Царь помолчал несколько секунд, я слышал лишь его напряженное дыхание.

— Выпотроши его, Дима, — велел Михаил II. — Отчет передашь Невскому.

— Слушаюсь, государь.

— И еще одно, Дима, — вздохнул он. — Тебя ждут лаборатории. Но я понимаю, что дергать тебя в столицу сейчас бессмысленно.

Я улыбнулся. Необходимость ехать в Москву была бы действительно не ко времени. Не тогда, когда у меня под боком орудуют ключники.

— Так что завтра с утра тебе организуют удаленный доступ к лабораториям, — продолжил Михаил II. — Пора начинать работу, князь.

Пленника разместили в карцере отделения Царской Службы Безопасности. Со мной до двери дошел лейтенант Курпатов — майор был занят срочным разговором с Москвой. Как я и планировал, после беседы с царем предложил Ворошилову сменить главу красноярского подразделения ЦСБ. Так что Андрей Викторович сейчас наверняка обсуждает возможные перемены на местах.

В сущности-то Александр Сергеевич не плохой сотрудник. Просто мне он не подходит совершенно. Слишком Зыков тяжел на подъем, и не та у майора хватка, чтобы быстро реагировать на вызовы. При Измайлове, возможно, это было правильной политикой, но теперь великих князей здесь нет, и темп событий изменился.

— Я должен присутствовать, князь, — негромко сказал мне Николай Дмитриевич, после чего добавил: — Инструкции.

Я взглянул на него с ухмылкой.

— Что ж, возражать не стану, — сказал я. — Но если после этого допроса вам придется переехать в столицу для дальнейшего разбирательства...

Лейтенант качнул головой.

— Я служу государю, Дмитрий Алексеевич, — произнес он с чувством. — Прикажут ехать, значит, поеду.

— Хорошо, — легко согласился я.

В конце концов, это действительно не моя ответственность — разбираться во внутренних делах ЦСБ. Сочтут Ворошилов с Невским, что Курпатов переступил черту, сами со своим подчиненным разберутся.

Кивнув дежурному, чтобы открывал нам дверь, лейтенант положил руку на табельный пистолет, покоящийся в кобуре. Предосторожность не лишняя — задержанный опасен и мог бы вытворить что-нибудь напоследок.

Однако пленник был по-прежнему прикован к железной кровати, на жестком матрасе которой сидел. Блокираторы работали исправно, так что нам этот индивид ничем угрожать не мог. Разве что пытался испепелить полным ненависти взглядом.

— Лейтенант, — войдя в камеру, я обернулся к Курпатову. — Пожалуйста, включите видеозапись для протокола. Копии нужно будет отправить в Москву и в архив рода Романовых.

— Разумеется, Дмитрий Алексеевич, — отозвался тот, сопроводив слова легким наклоном головы.

Я повернулся к пленнику и с улыбкой произнес:

— Итак, господин неизвестный, перед вами Романов Дмитрий Алексеевич, князь Красноярска, и Курпатов Николай Дмитриевич, лейтенант Царской Службы Безопасности. Так как вы отказались сотрудничать со следствием, мы будем использовать на вас технику допроса. Я не слишком опытен в ее применении, поэтому не исключено, что в результате ваш мозг превратится в кашицу, — слова я произносил совершенно спокойным тоном, демонстрируя, насколько мне плевать, что станет с заключенным. — Так как давать показания самостоятельно вы не хотите, то и права, позволяющего отказаться от применения техники допроса, у вас нет. Поэтому мы приступим немедленно.

И, не давая ему времени для какого-либо ответа, я проломил естественную защиту одаренного. Вышло не сложно, хотя он и пытался оказать инстинктивное сопротивление. Взгляд жертвы потерял осмысленность, он застыл в одном положении, чуть сгорбившись. Рот приоткрыт, дыхание ровное, лишь веки слегка подрагивают.

В стороне от меня едва уловимо хмыкнул Курпатов. Похоже, лейтенант не ожидал, что у меня получится так быстро сработать. Впрочем, сейчас реакция Николая Дмитриевича была не так важна.

— Лейтенант, задавайте вопросы, — чуть поведя рукой, велел я.

