Я молчала, как болванчик, кивая его словам. Было тепло, но ночной ветер принёс прохладу, и я понемногу стала уже приходить в себя.

— Скучал… я так по тебе скучал, Ларушка… — Аякс вдруг дёрнул меня за руку, усаживая на свои колени. — Так скучал, девочка моя… Это ты во всём виновата.

Я засмеялась в голос, отталкивая его, а Аякс вдруг вцепился зубами мне в губы, одновременно пытаясь повалить на скамью. Я взвизгнула от боли в прокушенной губе, наугад ткнула пальцем в лицо — и попала жениху в глаз.

— Дура! — заорал Аякс. — А ну, стервь, иди сюда! Даже мужика ублажить не можешь нормально… А ещё следишь за мной. Иди сюда, кому говорю! Я тебе…

Я уже не знала, смеюсь я или плачу. Отпрыгнула от него подальше, повернулась спиной к хутору и помчалась в лес, то и дело ожидая погони.

…погони не было. Преследовать меня, заходить в ночной проклятый лес жених не стал.

Какое-то время я бежала, не разбирая дороги, а потом поняла, что продолжаю идти по той самой протоптанной дорожке, идти по которой, согласно завету бабки, не стоило. Я шагнула в сторону — и остановилась.

Идти по ночному лесу — совсем не то же самое, что по предрассветному. Темнота густая, пугающая, тишина, как холод, пробирает до костей… То справа, то слева мерещатся движущиеся тени, слышатся шорохи, такие тихие, что не поймёшь сразу — пригрезилось или было на самом деле. Надо вернуться. Надо! Зря я выпила, зря пошла с Аяксом, зря стала вываливать на него все обвинения, на которые ему нечего было сказать. Зря убежала потом! Но что-то в его обычно таких добрых, наивных круглых глазах появилось новое… Незнакомое, злое, пугающее больше тёмного леса. Мне показалось, что передо мной чужой человек, и нет для него запретов и преград. Надо будет убить — убьёт. Или возьмёт силой. Потому что по своей воле я больше не хочу с ним быть, да и никогда не хотела. Любопытство было, и чувственность мою он смог пробудить… совсем чуть-чуть. Но я совсем не знаю этого человека. И узнавать после всего не хочу.

Вернуться?

Вряд ли Аякс ждёт меня у выхода из леса… Ушёл уже к своей грудастой, небось, целует её сейчас да меня ругает. Или смеётся надо мной... Да, вернуться. Всё рассказать отцу… ну или почти всё. Застала жениха с другой, с кем не бывает. Показать прокушенную губу, нажаловаться, что обижал. Отец будет очень недоволен, но всё же скорее всего встанет на мою сторону. Так… надо всего лишь вернуться обратно на ровную утоптанную тропу и идти в противоположную сторону.

И я, как цапля, высоко переставляя колени, быстро пошла назад, стараясь не подвернуть опять ногу и не наступить на какую-нибудь мирно дремлющую гадюку, пробегающего ежа или какого-то другого ночного обитателя леса. И только пару четвертей спустя заподозрила, что что-то не так… Я давно должна была выйти к хутору! Но лес всё не кончался и не кончался, и вот я увидела лежавшее на тропе дерево, давно уже высохшее, которого явно не было тут раньше…

Не могла же я перепутать направление и пойти в не ту противоположную сторону! В лес уходило две тропы, и сейчас я иду по той самой, широкой!

Я вдохнула, выдохнула, развернулась — и пошла назад. Шла, шла и шла, пока не закололо в боку, но лес и не думал заканчиваться. Несмотря на темноту, мне начинало казаться, что я вообще никогда не проходила ранее по этой дороге! И…

Резко остановилась, ноги вдруг увязли в мягкой жирной земле. Я не удержала равновесия и шлёпнулась на пятую точку. К счастью, ничего не повредила, но перепачкала руки и, кажется, платье… Угораздило же! Откуда здесь, после недавней засухи взялась едва ли не лужа?!

…нет, ещё не угораздило, но вот-вот могло.

