– Хорошо, Дим я тебя услышала, – неохотно отвечаю я, всей душой желая поскорее закончить этот напряженный неприятный для себя разговор. – Я и так планировала после работы заглянуть на консультацию. Просто я не люблю, когда на меня давят.

Лицо Воронова проясняется, и он даже довольно улыбается.

– Вот и славненько! На обеде встретимся, – прижав к себе кожаный коричневый дипломат, он бросает быстрый взгляд в направлении левого крыла. – Так, я побежал. Если что, звони, – не дожидаясь ответа, Дима размашистым шагом направляется в нужную ему сторону, что-то неразборчиво бормоча про время и то, как его катастрофически не хватает.

Громкий сигнал лифта заставляет меня поспешно обернуться. На дрогнувших губах появляется искренняя улыбка. Анастасия Перевалова – не только моя коллега, но уже и очень близкий человек – вот кого я действительно рада видеть в любое время суток. Жизнерадостная и активная Настя всегда говорит, что она за любой кипишь, кроме голодовки.

Высокая брюнетка, заметив меня, приветственно машет рукой, переступая через невысокий порожек лифта. Такая же, как у меня, строгая юбка ниже колена и белая блуза сидят на ней прекрасно, подчеркивая все достоинства стройной фигуры.

– О, какие люди! – сжав меня в крепких объятиях, голосит радостно девушка, сверкая темно-карими глазами, слегка подкрашенными черной тушью. – Что, уже неделя пролетела? Во дела!

Я понимающе усмехаюсь, думая о том, что сама почти и не помню, как провела законные семь дней, великодушно выделенные начальством на отдых. Бытовые заботы так затянули, что я не успела сделать даже половины того, что скрупулёзно записала в ежедневнике.

– Ты доделала тот проект с рекламной компанией пластиковых окон? – интересуюсь я, следуя за Настей.

Наши каблучки цокают в унисон по выложенному плиткой полу. Звук гулким эхом разлетается по пустому коридору.

– Документы? – уточняет Настя, тут же отвечая на вопрос. – Да, все сделала. Зарплату посчитала, – будто отчитываясь перед начальником, говорит коллега. – А, да, ты, кстати, опять «накосячила». Скинула Андрею Валерьевичу какие-то эскизы вместо ведомостей на зарплату.

Я приоткрываю от удивления рот. Какие еще ведомости?!

– Ой, да не боись. Я все подправила. Комар носа не подточит! – машет Настя рукой.

Сбившись с шага, я шокировано восклицаю, высказывая вслух свои мысли:

– Какие ведомости?

– Ну, какие? Обычные. Или ты в своем отпуске забыла, что работаешь секретарем?

Мне кажется, что под ногами дрожит пол. Вытаращив глаза, я непонимающе смотрю на табличку кабинета, возле которого мы остановились. «Приемная. Смирнова Анна Викторовна». Секретарь??? Но… я же дизайнер!

Растерянно перекладывая договора из одной кипы бумаг в другую, я никак не могу собраться с мыслями. Как? Почему? Вопросы копятся снежным комом, который становится все больше и больше. Побочное действие антидепрессантов? Как еще объяснить то, что в голове творится полный сумбур?!

*Сомния— «сон», «внутри сна». То есть, это те расстройства, которые возникают в связи с состоянием сна. Возможно так же проецирование сновидений в реальный мир. Возможны случаи «реальных» снов, которые становятся частью жизни сновидца.

Анна

Незадолго до отпуска Регина Эдуардовна выписала мне новый препарат, объяснив необходимость замены тем, что это более щадящее новое лекарство. Может быть, у меня какая-то особая непереносимость компонентов таблеток? Сейчас, сидя за столом в кабинете, где на столе стоит деревянная рамочка с фото родителей, я сжимаю пальцами виски и тяжело вздыхаю. Передо мной блокнот в кожаной розовой обложке. Его страницы исписаны аккуратным ровным почерком. Моим почерком.

Все так и есть – секретарь строительной фирмы Смирнова Анна Викторовна. В голове цветным калейдоскопом всплывают картины новогоднего корпоратива. Дима, Настя, девочки из отдела по продажам, цветомузыка, веселый смех, запах мандарин… И с чего только я взяла, что работаю дизайнером?! Хорошо, что это было минутное помешательство – иначе и не скажешь.

