Спокойно, Анна! Ты не психолог, чтобы делать какие-то выводы. В конце концов, я же не знаю, что там было у нее в семье. А вдруг отец был тираном?! Может быть, вообще Регина пошла в психологи из-за него. В конце концов, не может же это помешать ей быть хорошим специалистом! Опять меня унесло… А ведь я в первую очередь должна думать о себе. Неимоверным усилием я прерываю хаотичный поток мыслей, удобно устраиваясь на небольшом раздвижном диванчике.
– А вам, Анна, нравятся бабочки?
Я скованно пожимаю плечами, скрестив вытянутые перед собой ноги. А всему виной туфли на ужасно высоких шпильках!
– Ну, если только живые, – вырывается у меня, прежде чем я успеваю подумать.
Зеленые глаза психолога наполняются блеском. Во взгляде мелькает какая-то странная неуловимая моему пониманию эмоция.
«Видать, физиономист из меня никудышный», – кисло думаю, прижимая к себе пухлую, такую же красную, как диван, подушку, лежащую у изголовья.
Глава 5
Анна
– Главное, правильно расправить крылья бабочки, – начинает рассказывать способ хранения насекомых Регина Эдуардовна, чем вызывает у меня искреннее недоумение. – Только что пойманных, не высушенных бабочек можно расправлять сразу. Они податливые, как пластилин. А вот высохших необходимо предварительно размочить.
Зеленые глаза почти поглощает темный зрачок, когда женщина отходит от окна и облокачивается бедром о стол, выполненный из красного шпона.
– Мелких бабочек можно расправить уже буквально через день, а вот крупных надо выдержать подольше, – психолог, ототкнувшись от стола, двигается в мою сторону, продолжая свой в какой-то степени жуткий рассказ. – Но иногда встречаются очень крупные экземпляры…
Я лишь сильнее стискиваю подушку, что не укрывается от внимательного взгляда Регины.
– Тогда процесс можно ускорить, – продолжает она, – если с помощью шприца ввести буквально пару капель воды в грудь, у самого основания крыльев.
Тяжело сглотнув, я замираю, словно превратилась в одну из тех бабочек, о которых так самозабвенно рассказывает психолог. Чувствуя, как сердце ускоряет ритм, словно насос перекачивая кровь по венам, ежусь.
– Случаются, конечно, и трудности, от которых никто не застрахован, – Регина Эдуардовна останавливается в паре шагов от меня. – Например, у бабочки после пребывания в одном положении голова оказывается повернутой набок. Тогда ее нужно всего лишь вернуть пинцетом в нужное коллекционеру положение…
Лицо Регины Эдуардовны смягчается, и она неожиданно меняет тему.
– Я встретила в коридоре Дмитрия. Анна, ваш молодой человек очень обеспокоен тем, что с вами происходит.
Я невольно затаиваю дыхание, думая о том, что успел ляпнуть Димка. Какое он вообще имел право что-то говорить про меня?! Это личное! Под испытывающим взглядом психолога, я сплетаю пальцы так, что костяшки суставов белеют.
– Может быть, вы хотите рассказать мне что-то важное?
Регина Эдуардовна, несмотря на мягкую улыбку на полных губах, следит буквально за каждой эмоцией на моем лице.
Он ВСЕ ей рассказал! Возмущение пронзает меня так же, как булавка несчастную бабочку. Я никак не могу разобраться в себе. Откуда этот страх? Такое жуткое нежелание говорить своему лечащему врачу о пропуске препаратов. В конце концов, я самодостаточная двадцатидвухлетняя девушка. Не будет же она меня отчитывать, как малое дитя. Настроив себя на спокойный лад, я уверено складываю руки на коленях, оставив в покое бархатную подушку.
– Пару дней назад я пропустила прием антидепрессантов. Но с сегодняшнего дня я вошла в график, – произношу твердым голосом, смело встречая взгляд цвета темного мха.
Впервые глаза Регины тревожно расширяются. Мне даже кажется, что зрачок стал больше. Откашлявшись, психолог на секунду отворачивается, а когда женщина вновь смотрит на меня, я замечаю, как дрожит ее рука, заправляя рыжий локон за ухо.
