— Откат?

— Да. События были глобальными для планеты, и откат затронул физические процессы. Настоящие. Ведь события с пластов реального и нереального — это на самом деле одно общее движение событий. Возможно, были серьёзные катастрофы или даже разрывы земной коры. И те, кто использовал тогда паутину, вряд ли понимали все последствия. А уж бороться с ними мы научились точно гораздо позже.

— Подожди… Что-то тут не вяжется. А церковь при чём? В письме было про церковь.

— А церковь? Думаю, что в начале войны церковь обвинила учёных в том, что это эксперименты над человеком вызвали божий гнев. Создание искусственных людей церковь запрещала всегда. Сам миф… — он задумался. — Скажи, ты знаешь, чему учит наша имперская Ортодоксальная Церковь?

Он ошарашил меня этим вопросом. Ортодоксальная церковь достаточно влиятельна в Империи, но она не пропагандирует своё учение среди простых прихожан. Чтобы вступить в неё, нужно пройти специальное обучение.

— Мама, кажется, говорила мне что-то… — пробормотал я. — Что мир был создан одним богом, и бог этот принёс искупительную жертву за всех живущих. Мы вроде как живы только потому, что он уже умер за нас? Так?

— И это всё, что ты знаешь? — усмехнулся Дьюп. — Понимаю, что ты не виноват в этом. Церковный миф сейчас облачён в покровы тайны. Рискну предположить, что в те времена на Земле миф был доступен многим верующим. И разозленные преследованиями учёные разоблачили его в яркой и доступной форме. Они не учли, что последствия альфа-воздействия не заканчиваются тогда, когда выключают рубильник. На Земле были миллионы религиозных фанатиков. Началась война, захлестнувшая ослабевший мир. Космические колонии оказались заброшенными. Триста лет Содружество было предоставлено само себе. А потом Земля выплюнула в космос проигравших. Имперцев. Последователей Ортодоксальной Церкви и побеждённого религиозного мифа. Генетика имперцев убита окончательно. Вернее, если бы не ты — я бы думал, что окончательно.

— Значит, люди и сейчас такие же внушаемые?

— В Империи. Но на Экзотике внушаемость ниже, а ритмы мозга — более устойчивы. Там, я полагаю, маловнушаемых больше десяти процентов.

— Так мало?

— Так много. Содружеству тоже непросто было спасти хотя бы часть генотипа. Гендепартамент работает. И полагает, что занят важным делом. Но ты знаешь, что даже проблема реомоложения у нас стоит гораздо более остро.

— А что было в колониях? В тех, первых, которые оказались лишены поддержки с Земли?

— Там люди раскололись на два лагеря. Часть землян хотела строить новую жизнь по примеру старой. Но есть уроды, устойчивые даже к таким сильным наркотикам, как страсть к наживе и власти. Они и создали иное правительство, поначалу необременённое корыстными целями. В виде монархии, чтобы закрепить его статус в подсознательном своих граждан. Так появился императорский Дом и девять Домов камня. Кое-что от этой системы дотянуло до наших дней, несмотря на те же самые наркотики.

Дьюп задумчиво посмотрел на небо. Там установилась тревожная тишина. Тучи висели всё так же низко, но «молнии» в них больше не вспыхивали.

— А почему страсть к наживе — это наркотик? — спросил я. Мне объясняли это в общине, но уж больно сложно, с раскладками по инстинктам и гормонам, что меня дико путало.

— Одинаковая химия мозга, — Дьюп прищурился, вглядываясь в самую вышину.

— И сейчас?

— А что изменилось в нас так радикально? Конечно, на биологические наркотики можно подсадить не каждого. Исключения редки, но они были всегда. И у этих исключений был опыт «игры в причинность», усвоенный ими на Земле. Они знали уже, что частота биоритмов мозга человека зависит от частоты резонанса Шумана. Ты помнишь, что это низкочастотные пульсации электромагнитного поля в слое Планета — ионосфера?

Я кивнул.

