивания, сдавленный шёпот и хихиканье, постанывания… Не в силах выносить собственное бездействие, я вытянула шею. Прижавшись к невысокому кособокому сарайчику для всяческого сельскохозяйственного инвентаря, парочка страстно целовалась. К сожалению — или на удачу — луна была круглая, видно зрелище было отчётливо.