Курпатов оживился и пошел по стандартной схеме — от одного пункта протокола к другому. Пленник отвечал, и картина произошедшего в Крымском монастыре сложилась в моей голове раньше, чем мы получили все необходимые ответы.

Павел Андреевич Сапожников. До недавних событий являлся гражданином Речи Посполитой под именем Поля Шевца. После раздела Польши получил гражданство Русского царства. Еще до этой войны служил добровольцем в элитном подразделении наемников Британской империи. Его соратники из того же подразделения, но работающие на постоянной основе, были пойманы Емельяном Сергеевичем в Москве.

Сам Павел Андреевич в этот раз получил не только жирный аванс в виде ста тысяч рублей на обезличенный счет, но и индивидуальный приказ, и должен был не дать заговорить своему тезке игумену Павлу. А потом, получив оставшуюся сумму за задание, распрощаться с нанимателями и жить припеваючи в Крыму, где на его русские документы уже был приобретен небольшой виноградник.

Способности наемник получил еще до начала операции в Москве — помог все тот же турецкий род, к которому примкнула и Татьяна Игоревна Измайлова. Они же должны были исключить Павла Андреевича после успешного завершения дела. Таким образом ЦСБ, которой бы поручили расследование, искала бы одаренного, которого уже не существует.

Ключевым в этой истории стал тот факт, что Сапожников понятия не имел, на кого в действительности работает. На него вышли бывшие сослуживцы, предложили последнее дело, и Павел Андреевич согласился. Очень уж ему нужны были деньги — после раздела Речи Посполитой на счетах бывшего наемника оставались только нули.

— Мы закончили, Дмитрий Алексеевич, — записав последние сведения, доложил мне лейтенант. — Вы можете прервать технику.

Я кивнул, и Сапожников растекся по жесткой койке, утратив вертикальное положение. По искаженному болью лицу было видно, что досталось ему неслабо. Впрочем, ни у меня, ни у Курпатова никакой жалости к поляку не имелось.

— Копии, Николай Дмитриевич, — напомнил я, обернувшись к лейтенанту. — Не забудьте копии.

— Разумеется, Дмитрий Алексеевич, — кивнул мне тот, не глядя на допрошенного. — А этого мы будем сторожить, не беспокойтесь, князь, не сбежит.

В этом я не сомневался — намеренно ударил его по мозгам напоследок, чтобы как минимум дня три отходил от допроса. Просто ради предосторожности, чтобы не попытался сбежать или как-то выбраться из карцера.

Мы вместе с Курпатовым вышли из камеры, которую тут же закрыл дежурный сотрудник ЦСБ, и вместе выбрались на улицу. По пути лейтенант не проронил ни слова, хотя, полагаю, обстоятельства дела вызывали у него немало вопросов.

Были они и у меня.

В частности — почему османский род, промышляющий продажей своего дара, до сих пор не вырезан под корень? Эту ошибку султана Османской империи я обязательно исправлю в ближайшее время. Раз наемникам там медом намазано, нужно разорить этот улей, чтобы другим неповадно было заниматься столь непотребным делом.

— Благодарю за содействие, Дмитрий Алексеевич, — обратился ко мне лейтенант, когда мы оказались снаружи.

— Взаимно, Николай Дмитриевич, — ответил я, протягивая опричнику руку. — Надеюсь, дальнейшее наше сотрудничество будет таким же эффективным.

Он ответил на рукопожатие и, кивнув напоследок, вернулся в здание. Я же вытащил телефон из кармана и, набрав номер, направился к «Монстру», ожидавшему меня с уже заведенным двигателем.

— Слушаю, Дмитрий Алексеевич, — раздался голос в трубке. — Что-то случилось с Анной?

— Здравствуйте, Михаил Викторович, — произнес я вежливым тоном. — Нет, с великой княжной все в полном порядке. Кроме того, она мне очень помогла, приняв участие в поимке преступника.

Он выдохнул с облегчением. Видимо, опасался, что Соколова натворит дел.

Улыбнувшись этой мысли, я открыл дверь внедорожника и сел внутрь. Щелчок замка вывел великого князя Выборгского из задумчивости.

— Так что вы хотели, Дмитрий Алексеевич? — спросил Михаил Викторович.

— Мне бы пригодилась ваша консультация, — сказал я, кивнул Витале, чтобы трогался. — Если вас, разумеется, не затруднит.