Вдоль берега, на небольшой высоте, тянется лесопосадка, отделяющая поля, луга и разбросанные там-сям хутора от моря. Обработанные земли чередуются с участками леса, болот, озер малых, ручьев. Дороги условны, но имеются. Занятия простые: сеют зерновые, лен, некоторые на равнинных участках содержат небольшие отары овец, сажают овощи, есть даже приличные садики и огороды-обязательно, в приусадебных хозяйствах свиньи, козы, коровы-почти у всех, как и куры с гусями. Дополнительно все промышляют зверя, дары леса берут выборочно (грибы – нет, ягоду, орехи, мед дикий –да). Все, что ловят, бьют, выращивают-продают либо обменивают в княжьем городе, приплывающим купцам, в основном бриттам, фризам, иногда –русам.

Местные курши весьма неторопливы, несколько отстранены (в голове крутилось «тормознутые»), приветливы, незлобивы и абсолютно лишены воинского духа. С приезжими общаются их старейшины, к себе пускают редко, к изменениям не стремятся, придерживаются своих верований и обычаев.

-Они таакииие медленные - говорила Гудрун и улыбалась. – Будут стоять и улыбаться, пока добьешься, чего надо, пирог съешь. Но я к ним привыкла за столько-то лет, они помогают – я отвечаю: лечу и их, и скотину, роды принимаю, гадаю, когда просят.. Последнее редко, только если уж край какой и их ведун не справляется. Но умелые, не отнять, по дереву особенно, и лен хорошо прядут и ткут. Над краской мы вместе думаем, их бабы, если что хорошо получается, больше и не стараются. Вот такие они – вздохнула и отвернулась к плите вельва.

За делами, учебой и разговорами прошел месяц. Погода не то, чтобы улучшилась, но как-то «устаканилась» : знойко, сыро, изредка шел дождь со снегом, но сильных ветров не было, и Ирина выдохнула- жить можно. Когда захолодало, она достала свой свитер, что вязала в пути. Гудрун долго рассматривала изделие, потом покачала головой и со значением протянула:

-Надо же, ловко! И аккуратно, хоть чудно. Слышала я, что женщины – ислендингар искусны в вязании, но секретами не делятся и мало что отдают на продажу. Наверное, где-то еще такое научились плести. – Старуха пристально посмотрела на пришлую, но ничего не сказала, кроме – мужикам такое бы смастерила, шерсти я напряду, есть стриженое руно в сарае. Можно и покрасить красиво. Договорились?

Ирина и сама об этом думала, а тут так свезло. И к прочим обязанностям по дому добавились занятия с шерстью (чёс, мытье, окрашивание, прядение).

Огород был убран еще раньше, как и урожай с нескольких яблонь. Ирина перетрусила тяпкой грядки, пролила деревья, чем заслужила одобрительный хмык вельвы, часть яблок переложила соломой в корзины, часть тонко нарезала и высушила в печи. Гудрун сначала дивилась, а потом сказала, что дольки приятно жевать, да и взвар из них с сушеной земляникой ей по вкусу.

Когда рубили капусту, Валиева упросила хозяйку выделить ей один бочонок и наквасила по своему, без тмина и сахара (был здесь, но слишком дорогой). В процессе выяснилось, что морковь в капусту норды либо не кладут, либо рубят мелкими кусками, как придется. Впрочем, как и капусту, собственно. Ирина же дома капусту терла на специальной терке, а морковь –на обычной. Пришлось резать ножом. Гудрун посмеивалась, но не лезла. Позже оценила внешний вид блюда и вкус, сказала, что на следующий год сделают также.

Иномирянка втянулась в спокойный ритм жизни в доме Гудрун, расслабилась и почти не задумываясь, стала вести себя с пожилой женщиной без опаски, свободно, часто напевала под нос во время работы, но негромко. Гудрун вроде не обращала внимания.

Она довольно часто уходила к больным-холода сказывались и участившиеся роды. Иногда могла отсутствовать день, два. Ирина переносила одиночество нормально: дел было много, скучать не приходилось. Вот тогда она пела открыто, играла на вуэле, записывала, что приходило в голову, и однажды пропустила возвращение хозяйки.

-Хорошо поешь – по-нордски сказала Гудрун, проходя к столу. – Поесть есть? Давай. И пива темного принеси из кладовой, выпьем, трудные роды были, еле справилась, устала. Баню к вечеру запарь, сейчас я отдохну.

