– Это дела семейные, мы сами разберемся.

Взгляд ее зацепился за блеснувший вдалеке луч, оставленный Берендеем.

Но, похоже, его заметила не только она, но и Темновит – взглядом он приказал черной тени броситься наперерез. Катя успела схватить за руку Данияра и притянуть к себе Ярославу, прошептав: «Домой».

«Интересно, куда отнесет Берендеева метка?» – подумала машинально, зажмурившись от ослепительного света, сама толком не понимая, что для нее является домом.

Коридор времен расступился, пропустив их, будто через игольное ушко, в красноярскую квартиру. Катя успела порадоваться, что он подвластен и ее волшбе, и карте Велеса с путевыми точками, и Данияру как магу времени, и даже милому Берендею с его светящейся меткой-подсказкой.

За окном, неторопливо перепрыгивая по заснеженным крышам, на город наступала ночь. Заглядывала в окна, проверяла, все ли хорошо в сияющих золотом абажуров квартирах, зажигала огни иллюминаций на улицах.

Заглянув в квартиру Кати и встретившись с ней взглядом, смутилась, потупила взор и убралась этажом ниже.

Девушка решительно включила свет.

– Катя…

Данияр хотел перехватить ее руку, но поймал лишь воздух – Катя стремительно вышла в коридор.

Щелкнул выключатель в ванной, через минуту потекла вода.

– У меня руки в крови, – Ярушка поморщилась, рассматривая свои язвы. – Оно хоть залечится или заговоренное? Зудит…

Данияр скользнул взглядом, рассеянно отозвался:

– Заговоренное… Сейчас, погоди. – Он направился за Катей, постучал в дверь: – Ты в порядке?

Девушка не ответила. Он постоял еще какое-то время, вернулся на кухню. Оперся кулаками о столешницу и посмотрел в окно.

В дверь позвонили. И почти сразу настойчиво постучали:

– Катя, я знаю, ты дома, у тебя свет горит!

– Этот Антон, что ль? Что ему неймется? – Ярослава с досадой поморщилась. – Ведь сказано же всё.

– Сказано, да не всё, – Данияр раздраженно замер в дверях, раздумывая, открывать или нет.

Распахнув дверь, из ванной вышла Катя. Сердито взглянув на поводыря, пробормотала:

– Кого там еще черти принесли? – и, не спрашивая, кто за дверью, распахнула ее. Выдохнула: – Ты.

На пороге стоял Антон. Дубленка молодцевато распахнута на груди, у воротника на меху образовались снежные комочки. Покрасневшее лицо говорило лучше слов, что он давно караулил ее на улице. Катя вспомнила, каку Огненной реки Данияр сказал, что Антон «бьется в дверь, надеясь завоевать тебя». Отступила назад, позволив пройти.

– Мне казалось, что мы уже всё обсудили, – проговорила она подчеркнуто отстраненно.

– Как можно обсудить, если один обвиняет, а второй даже не понимает, в чем он виноват! Кать, я не помню ничего! Ни-че-го из того, что ты говоришь. Что за посохи, волхвы и Аркаим? Я погуглил. Это историческая реконструкция, да? Мы познакомились в каком-то историческом обществе? – Он закрыл за собой дверь, но дубленку сбросить с плеч не рискнул – опасался, что Катя опять выставит его из дома.

Девушка фыркнула, пожала плечами. Прошла в кухню.

На полу остались розовые капли крови, стекающей с ее руки. Катя прошла к шкафчику, достала из аптечки бинт. Разорвав упаковку, стянула рану.

– Не знаешь, что с Берендеем? – спросила она у Данияра. – Игла почернела.

Другой рукой она вытащила иглу и положила на стол. Поводырь не спускал с нее глаз, улавливал взвинченность и нервозность. И еще – решимость и… злость. Гнев бурлил в груди девушки, отражался беспокойным огнем на дне глаз. У Данияра екнуло сердце: в кого превратится Доля, отравленная злостью и недоверием?

Он покачал головой.

– Не знаю, там всё мороком запечатано… Ярославу бы к нему, он бы помог, а не то язвы ее так и будут кровью сочиться, незаживляемые они после укусов черных пчел.

Катя кивнула, покосилась на замершего в проеме Антона – парень вслушивался в их разговор, открыв рот.

– Хорошо. Что делать надо, говори.

– Нужны талая вода, чистый воск и капля твоей крови.