– Это совершенно недопустимо! – тревога в глазах специалиста неуловимым образом модифицируется в искорки раздражения. – Анна, сомния сама по себе не пройдет. Не обманывайте себя. А пока я настоятельно рекомендую увеличить дозу до двух пилюль.
Мое лицо удивленно вытягивается.
Заметив это, женщина сбавляет обороты, приподняв уголок рта.
– Хотя бы на пару дней. Мы справимся, Анна, – ее зеленые глаза смотрят в мои с особенной внимательностью, словно гипнотизируя.
Ощущая, как от духоты начинают гореть щеки, я поднимаюсь с дивана, крепко сжимая в руке сотовый телефон.
– Извините. Звонок, – вру, даже не моргнув глазом.
Регина Эдуардовна недовольно поджимает губы, выказывая свое недовольство мимикой.
– Да, конечно, – сухо откликается психолог, направляясь к стеллажам, забитым папками с латинскими надписями. – Жду вас завтра. Анна, и, пожалуйста, не отклоняйтесь больше от графика. Откаты нам ни к чему.
– Да, – пробормотав это, я поспешно изображаю серьезное выражение лица.
Остановившись на секунду возле стола, что стоит почти у самой двери кабинета, я бросаю взгляд на толстый деловой ежедневник в дорогой кожаной обложке, что лежит на самом краю. «Анна Смирнова» – гласит надпись на нем.
– Обязательно, Регина Эдуардовна.
Одно ловкое незаметное движение и… я незаметно подцепляю со стола журнал с записями о себе. На то, чтобы спрятать его в сумочку, уходит буквально пару секунд. Я даже прикусываю язык от усердия, изображая, что ничего особенного не случилось. Оказавшись за дверью, быстрым шагом направляюсь вперед по коридору, на ходу поспешно застегивая молнию на сумке.
Здороваясь с нервной улыбкой на губах со снующими туда-сюда коллегами, я отыскиваю глазами дверь уборной. Заветная надпись WC на крайней двери напротив охранного пульта заставляет меня прибавить шаг.
Здесь происходит что-то не то! Почему мой психолог выглядит, как чокнутая стерва? Зачем я вообще к ней хожу? Бред! А Дима? Какая свадьба, если он меня так бесит, что зубы сводит? Побочный эффект… Должно быть, из-за него я становлюсь послушной марионеткой в руках окружающих. Они, будто кукловоды, дергают за ниточки, заставляя меня плясать под свою дудку. Самое страшное заключается в том, что я почти не помню, что было в прошлом месяце, в позапрошлом… Словно моя жизнь – чистый белый лист. Так… отрывки и какие-то вспышки – не более.
Глава 6
Анна
Толкнув тяжелую металлическую дверь, я вхожу в помещение. В нос сразу же ударяет запах каких-то химозных цветов. Вероятно, освежитель воздуха. Еле дождавшись ухода полненькой блондинки, что какое-то время крутится возле зеркала, подкрашивая губы бежевой помадой, я поспешно подхожу к окну. Бросив на широкий подоконник клатч, оглядываюсь на дверь, чтобы удостовериться, что совершенно одна.
Негромкий звук расстегиваемой молнии заставляет непроизвольно ускорить дыхание. В полной тишине он прозвучит удивительно громко, даже резко. Через минуту, внимательно разглядывая документы, прикасаюсь к обложке папки. Как похоже на кожу змеи… Гадость редкостная! Я сжимаю папку пальцами, чувствуя, как сердце буквально грохочет о грудную клетку. Выдохнув, тяну в сторону неприятно шершавую обложку и… к своему недоумению понимаю, что папка не открывается!
– Да как так-то? – бормочу еле слышно с досадой. Развернув папку другой стороной, собираюсь изучить, но не успеваю. – Что это еще…
Дверь неприятно скрипит, и в помещение, громко хохоча, входят девочки-менеджеры, которые занимаются продажами. Все, как одна, в темных юбках и белоснежных блузах, высокие и стройные.
Заметив меня у окна, светловолосая молодая девушка приветливо здоровается, махнув рукой. Кажется, с ней мы пару раз встречались на различных конференциях.
– Привет, Ань!
– Привет, – откликаюсь я, забирая с подоконника клатч и закидывая в него ежедневник Регины. – Я спешу. Извините.
Проскочив мимо девушек, я дергаю ручку двери на себя. За спиной слышатся смешки и удивленные насмешливые голоса:
