Но он нужен всем сейчас, немедленно, и вам говорят: «Да стоило ли вообще браться за перо, сотрясать воздух, внушать нам напрасные иллюзии, если изменить что-либо ты не в состоянии?» И писатель-документалист опять, в который раз уже, чувствует себя сверх головы виноватым, но завтра снова берется за перо и снова сотрясает воздух в надежде на далекий, может быть, очень далекий результат, потому что нетерпимость и долготерпение в равной степени необходимы его тревожной профессии.

А постоянная — такая нескромная и глубоко затаенная — мысль о том, что бездну усилий и горы стараний он тратит лишь на то, чтобы написать коротенькую однодневку?

Газетный лист умирает назавтра, даже у журнальной публикации совсем недолгий, мотыльковый век. Желтеет бумага, на которой напечатаны ваши статьи и очерки, подшивки со вчерашними и позавчерашними новостями сдаются в архив, на смену им приходят другие громкие события, другие трудноразрешимые проблемы, другие совсем новые новости, которые, в свою очередь, тоже очень скоро будут сданы в архив и превратятся когда-нибудь в живую Хронику своего времени.

Вот, мне кажется, главная задача и лучшее утешение для писателя-документалиста: создавать достоверную, написанную с натуры, основанную на фактах, правдивую Хронику своего времени. В одних случаях — ни на шаг не отступая от документа, в других — отдаляясь и отстраняясь от него, но для того лишь, чтобы еще глубже, еще пристальнее исследовать потрясший нашу совесть и наше воображение реальный жизненный факт.

Существовали две версии этой истории.

Версия первая изложена в объемистом, 348 машинописных страниц, обвинительном заключении. Московский инженер Станислав Порфирьевич Матюнин, сколотив из своих знакомых и сослуживцев бригаду шабашников, 16 человек, отправился с ней в Воркуту на заработки. Здесь Матюнин познакомился с руководителями строительного управления номер четыре комбината «Печоршахтострой» Эвиром Дмитриевичем Фирсовым и Олегом Ивановичем Томковичем. На следующее лето Станислав Порфирьевич привез в Воркуту уже 120 человек. «Рассчитывая использовать расположение Фирсова и Томковича в своих корыстных целях, — сказано в обвинительном заключении, — Матюнин стал искать пути сближения с ними». Это ему вполне удалось. В результате, общими усилиями, руководители СУ‑4 и шабашники путем приписок и других злоупотреблений похитили у государства 59 619 рублей 68 копеек.

Версия вторая дана в приобщенном к уголовному делу письме заместителя председателя горисполкома Воркуты В. Е. Дудко. «Принятие экстренных мер, — говорится в письме, — усиление партийного контроля... мобилизация людских и материально-технических ресурсов, в том числе привлечение временных рабочих (шабашников. — А. Б.), позволило предотвратить возможный ущерб городу и всему населению... В случае непринятия этих экстренных мер материальный ущерб государству составил бы... около 8—10 миллионов рублей».

Как же так?

Обвинение утверждает, будто злоумышленники похитили у государства без малого 60 тысяч. А горисполком свидетельствует: люди эти спасли, наоборот, государству 8—10 миллионов.

Из письма заместителя председателя исполкома видно, что в городе создались в ту пору какие-то особые, чрезвычайные обстоятельства, потребовавшие принять самые срочные, экстренные меры, мобилизовать людские и материальные ресурсы, иначе — беда. А в обвинительном заключении о том — ни слова, ни полслова. Жили, дескать, тихо, мирно, спокойно, никаких ЧП.

Чему же все-таки верить?

И кто они, эти люди, обвиняемые по делу: действительно жулики, воры или же, наоборот, молодцы и спасители? Преступники или герои?

С корреспондентом «Литературной газеты», опытным юристом И. Э. Каплуном мы вылетаем в Воркуту.

Середина апреля. В Москве тепло, весна. А мы сидим в шубах в Шереметьево и ждем, когда же наконец в Воркуте окончится пурга.

Объявляют посадку. Воркутинцы, которые летят вместе с нами, опасаются, не закрыли бы опять аэропорт, пока мы долетим. Погода в городе меняется каждые полчаса. То яркое солнце, то валом валит снег.

В Воркуте уже находится прокурор Главного Управления Прокуратуры СССР по надзору за следствием в органах МВД Сергей Дмитриевич Замошкин. Он командирован сюда по просьбе редакции «Литературной газеты», обращенной лично к Генеральному прокурору СССР.

Это уголовное дело тянется уже шесть лет. Шесть лет обвиняемые Матюнин, Фирсов, Томкович находятся под следствием. Их допрашивают, вызывают на очные ставки, берут с них объяснения, опять допрашивают... Дело разбухло до невиданных размеров, в нем 124 тома. Целая библиотека протоколов, актов, заключений, ходатайств. Все это аккуратно подшито, листы пронумерованы: трудились — не гуляли. А конца делу так и не видно. Так и не известно, когда же все-таки будет поставлена последняя точка и людям скажут: ваше место на скамье подсудимых или же, наоборот, от имени города Воркуты объявят им великое спасибо.

Когда? Сколько лет еще ждать? Год, два, десять? Сроки следствия постоянно продлеваются. То прокуратура Коми АССР их продлит, то прокуратура РСФСР. Пожалуйста, товарищи следователи, над вами не каплет.

Над следователями действительно не каплет, важным государственным делом занимаются. Однако подследственным — каково? На их имущество наложен арест, с них взята подписка о невыезде: без разрешения следователя — никуда. Ни в отпуск, ни в командировку. Из партии их уже исключили: ворюги же, ясное дело! А может, все-таки нет, не ворюги, может, действительно спасли государству 8—10 миллионов? Кто и когда даст ответ?

Поэтому редакция «Литературной газеты» и обратилась к Генеральному прокурору СССР Александру Михайловичу Рекункову.

Поэтому и выехал в Воркуту представитель Прокуратуры СССР Сергей Дмитриевич Замошкин.

А пока он изучает объемистое дело — шутка ли, 124 тома, — мы с корреспондентом «ЛГ» И. Э. Каплуном должны побывать на месте событий и увидеть все своими собственными глазами.

На месте преступления, так сказать...

Дорога лежит среди тундры. Летом, говорят, здесь очень красиво: трава, кустарник. А сейчас, в апреле, кругом необъятная снежная гладь. Где-то вдалеке синеют горы. Это — Полярный Урал.

Бодрый «уазик» везет нас за двадцать километров от города на реку Усу. Из нее воркутинцы берут воду для своих многочисленных нужд.

Уса — река чистейшая, прозрачнейшая, но капризная, как многие северные реки.

Весной и ранним летом она проносится мощным потоком, с дикой скоростью, все и вся круша на своем пути. Мчатся льдины метровой толщины, несут на себе громадные, с двухэтажный дом, снежные сугробы.

Зимой же, когда питающие реку ручьи на Полярном Урале промерзают и течение Усы почти прекращается, еле-еле сочится, в городе наступают тревожные дни.

Разрываются телефоны в служебных кабинетах, созываются экстренные совещания, каждый час гидрологи меряют столб воды: прибавляется она или нет, течет река или совсем уже замерзла, уснула?

Если вода остановилась на отметке 108 метров над уровнем моря, выше не подымается, то это означает: городу хватит ее недели на две. Ну — на три. При самом жестком режиме экономии.

А что потом?

Как жить дальше?

Высохнут водопроводные краны, остановятся котельные в рабочих поселках. Их придется заморозить, а людей эвакуировать.