«Они ведь действительно готовы биться… Как же люди глупы и эмоциональны, как марионетки на сцене»

— Не хватайтесь за оружие! Лучше успокойтесь и почувствуйте себя в безопастности, выдохните. Со мной вы можете не бояться даже почившего Мартена.

— Почившего??? — опешил седой сморщенный дед, первым бросая острые, но изрядно потрёпанные вилы.

— Ай… Долгая история. Лучше посидите и как следует передохните. Вскоре нам будут предстоять великие дела и не менее великие свершения, — нарочито пафосно сказал Саркис, тут же с удовольствием наблюдая за тем, как слабые люди всё же бросали оружие и падали на пятые точки, спинами прислоняясь к отвесным неровным каменным стенам небольшого погреба.

На миг стало тихо, будто ночью. Маг опустил обессилевшее женское тело на землю и сам поспешил плюхнуться наземь. К глубочайшему удивлению, на Саркиса накатила усталость и даже какая-то неожиданно взявшаяся апатия.

Погреб притих, словно спрятавшийся от мира боязливый зверёк. И слышен был только неистово понёсшийся снаружи ветер, своими мягкими движениями поглаживающий тонкие деревца и небольшие аккуратные зелёные листочки, бывшие свидетелями ужаснейших преступлений Церкви Господа на грешной и изуродованной самими людьми страшной земле…

… Саркис клевал носом, но глаза так и не могли окончательно закрыться. Кто-то громко храпел, а кто-то тихонечко посапывал в сырую землю. Погреб впал в спокойное умиротворённое оцепенение. Жители более не чувствовали нависшей над деревней угрозы. Они знали что убийцы сбежали и больше никогда не вернуться на добрые каменные улочки.

Первым раскрыл глаза седой немного полноватый дедушка, тут же пристально вглядевшийся в сжавшегося в калачик никак до конца не засыпающего мага. Взгляд был полон доверия, но одновременно с этим какого-то внутреннего страха. Даже лишённый магических способностей старец начинал чувствовать вырывающуюся изо всех богатырских щелей злую магическую силу.

— Ты знаешь её? — неожиданно, с непоколебимой уверенностью удушил тишину проснувшийся старик.

Саркис перевёл суровый безразличный взгляд на похрапывающее беззащитное хрупкое тельце Аделии и медленно кивнул, ни говоря ни слова. Маг понимал что такое отдых для людей, что пережили такой ужас и буквально встретились со смертью лицом к лицу.

— Знаешь, а я ведь многих знал… — грустно начал старик, тут же почувствовав вновь нацеленный на него жёлтый всепроникающий взор. — У самого то давно никого не осталось… Все пропали, все сгинули. И внучка, будучи магом, и жена, умеющая колдовать и обладающая нехилым магическим потенциалом, наш общий добрый и верный сын… Все они ещё давно пропали, однако вновь терять людей, хоть в этот раз всего лишь знакомых… Я вспомнил ту боль. То жгучее и разрывающее изнутри чувство…

Саркис понял, что старичок больше ничего сказать не сможет. Из глаз полились редкие, но крупные слёзы, всё его тело мелко потряхивало, а голос надломился, став жалким и донельзя плаксивым…

…Храп лишь усиливался и даже дед помаленьку засопел, крепко-крепко обнявшись с остальными спящими. Маг ничего не чувствовал, историю он практически полностью пропустил мимо ушей… Ни одна струнка души не заболела, ни одно слово не смогло хоть как-то потревожить Саркиса. Он был огромной высоченной снежной глыбой, уходящей далеко кверху и мрачно разрывающей своей вершиной косматые облака. Он был куском твёрдого камня, каким и был всегда, от самого своего первого мига сотворения. Эмоции если где-то и были, то давно пропали. Развеялись, как мелкий сыпящийся прах над морем. Исчезли, как страшное и несуществующее диковинное видение.

Аделия потёрла аккуратное утончённое лицо своим белоснежным сжавшимся кулачком и продолжила посапывать. А ведь она ещё не знала про судьбу Демьяна. А ведь магу ещё предстояло смотреть на её горькие слёзы и тяжёлые всхлипывания.

