Заканчивая повествование о жизни Баха, один из его первых биографов И. Н. Форкель восклицает: «Этот человек был немцем. Гордись им, отечество, гордись, но будь и достойно его!».

К сожалению, Германия не всегда достойно чтила память гениального музыканта. На его могиле даже не было памятника, и только спустя более чем сто лет после смерти Баха была установлена мемориальная доска, приблизительно отмечавшая место захоронения композитора:

В этой части

бывшего кладбища Святого Иоганна

31 июля 1750 года

похоронен Иоганн Себастьян Бах.

Могильная плита с именем И. С. Баха в церкви Св. Фомы

Позже, когда старое кладбище уже перестало существовать и на месте его прокладывалась дорога, при раскопках был обнаружен дубовый гроб с хорошо сохранившимися останками какого-то человека. Ученые пришли к выводу, что это прах Баха. Его поместили в саркофаг, который захоронили под алтарем церкви.

Однако история, связанная с захоронением великого музыканта, на этом не закончилась. Во время Второй мировой войны в церковь Св. Иоганна попала бомба. Здание ее было разрушено. И все же каким-то чудом склеп, в котором стоял саркофаг Баха, уцелел.

В 1950 году, спустя двести лет после смерти композитора, его останки были перенесены туда, где он работал все последние годы своей жизни, — в церковь Св. Фомы и захоронены в специальной усыпальнице.

Анна Магдалена на десять лет пережила мужа. Она некоторое время с трудом перебивалась на небольшие денежные пособия, которые то собирались за счет общественной благотворительности, то выдавались ей магистратом, а потом была помещена в дом для престарелых, где 27 февраля 1760 года умерла. За ее гробом шли четверть учеников школы, как это бывало при погребении самых бедных людей. Вскоре в большой бедности умерли и две ее дочери. Только самой младшей из них — Регине Сусанне удалось дожить до того времени, когда Германия вновь вспомнила о своем великом гражданине. В 1800 году исследователь творчества Баха Ф. Рохлиц обратился к читателям «Лейпцигской музыкальной газеты» со следующими словами: «Семья Баха уже вся вымерла, за исключением единственной оставшейся в живых дочери великого Себастьяна Баха. Она уже достигла преклонного возраста и сейчас бедствует. Очень мало кто знает об этом; ведь она не может — нет, не должна — и не будет побираться! Не будет. Ибо люди, конечно же, не смогут не внять призыву не оставить ее без попечения, не дать погибнуть последней ветви этого рода, принесшего нам столь щедрые плоды».

Обращение это не осталось без ответа. Одним из первых на него откликнулся из Вены Бетховен, и последние дни жизни Регины были скрашены его дружеским участием.

Эпоха Просвещения взывала к окончательному освобождению человека от влияния церкви, а вера в его разум определяла светлые настроения. Все большие права приобретало светское искусство, поначалу далекое от высоких философских помыслов, прославляющее бесхитростные человеческие чувства. Французский философ и композитор Жан-Жак Руссо считал, что музыка должна стать естественной, обращаться от чувства к чувству, вести задушевную беседу. И действительно, композиторы и художники этой эпохи часто увлекались незамысловатыми бытовыми сценками. Вспомним изящные зарисовки Ж. Грёза, картины Ф. Буше.

Музыка того времени стала гораздо более простой и непритязательной по сравнению с искусством Баха. Поэтому вскоре после смерти композитора его произведения были надолго преданы забвению. Его сочинения утеряны, распроданы за гроши. Искусство полифонии, связанное во многом с церковными обрядами, стало чуждо новому поколению музыкантов и слушателей. Безраздельное господство завоевал гомофонно-гармонический стиль. Рождались новые жанры: соната, симфония, струнный квартет.

Наступала новая музыкальная эпоха. В ее утверждении большую роль сыграли сыновья Баха. По-разному сложилась их судьба. Почти никто из сыновей композитора не продолжил его направления искусства, однако некоторые из них были такими талантливыми музыкантами, что уже при жизни завоевали огромное уважение, а затем даже затмили славу своего отца. Недаром один из сонетов, посвященных памяти Иоганна Себастьяна Баха, заканчивался такими словами:

И хотя никто из сыновей Иоганна Себастьяна по силе своего дарования не мог сравниться со своим отцом, роль их в дальнейшем развитии истории музыкального искусства оказалась очень важной.

Одним из самых одаренных был любимый сын Баха Вильгельм Фридеман. «Вот сын мой возлюбленный, — говорил он, — в нем мое благоволение».

Вильгельм Фридеман Бах

Вильгельм Фридеман служил органистом сначала в Дрездене, а потом в Галле (почему и был прозван «галльским Бахом»). Глубокий и вдохновенный музыкант, он по характеру своего дарования был наиболее близок Иоганну Себастьяну. «При его игре на органе, — пишет И. Н. Форкель, — меня охватывает священный трепет». Его клавирные концерты, сонаты, фантазии проникнуты огромной импровизационной свободой, красочностью, полифоническим мастерством.

Однако Вильгельм Фридеман оказался человеком безвольным. Полжизни он провел в бесцельных скитаниях, забыв о семье, работе, о творческом долге. «Трагизм положения Вильгельма Фридемана, — пишет один из исследователей творчества Баха, — усугубляется еще и тем, что он как художник не смог и не захотел приноровиться к новым требованиям музыкальной современности... Не сохранив старого, не примкнув к новому, он потерял себя».

Вильгельм Фридеман не только не берег рукописи своих сочинений, но и с преступной беспечностью продавал за бесценок сочинения отца. Он умер нищим, забытый всеми.

Совершенно противоположным Вильгельму Фридеману по характеру и дарованию был Филипп Эмануэль, прозванный «берлинским» или «гамбургским» Бахом, — именно о нем говорится в приведенном выше стихотворении.

Оставив службу в Берлине при дворе Фридриха II, он переехал в Гамбург, который был тогда центром немецкой музыкальной культуры.

Филипп Эмануэль Бах

Произведения Филиппа Эмануэля, порывисто-страстные, подчеркнуто чувствительные, невольно напоминают о таких литературных созданиях его современников, как «Страдания молодого Вертера» Гёте или «Разбойники» Шиллера. Их герои — сильно и глубоко чувствующие молодые люди — остро протестуют против несправедливого уклада жизни.

Филипп Эмануэль обращался к только что зарождавшемуся тогда жанру классической сонаты, и его произведения оказали большое влияние на творчество Гайдна, Моцарта и Бетховена, которые с увлечением изучали их.

Филипп Эмануэль был не только композитором, но и педагогом и писателем. В своей большой книге «Руководство к истинному искусству игры на клавире» он развивал те теории о необходимости связной певучей манеры игры, которые усвоил от отца. Так же как и Себастьян Бах, с презрением относившийся к тем музыкантам, которые удовлетворялись «одним только треньканьем» на инструменте, Филипп Эмануэль горячо восставал против пустого «виртуозничества», призывая к глубокой содержательности и выразительности исполнения. Поэтому основные его идеи сохранили значение и в наше время.