Дорога неожиданно обрывалась, и впереди чернела темнота, провал. Тот самый обрыв, о котором говорила бабушка Рогнеда. Трудно было в ночи оценить высоту и степень крутизны склона, но очевидно, что сделай я ещё пару шагов — уже летела бы кубарем вниз, а там никакая нежить не собрала бы меня по частям обратно. И, словно откликаясь на мысли о нежити, где-то внизу, далеко, но куда ближе, чем мне хотелось бы, завыли волки. Голодно, протяжно... Я охнула, метнулась назад — и вспомнила о том, что эта тропа ни к чему путнему меня не привела. Повернула вправо — и бросилась назад по папоротникам и буреломам. А ведь говорил мне служитель Олав не ходить на праздник, подумать о грехах и духе, но нет — пошла, нарвалась, а теперь…

Где-то впереди вспыхнул свет. Крошечный оранжевый огонёк, чуть мерцающий, подрагивающий, словно человек, держащий в руке фонарь, куда-то неторопливо шёл. Я не позволила себе закричать, помятуя о волках, но и позволить себе потерять этот огонь никак не могла, закусила губу, помянула нечистого, опомнилась, осенила себя знамением — и припустила за ним, изо всех сил надеясь, что это кто-то с хутора, например, отец… Ищет меня. Мог же Аякс позвать на помощь, видя, куда унеслась в ночи его расстроенная невеста?! Да сейчас я была бы рада даже Аяксу — волки за спиной завыли снова, кажется, приближаясь. Я нагнала огонёк — и холодный жар прошёлся от шеи и до крестца.

Огонёк плыл в воздухе сам по себе.

Больше всего он напоминал шаровую молнию. Нет, не так… Сгусток чистого пламени, без искр и треска. Огонёк мягко, плавно огибал деревья на уровне примерно моего лица, и жаром от него, уверена, не отдавало. Словно зачарованная, я двинулась следом, сохраняя дистанцию четыре-пять шагов, невольно думая о том, насколько велика опасность лесного пожара — погода стояла на редкость сухая, жаркая, и вполне можно было ожидать скорой грозы. Но пламя парило выше трав и кустов и в деревья не врезалось.

Я почти не удивилась, когда нежданный проводник вывел меня к дому лесного незнакомца — и растаял в темноте, точнее, разлетелся стайкой похожих на бабочек искр, и только потом исчез окончательно. Подошла к двери, смиряясь с неизбежностью — но вместе с этим чувством было и что-то ещё.

А если он опять меня поцелует, так, как в прошлый раз? И не только...

«Дура! Лучше бы думала о том, не сожрёт ли он тебя живьём! Ну, не он, так волки сожрут… Какая разница?!» — вела я с самой собой внутренний разговор, а ноги сами несли меня к дверям. Рука легла на ручку, холодную, металлическую, смешанный с предвкушением страх сдавил горло — но дверь легко открылась, и я вошла. Вошла и остановилась на пороге — идти дальше, будучи уже так или иначе знакомой с хозяином, было как-то неправильно.

«Хозяином»! Нежитью, кровопийцей, демоном в человеческом обличии…

— Эй! — позвала я, хрипло, не громко. Чуть откашлялась и позвала громче. — Это я, Лария! Простите…

А ведь он не может выходить отсюда только до полуночи и после рассвета, сейчас как раз время его свободы… очевидно, хозяина просто нет дома. Ждать его на пороге? У двери? Пройти дальше?

Я разулась, отерла грязные руки о платье — хуже тому уже явно не будет — и, ругая и обзывая себя всеми известными мне ругательствами, пошла вперёд. Добралась до зеркала — да уж, даже щёки отчего-то чумазые. Замерла, ожидая, когда хозяин материализуется за спиной — может, будет, как в прошлый раз? Но нет, ничего. Ничего и никого. Для верности я покрутилась на месте.

Неужели придётся ждать рассвета?

Я повернула налево и пошла по коридору. Тёмная комната… а вот и та самая софа. Глаза выхватили очертания чёрного рояля. Кажется, действительно пусто, хозяина попросту нет.

А я так устала… Безумно устала. Садиться на софу в грязном платье — очень плохая идея, но если немного подверну юбку… Я немного повозилась, устраиваясь поудобнее, так, чтобы присесть с меньшим вредом для мебели. Прикрыла глаза, чувствуя, как гудят ноги. Дура ты, Лария! Пришла в жуткий дом к нежити — и сидишь, как ни в чём не бывало, даже страх отступил. А вот предвкушение чего-то… сама не знаешь, чего — осталось.

Посижу вот так, с закрытыми глазами. Отдохну.

Всего несколько секунд, да…

Я проснулась, не понимая, где нахожусь. Темнота стала светлее, мягче… Зажатая в неудобном положении рука затекла. Я утёрла предательскую ниточку слюны в уголке губ и вспомнила всё, разом.