— Ничего, Николай Васильевич, пойдём на Владивосток! — заявил Франк.

— Пока что нечем, — покивал Орлов.

— Господа, Владивосток под контролем японцев, они ввели контингент, но местных большевиков не трогают, а ещё туда пришёл эшелон чехов, — проинформировал всех Ванюков. — Они не будут слишком радоваться нашему появлению.

Виктор хотел намекнуть про грядущее восстание чехословацкого корпуса, но удержался — подумать могут что угодно, сейчас такое время, что и так вокруг полно горлопанов и сумасшедших.

— Какие перспективы у отряда атамана Семенова, господа? — он взял графин и налил себе и ещё двоим коньяк.

— Сидеть на станции и грабить проходящие поезда, — засмеялся Франк. — У красных в два раза больше сил, и они уже вполне организовались и воспряли духом.

Выпили и пару минут ели молча. Орлов и Франк курили, из зала за портьерой доносился громкий смех и периодические аплодисменты.

— Господа из японской миссии считают иначе, — осторожно проговорил Виктор.

— Вот как? — нахмурился Орлов. — Откуда у вас эти сведения, Виктор Антонович?

— Третьего дня общался с господами из штаба округа, они говорят, что атаману отпускается снабжение со склада в Чаньчуне — два раза в неделю уходит литерный на Маньчжурию.

— Да, нас японцы не снабжают, а к двум складам округа у нас нет доступа, — похлопал пальцами по столу Орлов. — Через три недели развернем более полутора тысяч человек стражи, и тогда поставим вопрос ребром.

— Так и сделаем — сами займем склад, если нам посмеют отказать в снабжении! — агрессивно сказал Франк. — С китайской охраной что-то придумаем.

В зале послышался свист и аплодисменты.

— Поди, Южина уже на сцене, — повернулся туда Ванюков.

Виктор и остальные офицеры, выпив ещё по рюмке, вышли в зал, поближе к сцене — Орлов сказал, что там готов столик.

Вся правая часть зала была заполнена офицерами, многие из них были со спутницами. К ним подошёл пожилой официант:

— Господа, для вас стол возле сцены! — показал он в сторону барной стойки. — Ваша супруга уже присоединилась.

— Подайте коньяк, кофе и шоколад, Иван Петрович, — покивал Орлов.

Раздавались аплодисменты и приветственный свист, выкрики «просим, просим». Пока Виктор шел за полковниками к столу, рассмотрел стоящую на сцене даму — приятная женщина, довольно ещё стройная брюнетка лет сорока или немного старше, в светло-зеленом платье с белым шарфиком. Сложив ладони замочком на груди, она улыбалась и оглядывала зал.

— Господин штабс-капитан, вы позволите мне вас оставить и присоединиться к моим друзьям? — услышал Виктор голос Смирнова сзади.

— Конечно, Игорь Иванович, развлекайтесь, — полуобернулся к нему Виктор.

«Видимо, парень не хочет молча провести весь вечер в компании старших офицеров и их жён, и это вполне резонно — всё равно обсуждаемые темы его мало касаются», — усмехнулся он.

За большим круглым столом, расположенном метрах в двенадцати правее сцены, уже сидели три женщины. Полковник Орлов их представил — это были жёны Франка, Ванюкова и его собственная, весьма привлекательная дама лет сорока пяти или чуть старше, с модной короткой стрижкой.

— Очень рады, Виктор Антонович, — улыбнулась она. — Ваша супруга не с вами?

— Я не женат, Виктория Павловна, — ответил Виктор. — До войны у меня была невеста, но к сожалению, её уже нет с нами.

— Ох, сочувствую, — приложила руки к груди дама.

Официант принёс коньяк, кофе и блюдо с кусочками шоколада, мармелада и засахаренными лимонами.

Шум в зале стал утихать — на сцену, расположенную возле сцены, вышли пианист и гитарист, облаченные в черные костюмы и белые сорочки с прямым воротником. Они церемонно поклонились публике.

— Добрый вечер, дамы и господа! — приложив ладонь к груди, мягким, мелодичным голосом сказала женщина на сцене. — Для меня большая честь выступить сегодня перед вами, и хочу я начать с самого моего любимого романса — «Колокольчик»!