«Демьяна жалко. Он погиб героически, как самый настоящий воин. Однако… Я всё же не могу заплакать. Неужели мне всё равно? Как на Адама? Как на Алерта? Как на Мартена, что стал лишь простой разменной фигурой на шахматной доске? Кто же я сам такой? Бог, Отец, ответь же мне. Если это ты меня таким сделал, тогда что в тебе хорошего и святого?»

Вопросы, как и всегда, остались без ответа, а Саркис ещё раз попытался заснуть. Глаза пару раз закрылись, зрение поплыло, словно мягкие волны, и вдруг маг провалился в текучий плавный сон. Всё же было в нём и нечто человеческое…

Ночь была темна и густа, словно добротно пролитые чернила. Вальтер слышал цоканье копыт о каменистую дорогу, с каждой пройденной секундой становившееся всё ближе и ближе к полю и к привольно отдыхающему на нём войску самого Верховного архимага.

— С той самой восточной стороны как раз и должен был подойти Адонис. Надеюсь, старик в добром здравии, — промолвил Вальтер самому себе, потирая руки над весёлым танцующим пламенем. Походные костры озаряли густой мрак ночи, вступившей в свои законные права, а неприличное для такого момента веселье захватило каждую отдыхающую группу людей.

Всюду слышались шутки, весёлый беззаботный хохот, повседневные разговоры, пред страшным боем кажущиеся неуместными и в какой-то степени смешными, может даже ничтожными.

— Сколько ты ещё их жарить будешь, серый? — смешливо вопросил старый вояка, уже снявший не только свою броню, но и искусно выделанную кольчугу. — Переворачивай сосисоны, ты ж у нас за повара?

Молодой юнец подбежал к небольшому костерку и ловким движением развернул сосиску сырым боком к яркому жаркому пламени.

— Скоро готовы будут, — оповещал юнец, пуская слюни и смотря на оживлённую группу неподалёку. Там уже вовсю заглатывали шашлык за шашлыком, и стойкий приятный аромат буквально пропитывал ещё недавно такой холодный ночной воздух, всегда пробирающий до самых мурашек, а сейчас отступивший, как самый главный трус на этом бескрайнем огромном поле.

Еда, болтовня и танцы — вот и всё, что сегодня заменяло обычным воякам крепкий благодарный сон. Кто-то затягивал песни, надрывая уставшие от разговоров связки, чуть подальше и вовсе шептались, словно обсуждая нечто важное и личное, слева поигрывали в неожиданно появившиеся из-под кольчуги картишки, и тут же все люди, страстно любившие азарт, прибегали именно к тому самому яркому высокому костру.

Всё было хорошо. Им требовалось хоть немного развеяться, отвлечься, не думая о предстоящем сражении. Неизвестность пугала, а отдых, еда и веселье отвлекали народ во все времена, действуя лучше любого наркотика.

— Да ну тебя, бред же несёшь, — хохотал кучерявый парень, от смеха ударяя в плечо рядом сидящего друга. — Перестань так шутить, а то глядишь — даж до утра не доживу.

Неподалёку от царства смеха и глупых анекдотов было не менее огромное царство всяческой еды, собравшее внутри себя не много ни мало добрую сотню башенных магов, в такую страшную минуту мигом забывших о бурлящей в жилах мане.

— Прыгай! Прыгай! Прыгай! — обалдело кричал народец, наблюдая, как трусливый и словно девка дрожащий солдат закрывал глаза и перемахивал через костёр, к их удивлению ничего не подпалив и ловко приземлившись на ноги. Следующий уже был наготове и каждый в толпе знал, что и ему придётся совершить длинный заячий прыжок, иначе какой он член армии Верховного архимага?

Вальтер позволил себе цветастую улыбку под плотной белой маской. Его глаза пожирали всё творящееся вокруг и архимаг вдруг подумал: «Может это всё и называется истинным счастьем? Тогда что же я принесу им, всем этим людям буквально на следующее утро? Смерть?» — думал Верховный архимаг, ощущая лёгкую дрожь земли, будто бы бьющееся гигантское сердце в недрах. Второе войско приближалось и цоканье копыт громко бухало в ушах вождя.

— Вот так нанизывай, дубина, — солдат пытался обучить своего товарища неким невероятным «кулинарным рецептам». Так, на возможное будущее. Товарищ ловко повторил, сделав как по бумажке, за что заслужил тяжёлую мазолистую ладонь, приземлившуюся ему на голову, удивительно мягко поглаживающую и искренне одобряющую своего ученика.