– Сгинь! – орал Темновит, пытаясь сбросить с себя серебристого льва.

Но стоило ему на мгновение избавиться от него и оттолкнуть, как тот, взвившись, обращался в сокола и отвесно падал на Черного бога. Как только он избавился от сокола, в свечении, исходившем от птицы, сформировалась летучая мышь, набросилась на крылатую тень Темновита, выклевывая ей глаза, царапая призрачно-черную кожу и отрывая от крыльев куски морока. К ней на помощь спешил такой же серебристо-прозрачный ворон. Сотня мотыльков, то собираясь тучей, то распадаясь, атаковала черный морок, заставляя его крутиться юлой и медленно отступать вглубь коридора.

Ярослава видела, что морок вокруг Кати почти рассеялся, подбежала к ней и что было силы потянула на себя.

– Пойдем, пойдем со мной, – шептала она.

Но увести подругу не могла. Катя бессмысленно смотрела на нее и не двигалась с места.

Подняв голову, Катя уставилась на парящую над ее головой угольно-черную фигуру, еще неплотную, но уже узнаваемую. Тонкий нос, чуть пухлые губы, высокие скулы и длинная нескладная шея. От соткавшейся в воздухе фигуры к Кате тянулись сотни тонких нитей. По ним струились ярко-голубые огни. Они наполняли Недолю, делая ее всё более осязаемой, всё более живой.

– Уводи ее! – услышала Катя отчаянный окрик. Он прозвучал глухо, как будто из-под ватного одеяла.

Она снова не узнала голос. И не узнала создание, которому он принадлежал: то ли это был ворон, то ли разъяренная кошка, то ли огромная змея, то ли хищный сокол – образы смешались в плотный клубок, из центра которого доносились визг, шипения и проклятия.

Ярушка продолжала тянуть ее в сторону.

– Быстрее!

Черная тень камнем метнулась над головой сокола, схватила его за горло и отбросила к стене.

Кажется, время остановилось. Иначе как может так медленно падать несчастная призрачная птица? Так неторопливо обращаться в человека? Так плавно опускаться на полотно черного морока, клубящегося по полу?

Над головой Ярославы стаей диких пчел закружились черные всполохи, они жестоко жалили, кусали, тянули ее за волосы, пытаясь забраться за воротник, норовили попасть прямо в глаза. Ярослава кричала, пробовала отбиваться. На руках, щеках и шее уже алели десятки красных ожогов, которые тут же темнели, покрывались болезненными язвами.

Бесчувственное тело Данияра лежало у стены, над ним так же клубился морок, не решаясь ужалить, но при этом неуклонно медленно снижался и приближался.

Темновит порывисто встал, отряхнул одежду и медленно направился к Кате.

Он с любопытством поглядывал на ставшую почти осязаемой фигуру Недоли.

– Видишь, как все просто, – сообщил он, улыбаясь.

Затем подхватил несколько нитей, все еще связывавших Катю и ее сестру, потянул на себя. Катя почувствовала острую боль. Она обожгла запястья, проникла по венам глубоко под кожу и разлилась изнутри.

– Не подходи, – прошептала она пересохшими губами.

Глазами нашла посох – он так и остался висеть над каменными плитами обугленной иглой. «Что случилось с Берендеем?» – подумала Катя, но как-то отстраненно.

Сил встать не было. Как уйти, она не знала. Как прекратить черное ведовство Черного бога – тем более.

«Я не хочу тебя убивать, – вспомнилось. – Ты мне нужна живой, дочь Велеса».

Темновит наматывал нити, связывавшие ее с Недолей, будто аркан, на локоть. Они натягивались все сильнее, причиняя нестерпимую боль. Вены горели. Сухожилия рвались. Он с любопытством наблюдал за Катей, специально дергая посильнее. Словно подчиняясь его воле и смиряясь с ней, Катя сделала шаг ему навстречу.

Темновит победно улыбнулся:

– Вот и славная Доля… Я отдам тебя императору Флавию и даже выполню уговор… Сам не ожидал, что все так получится. Но такое тоже иногда бывает.

Он рассмеялся. Катя с трудом разлепила губы, проговорила вяло:

– Это вряд ли.