Раздались крики «браво» и аплодисменты, пианист сел на своё место, через несколько секунд раздалась музыка.

«Знакомая мелодия, давно её не слышал», — Виктор с интересом смотрел на сцену, потом краем глаза оглядел зал — народу было прилично, свободных мест вообще не было.

— Как я люблю этот романс, — произнёс Франк. — Дамы и господа, по рюмашечке?

— Георгий, — слегка укоризненно посмотрела на него супруга, полненькая брюнетка в синем платье.

— Дорогая, по рюмашечке, — махнул рукой полковник и налил коньяк всем присутствующим, включая жён.

— В лунном сиянии снег серебрится, Вдоль по дороге троечка мчится... — запела женщина мягким, даже нежным сопрано.

«Красиво поёт, какой глубокий голос», — поразился Виктор — исполнение было очень душевное.

— Какие новости слышно? — когда выпили, поинтересовалась жена Орлова.

— Послезавтра приезжает господин Колчак — начнем разворачиваться на дороге, — ответил ей полковник.

В зале воцарилась тишина — все смотрели на певицу, которая завладела вниманием.

— Динь-динь-динь, колокольчик звенит... — раздавалось со сцены.

Франк начал тихонько подпевать, чуть помахивая ладонью.

«В общем, отдыхаем — все дела в принципе обсудили, Орлов настроен на сотрудничество с Колчаком, и это для меня главное — это поручение консула я выполнил, да и пекинский дядюшка должен быть доволен», — грея в руке полрюмки коньяка, Виктор смотрел на сцену.

Песня закончилась, раздались аплодисменты, выкрики — народ начал заводиться.

Вторая песня называлась «Эй, ямщик, гони-ка к Яру» — весьма удалая, но и немного лирическая, зал начал хлопать в такт, и когда Южина закончила, полковник Франк поднялся, начал аплодировать и кричать «браво», да и не только он один.

Перед третьим романсом выпили ещё по коньяку.

— Хорошо сидим, давно такого не было, — засмеялся Франк.

Первые звуки пианино вызвали у Виктора легкий душевный трепет — Южина исполняла «Белой акации гроздья душистые», и исполняла очень проникновенно — её нежным сопрано он не переставал восхищаться.

На словах «Белой акации запаха нежного, Мне не забыть, не забыть никогда!» Виктор ощутил тяжелый ком в горле.

— Прошу прощения, дамы и господа! — поднялся он, поправил воротник и пошёл к выходу, лавируя между столов. Несколько глубоких вздохов уже довольно прохладного воздуха привели его в чувство.

«Слишком я сентиментален, размякаю, да ещё и хороший коньяк способствует», — покачал он головой. — «За что мне это всё? Провидение явно ждёт от меня слишком многого, раз меня какие-то силы определили в это место и время, но смогу ли я что-то действительно изменить, один человек в вихре этого урагана?! Не может быть совпадением, что я попал в этот вечер именно на „Белую акацию“, просто не может», — его накрыло лирическое и немного мистическое ощущение чего-то важного, что уже происходит с ним.

Виктор, немного постояв, прошёл к машинам — в двух из них сидели парочки, которые не обратили на него внимания. Он достал серебряный портсигар, наполненный английскими сигаретами без фильтра — в своей реальной жизни он в очередной раз недавно бросил курить, здесь же прежняя личность увлекалась этим делом, и чисто физиологическое желание передалось и ему. Табак был очень крепкий, и в первые пару дней он сильно кашлял, пока привык — английские сигареты «Three Castles» наводнили город в начале апреля, когда прибыло четыре вагона — как потом краем уха услышал Виктор, расстарался один из местных дельцов, получивший на этом деле минимум тройной барыш. У солдат была популярна махорка, офицеры предпочитали английские или японские сигареты или папиросы.

«Вообще надо бросать, конечно, хотя совсем не курящий офицер будет смотреться белой вороной».

Покурив и подышав воздухом, Виктор вернулся в ресторан — в голове прояснилось, настроение стало более веселым. В зале хлопали в такт музыке и словам — Южина пела какую-то веселую казацкую песню, незнакомую ему, она чем-то напомнила ему «Калинку-малинку».