— Они стали экспериментировать с колебаниями и научились ощущать так называемую «паутину». Это не иллюзия, Анджей. Вселенная и физически и энергетически устроена по принципу узлов и нитей, собранных силами домагнитного напряжения в некую сеть. Помогло первым колонистам то, что они лишились поддержки исконных ритмов Земли. Они должны были или выжить людьми, или измениться до неузнаваемости, как те же алайцы. Позже, встраивая собственный колебательный контур в схему вселенской паутины, они научились воздействовать и на отдельные события. А так же перетаскивать события с одного пласта реальности на другой. Вариантов реальностей много, мальчик. Можно уйти с Кьясны, не делая ни одного шага. «Хождение по паутине» — это запретное оружие в Содружестве. Но у Имэ нет другого выхода. Идея всей его жизни в опасности. Два тысячелетия в Содружестве и Империи выстраивали барьер между двумя народами, чтобы столкнуть их. Имэ проиграет. У этой войны не будет будущего, если это в моей воле.

— Но зачем? Какой в этом смысл? Покинуть одну войну на Земле, чтобы сразу начать планировать другую, здесь?

— Инстинкты, мальчик. Сначала барьеры между Империей и Содружеством создавались якобы для конкуренции и увеличения торгового оборота. Ведь торговлю должно что-то двигать. А потом власть имущие забыли, что в сути процесса лежит обычный инстинкт. Мы питаем себя и группы сомышленников не только физически. Нам нужна психическая энергия для преддействий и волевых посылов. И мы добываем ее из крови, унижения и превосходства над другими. Прочие способы всё ещё требуют слишком больших энерговложений на входе.

Я нахмурился. Картина нарисованного Дьюпом мира мне совсем не нравилась.

— Подожди, — прервал я его. — Ты же говорил, что не знаешь точно, как это было на Земле? Это же только гипотеза?

— Я разработал несколько версий. Последние дни кирпичики ровно ложатся в одну из них. Я озвучил её тебе. Зачем — поймёшь после.

— Думаешь, это и есть правда?

Дьюп рассмеялся.

Я так давно не видел его смеющимся, но даже улыбнуться в ответ не смог. Как можно смеяться здесь, на кое-как срубленной вышке, в лесу, когда вокруг творится Хэд знает что?

— Правды не существует, как чего-то постоянного, мальчик, — сказал командующий, глядя на мою вытянувшуюся физиономию. — Она рождается и умирает каждый миг ради истины. Но истина теряет цельность на уровне физического проявления. Стоит подставить единственную ладонь, и она рассыплется на легионы правд.

Колин приподнялся и посмотрел вниз.

— Легионы, — повторил он. — Имя им — легион… — и констатировал. — Всё! Струсили. Я надеялся, что Ингвас такой же трус, как и Симелин!

Я ещё не ощущал ничего нового, кроме усилившегося головокружения.

— Это и есть первый звоночек, — предупредил Дьюп. — Мобилизация организма становится не такой жесткой и проявляется усталость. Держись, это ещё не конец.

Он подобрался и прыгнул вниз. Я предпочёл спуститься по лестнице. Хреново мне было, честно говоря. Не запредельно, но хреново.

Мне нужно было переварить всё это. Я ждал чего-то волшебного от истории Земли. Мне казалось, они были лучше и мудрее нас, но…

Дьюп тем временем успел связаться с Мерисом.

—…действуй! — услышал я обрывок фразы. — Мы должны заставить Имэ пойти на переговоры. Любой ценой! Или все наши усилия — коту под хвост!

Из палатки, пошатываясь, выбрался Энрек. Я хотел его окликнуть, но в этот момент в дэле вдруг что-то дрогнуло, словно бы воздух качнулся над жирными тяжёлыми листьями шагах в сорока от нас.

Колин обернулся, на полном серьёзе кивнул переплетению веток и подозвал меня.

— Возьми десяток ребят покрепче. Теперь Имэ уже не отвертится.

Открытый космос, окрестности Кьясны, «Эскориал»

— Это невозможно, — шипел Ингвас Имэ, дядя очередного неудачливого кандидата в наследники дома Аметиста. — Между Содружеством и Империей стоит имперская ортодоксальная церковь! Её постулаты несовместимы со свободным проявлением религиозности на территориях Содружества! Даже Беспамятные хранят события тех времён, когда ортодоксы убивали за иное вероисповедание! Дуальность имперского мышления ведёт к дуальности сознания — это порок, который несовместим с восприятием естественной многомерности мира!