Собрав остатки своих сил, царевна наклонилась и подняла брошенный в схватке с Данияром меч.

– Ты хочешь сразиться со мной?! – Темновит рассмеялся – так громко, что крылатая тень за его спиной задрожала.

Катя упрямо уставилась перед собой, наблюдая, как черные нити крутятся вокруг нее, как собирается образ Недоли.

– Иногда гораздо полезнее сражаться с собой, – прошептала она.

И не раздумывая перевернула меч острием вверх, а рукоять уперла в щель между каменными плитами. Она видела, как медленно тает веселье на лице противника, усмехнулась зло, уже падая на клинок, одним движением обрубая все нити, связывающие ее с Темновитом.

Чернота в мгновение ока облепила ее, отгородив от крика могущественного злодея, от свиста сокола и голоса Ярославы, накрыла с головой, в следующий миг рассыпавшись ослепительно белыми искрами.

Берендея будто опалило огнем.

Дождавшись очередного нападения Данияра на Темновита, он ринулся вперед. Обернувшись иглой, уколол Катю ровно в то место, от которого вокруг разливалась тьма.

– Да разбавит свет темень темную, – прокричал, падая.

И почему-то тут же оказался дома, в храме, который когда-то выбрал сам, назвав своей госпожой юную царевну. Золотые колонны с угольно-черными каплями, приглушенные голоса отдаленной драки. Он метался по храму Доли, пытаясь найти выход – крохотную воронку, что должна была вернуть его обратно. И она мельтешила перед глазами, в паре метров от него. Но стоило ему приблизиться, воронка смыкалась и разгоралась чуть дальше – не нагнать. Ускользала от него, будто льдинка в стакане воды.

Он протянул в очередной раз руки, чтобы ухватиться за полупрозрачный шлейф, когда сообразил, в чем дело: его руки были черны по локоть. И чернота поднималась все выше и выше.

– Вот зараза…

Он озадаченно замер, рассматривая расползающуюся по коже черноту. Воронка в воздухе съежилась до размера горошины и растаяла.

Берендей опустился на пол, обхватил колени, вслушиваясь в происходящее там, в коридоре времен.

– Одна у меня надежда – что не зря водил Катерину по нему столько ночей. Авось не забудет главного…

Он тяжело вздохнул. Покосился на будто испачканные сажей руки, поежился – вместе с чернотой под кожу пробирался ледяной холод. Он все понял. «Ну, посмотрим, кто кого», – усмехнулся Берендей и, устроившись на полу, скрестил руки на груди и прикрыл глаза.

Как и в давние времена, за вмешательство в дела людей приходится платить.

Прежде ему удавалось обойтись малой жертвой – оказаться запертым в теле посоха на пару лет. Чем обойдется вмешательство в битву против Чернобога? Берендей чувствовал, как леденеет.

«Только бы не насовсем», – вздохнул он про себя, а говорить уже не мог.

Под босыми ногами хрустели сухие ветки. Идти было колко и неудобно, оттого она то и дело останавливалась, поджимала то одну, то другую ногу, стряхивала со ступней мелкие острые камешки.

Над головой – серое, словно беременное грозой небо. Вокруг голый, будто выжженный, лес да шелковая гладь черных луж, в которых отражалась парящая белая птица – ее душа.

Никакой растительности, кроме корявых, будто изломанных кустов вдоль дороги, на голых ветках – только гроздья ярко-красных ягод, будто капельки застывшей крови. Цветоножки нежные, светло-зеленые с красными прожилками, будто вены. Калина?

Зеленые всполохи у корней – как любопытные глаза лесных духов – загорались то здесь, то там.

Она шла не оглядываясь. Откуда-то знала: оглянешься – заблудишься навсегда. Поэтому только вперед. Хотелось бы понять, где оказалась, но пока никаких мыслей на этот счет не было.

Но чем дальше шла, тем темнее становились тучи и тем более звонким получался хруст под ногами. Страшная догадка мелькнула в голове. Она пригляделась к хворосту – к горлу подступил противный комок едкой слюны: да это же кости… Высохшие, как скорлупа, истлевшие кости – вместо веток, камней, песка или глины.

– Ay! – позвала она тихо.