Ирина немного напряглась, но по тону и поведению ведуньи было незаметно, что она или недовольна, или допрос учинить готова, и попаданка перевела дух.

За едой и выпивкой Гудрун раскраснелась, глаза ее затуманились, и она вдруг попросила:

-Спой мне, Эйрин. Слышала, как ты мурлычешь, да и парни хвалили. Уж больно, говорят, душевно! А я вот ни разу пока не удостоилась. Или опасаешься чего?

Ирина смутилась.

-Нет, просто как-то.. суровая вы очень, не хотела мешать…

-Да ладно! Пой сейчас, все равно что. Тревожно мне, отвлеки.

И попаданка запела протяжные любимые песни и романсы, аккомпанируя себе на вуэле: те, что хорошо шли под рюмочку в женской компании. Гудрун закрыла глаза, откинулась на стену, сложила руки на коленях и вроде даже задремала. А потом вдруг открыла невидящие глаза и пробормотала:

-Идут! Они идут, и с ними беда. Готовиться, надо спешить…

Ирина обмерла. Транс? Видения? И сердце кольнуло тревогой –Эйвинд? Почему он?

Тут старуха села прямо, посмотрела строго на девушку:

-Испугалась? Со мной такое бывает. Что я сказала?

Ирина повторила, и вельва опустила голову, покачалась из стороны в сторону.

-Руны не врут.. Они предупреждали…Охохо…То-то лед на море встал…Давно такого не было…Так,Эйрин, слушай! Топи баню, я пойду помоюсь и брошу руны еще раз..а может, духи сами придут. Ты из дома ни шагу! Утром проверишь меня. Ничего не бойся! Со мной все будет в порядке, а вот тебе лезть не надо, поняла? Убирайся тут и ложись.

Гудрун тяжело поднялась и пошла к двери, обернулась на пороге:

- Боги тебя наградили даром скальда! Это хорошо. Есть сила…Спасибо!

И ушла, а Ирина, сделав все веленое, легла в кухне – так казалось спокойнее. Сны снились путанные, муторные, выматывающие… Проснулась от тихого шебуршения хозяйки.

- Эйрин, вставай, будем убирать дом и готовить травы.

Больше старуха ничего не сказала. Иномирянка, уже зная вельву, вопросов не задавала, подчинилась, стараясь не тревожиться и не суетиться раньше времени. За окном шел мелкий снег…

***

Они пришли на следующий день: четыре собачьих упряжки, на которых саамы привезли больного принца, измотанных Торвальдссонов, кашляющего Эйвинда, раненого телохранителя и Ярика – в урне с прахом…Были еще какие-то мешки, сундуки, которые Орм и парни, зимовавшие в деревне, таскали в дом, пока остальных на носилках доставляли к стоящей на ветру у двери дома Гудрун, собранной и суровой.

Ирине было приказано под ногами не вертеться, не мельтешить и накормить саамов, собак, отдать из запасов все, что те попросят.

Валиева не помнила, как и что она делала, будто робот, запрограммированный ведьмой: грела, расставляла еду, относила быстро запаренную кашу с мясом собакам, вместе с Ормом, переводившим слова маленьких меховых фигурок, носила жбаны с медом, пучки трав, мешочки с сушеной ягодой и яблоками, крупой, мукой…Очнулась только после того, как поняла: она сидит одна в кухне, саамов нет, как и остальных. Что случилось?!!!

Мужчины заходили на кухню по одному, тяжелой поступью, с мрачными лицами. Микола, повзрослевший и серьезный, просто обнял и сел за стол, Эйрик тоже подержал ее в медвежьих объятиях, потом упал на скамью рядом с парнем. Вошедший следом Орм принес кувшин с пивом. Ирина уставила блюда перед мужчинами, порезала хлеб и села, ожидая разговора.

Эйрик молчал долго, ел медленно, пил пиво. Не выдержал Орм:

- Рыжий, да говори, что произошло? Не тяни!

Микола взглянул на приемного отца и уткнулся в тарелку. Эйрик отложил ложку, собираясь с мыслями, и начал печальный рассказ.

За время их пребывания при дворе Хакона Мудрого случилась много чего: встречи, беседы, пиры и просто попойки, драки, соревнования всякие. И скандалы, поединки, смерти.