– Ну, с кровью у нас вообще проблем нет, – пробормотала Катя, начиная снова разматывать перевязку.

Данияр остановил ее:

– У тебя рана с точки зрения волшбы тоже нечистая, заговоренным мечом нанесенная, так что не подойдет.

– Новая нужна?! – Катя растерялась. – Ну бери, раз надо… Талая вода в холодильнике, там кубики льда. Растопи их, и будет тебе талая вода. В спальне, в тумбочке – свечи… Церковный же воск достаточно чистый?

Данияр поморщился:

– Лучше, конечно, из другого источника, ну да ладно. Будем надеяться, что сработает.

Ярослава вздохнула, яростно поскребла кожу вокруг язвочки.

– Не чеши! – одновременно крикнули Данияр с Катей, заставив Ярушку вздрогнуть, и переглянулись.

Поводырь ловко снял с полки глубокую тарелку и стал бросать в нее ледяные кубики для коктейля, ловко вынимая их из формочки. Закончив с этим, пошел в спальню за свечками.

– Ярушка! – вдруг вспомнила Катя. – А как ты догадалась, что он не простой проводник?

– А тут много догадок не надобно, – пожала плечами Ярослава. – Волшба у него больно приметная. Уж сколько я колдовских секретов знаю, чему меня только Могиня ни научила, а так, как он, – не умею.

Вернувшись, Данияр зажег газ и в алюминиевую кружку покрошил мягкие церковные свечки. На соседнюю конфорку поставил греться воду из-под крана и водрузил на водяную баню тарелку со льдом.

Антон молча следил за приготовлениями. Вздрогнул, когда Данияр, взяв Катю за руку, уколол ее палец своим кольцом и стряхнул несколько капель в тарелку со льдом.

Когда воск в кружке затрещал, растапливаясь и превращаясь в ярко-оранжевую жижу, а ледяная крошка тоже почти растаяла, Данияр переставил тарелку на середину стола, подозвал к себе Катю. Ярослава придвинулась сама:

– И чего делать?

Кивнул Ярославе.

– Тебе – сесть ко мне спиной, – он ногой придвинул табурет к порогу, потеснив все еще стоявшего там Антона. Кате вручил тарелку с талой водой, предупредил строго: – Держать над головой Ярославы ровно. Стоять. Молчать. Ни о чем не спрашивать.

Та кивнула.

Взяла тарелку и, держа ее на вытянутых руках над головой Ярушки, замерла. Данияр встал за спиной Ярославы, занес кружку и стал медленно лить горячий воск в воду. Первая же капля, упавшая в ледяную воду, окрасилась черным.

– Именем Жива, нравом крута, истины владычица, правды госпожа. Еси даже до крови пострадала волхва твоя Ярослава, всяких вредов набрала, всяких козней злых насекла, всего ради истины радея.

И, пока он говорил, за каждым произнесенным словом, будто запечатывая его, по капле лился в холодную воду воск, растекаясь на поверхности, собираясь в один темный образ: Темновит и крылатая тень за его спиной – Катя сразу узнала. Если бы Данияр заранее не предупредил, чтобы молчала, – не сдержалась бы, ахнула. Но, покосившись на сосредоточенный профиль поводыря, прикусила язык.

Воск будто жил своей жизнью: образ корежило, он то дрожал и корчился, то скручивался, будто уклоняясь от падающих на него капель. А от черных язв на теле Ярославы поднимался едкий зловонный пар, собирался черным облаком над их головами.

– Как избавила мир от зимы лютой, так избави волхву Ярославу от личины страшной, очисти раны ея от волшбы черной, колдования страшного, смертного, на беду призванного. Защити от сего часу и сей минуты на век ее вечный, на всю ее жизнь. Да будет сила твоя крепка и нерушима!

При этих словах он вдохнул черное облако, сформировавшееся над головой Ярославы, – Катя опять едва успела сдержать возглас. Прикрыл глаза, будто намереваясь проглотить его. Но на самом деле выдохнул тут же на мягкий, еще не застывший воск. Черный туман из его рта застыл на поверхности, будто железные опилки в магнитном поле.

Ярушка качнулась на стуле. Данияр, отбросив железную кружку, успел подхватить ее.

– Помоги, – велел Антону, тот с круглыми от удивления глазами следил за ними все это время. Подскочил к Ярославе, придержал.