Порывисто поднявшись со стула, решаю, что не стоит откладывать визит к Регине Эдуардовне. Все равно, судя по расписанию, Андрей Валерьевич сегодня выходной. В рабочем блокноте отмечена пара несложных задач. Сделать ксерокопии нескольких документов, связаться по поводу выплат с мастерами и прочая не пыльная работа. Тяжело вздохнув, я еще раз оглядываю свой кабинет. Все кажется до боли знакомым и привычным. Уже когда я выхожу, взгляд цепляется за скомканный лист бумаги, что лежит на полу. Вероятно, упал мимо мусорного ведра. Не сдержав любопытства, поднимаю его. Ведь меня не было целую неделю, неужели уборщица не заходила сюда? Аккуратно развернув белоснежную бумагу формата А4, окидываю взглядом профессионально выполненный рисунок. Большая бабочка, чьи крылья переливаются металлическим блеском, а цвет меняется в зависимости от угла падения света от нежно-голубого до тёмно-сине-зелёного. Боже! Как же она похожа на тех, что я каждый день нахожу мертвыми у себя дома…

«Змеева Регина Эдуардовна. Психолог. Время работы с 9:00 до 17:00» – так гласит надпись на белой табличке, что красуется на дубовой двери самого дальнего кабинета по правую сторону от лестницы, где я только что вышла из лифта. Занеся кулак над дверью, я задумчиво замираю. Есть ли смысл именно сейчас посещать специалиста, когда целый день впереди? Не лучше ли сначала уладить все рабочие моменты, а затем…

«Нет, не лучше!» – строго обрываю себя, не давая прорасти в моей душе семени сомнения.

За стеной словно почувствовали мою нерешительность. Дверь распахивается и я встречаюсь взглядом с болотно-зелёными глазами.

– Проходи, Анна, – обращается ко мне женщина с ярко-рыжими локонами, убранными в аккуратную, почти идеальную «ракушку» из волос. Все это время она будто только и делала, что ждала меня у двери.

– Здравствуйте, – лепечу в ответ, переступая невысокий порожек и послушно следуя за психологом.

Я с интересом оглядываюсь вокруг, отмечая, что в кабинете произошла небольшая почти неуловимая перестановка. Вот, например, этот напольный торшер раньше стоял чуть правее от небольшого диванчика, где почти каждый час изливали свои мысли и переживания сотрудники. Вдоль стены от пола до белоснежного натяжного потолка стеллажи, заполненные увесистыми объемными папками.

«Мозгоправ – так ещё называют этих специалистов», – думаю, разглядывая большой дубовый стол, на котором стоит компьютер и ваза с завядшими красными каллами.

Переведя взгляд с умирающих цветов на стену с грамотами, я непроизвольно вздрагиваю, когда взгляд остановился на рамочке, в которой не очередной диплом с описанием профессиональных качеств Регины Эдуардовны, а… синяя бабочка, пронзённая огромной иглой. Длинный блестящий шип прошивает самую сердцевину темного брюшка насквозь.

– Голубой Морфо, – хриплый грудной голос психолога заставляет резко обернуться.

Выражение лица Регины Эдуардовны вынуждает меня инстинктивно попятиться назад, к большому идеально-прозрачному панорамному окну, что занимает всю стену. Жестокость и какое-то болезненное удовольствие искажают крупные красивые черты лица женщины, заставляя почувствовать, как вдоль позвоночника бежит пробирающий до глубины души холодок. Психолог, не мигая, смотрит на синюю бабочку, приколотую блестящим, словно маленькая, но острая сабля, шипом к специальной чёрной подушечке для крепления. Подкрашенные ярко-красной помадой губы кривятся в непонятной для меня эмоции. Злость? Зависть? Пренебрежение?

– Мой отец был страстным коллекционером экзотических бабочек, – произносит, наконец, Регина хрипло, обнажая в улыбке белоснежный ряд верхних зубов. – И вот, после его смерти она моя.

Я нервно улыбаюсь в ответ, не зная, как реагировать на столь странное замечание. Может быть, не зря говорят, что психологам самим требуется посещение психолога, если не психиатра? Еле сдержав рвущийся наружу смешок, я откашливаюсь, направляясь к красной кушетке, где провела далеко не один час сеансов с Региной Эдуардовной. Мне кажется или ее действительно больше волнует факт того, что коллекция теперь в ее руках, нежели смерть родителя? Кожу над верхней губой щекочет испарина. Смахнув почти незримые капельки пота, я стойко выдерживаю взгляд Регины Эдуардовны.