Стены зала отчасти покрывал разноцветный мрамор, отчасти золочёная бронза, на которых матово отблёскивали белокаменные рельефные панно.

Барельефы, выточенные из белого мрамора, изображали сцены старинных битв, в которых корабли Империи шли через космос к своим победам.

Анфилада роскошных залов с обеих сторон примыкала к просторному холлу, выходившему на центральную лестницу. Она заменяла графам холл первого этажа. Площадка ее располагалась так, что не вела прямо в парадные апартаменты, как это бывало в других домах, а обрывала непрерывную цепь помещений. Пролеты ее соединялись под прямыми углами. Первые три уровня перекрывали арочные своды и пронизывали дом насквозь, от первого до третьего этажа. Средний уровень лестницы освещали не только три больших полукруглых окна — свет падал туда ещё и из окон третьего этажа, в то время как первый этаж тонул в полумраке и походил на волшебный грот.

Гость, таким образом, как будто бы поднимался из тьмы к свету. Стены и здесь покрывали плиты дымчатого мрамора. И из такого же, но более тёмного камня, были сложены колонны, обрамлявшие ниши, карнизы, ажурные балконы, а также поддерживающие элементы лестницы. В нишах по бокам размещались с каждой стороны по три статуи с изображениями Ветров.

Первой мыслью Ксении, когда она ступила под этот свод, было: разве возможно здесь жить? Здесь, среди холодного камня, служившего потолком, стенами и тюрьмой. Она обернулась к Орлову, собираясь задать этот вопрос, и замерла, глядя, как просветлели его глаза, когда он смотрел на отделанный мрамором дверной проход.

— Входи, — сказал он тихо, и голос его смягчился. Ксении показалось на миг, что в эту секунду она впервые увидела Орлова настоящим, лишённым дворцовой скорлупы, которую заменил теперь другой панцирь, сделанный из мрамора и гранита. Повинуясь внезапному порыву, Ксения чуть качнулась к нему и запечатлела на краешке губ графа поцелуй — а затем мгновенно отстранилась и, не глядя больше на него, стала подниматься наверх.

Секунду Ксения оставалась свободна, а уже в следующее мгновение Орлов нагнал её и прижал к стене.

Ксения растворилась в давно забытом чувстве, когда тело Орлова обволакивало её. Орлов склонился, целуя шею, едва видневшуюся из-под воротничка. Ксения взялась за его плечи, намереваясь оттолкнуть, но вместо этого выгнулась, помогая себя целовать. Нога её обвила ногу графа, а тело прогнулось, потираясь о крепкое бедро.

В следующую секунду Орлов уже подхватил её на руки и понёс наверх, не переставая целовать.

Уже в комнате, прижав Ксению к стене, Орлов продолжал исследовать её плечи, как будто никогда их не знал. Китель и сорочка остались на полу где-то на полпути к кровати.

— Вы такая хрупкая… Будто вылеплены из фарфора.

— Не сломайте меня.

Орлов на секунду отстранился, вглядываясь в глаза Ксении, на дне которых плескалась затаённая боль, и тут же снова принялся целовать.

…Орлов гладил её по плечу и что-то говорил. Ксения не слышала ничего. Сознание всё ещё бродило где-то далеко, и она просто тонула в этой темноте, в руках Орлова и в звёздах, глядящих на них в окно.

— Оставайтесь… — попросил Орлов.

— До утра? — спросила Ксения.

— Оставайтесь совсем. Я не хочу, чтобы вы уходили от меня.

— У вас есть Анастасия.

— Не говорите о ней.

Ксения в самом деле замолкла и на некоторое время закрыла глаза.

— Спите, — сказала она затем и, повернувшись к Орлову лицом, обняла его. Запечатлела на губах графа первый за этот вечер настоящий поцелуй. — Спите, Константин.

Она пристроила голову графу на плечо и какое-то время лежала, глядя перед собой и пытаясь заставить себя поверить, что они снова только вдвоём — как было тогда, на корабле. Однако так и не смогла.

Когда дыхание графа стало ровным, Ксении поцеловала его в висок и, выскользнув из объятий, подошла к окну. Звёзды всё ещё смотрели на неё. Завиток галактики украшал на востоке небосвод, а вдали над рекой переливалась линия Ветров. Ксения обнаружила вдруг, что они не значат для неё более ничего. Будто этой ночью Орлов впитал в себя весь их свет — и превратился в целую вселенную.

Нашарив ногой лежавшую на полу сорочку, Ксения подняла её и натянула на себя. Затем так же отыскала мундир и, бесшумно спустившись на первый этаж, отправилась домой.

Они не договорились о том, когда встретятся в следующий раз — и Ксения была этому рада. Ситуация, которую создал Орлов — а может быть, и она сама — ставила её в тупик.

Ксения не знала, что делать теперь. Она понимала умом, что Орлов не отступится от своего решения, что тот уже почти женат — и вступит в этот брак, что бы ни произошло. Орлов ясно дал это понять ещё тогда, на корабле, когда Ксения была настолько наивна, чтобы просто отдаваться чувствам и не думать ни о чём.

В то же время Ксения понимала, что сама она невестой Орлова стать не может.

При том, что дворянство было в Ромее высшим и благородным сословием, ни внешний вид, ни значение в обществе, ни повседневный быт не были одинаковы для всех. В самом сословии существовали свои ранги — высшая аристократия, «псевдо» аристократия, имевшая притязания на именитость и высокий статус, прослойки средней руки и мелкопоместных — и все эти общества были очень замкнуты и практически не общались между собой, всеми силами напоминая друг другу о стоящей между ними стене. Отдельным подрангом являлось мелкое чиновничество, кому дворянство предоставлялось по заслугам, но также стоявшее абсолютно отдельно, сплоченно игнорируемое всеми притязавшими хотя бы на самую малую знатность.

На верху пирамиды стояло очень малое число титулованных и обладающих огромными деньгами аристократических семей — таких, как Орловы — и их влияние в Ромее было самым большим.

Семья Ксении хоть и служила императорскому дому почти сотню лет, но к этой категории не относилась никогда. Отец её и вовсе женился на хоть и весьма состоятельной, но совсем уж не знатной девушке, тем самым ослабив родовитость семьи ещё сильней.

Ни Ксения, ни её отец никогда не стремились вращаться в светских столичных кругах. Мечтой самой Ксении были небеса. Она ни за что не покинула бы флот… разве что…

И вот тут обнаруживалось в её размышлениях одно «но», которое перечёркивало все разумные доводы, приведённые ею до сих пор.

Ради Орлова она была готова на всё. Провести без него всего несколько дней казалось пыткой — Ксения думала о нём днём и ночью. С самого утра, просыпаясь, представляла, как увидит Орлова и как пойдёт их разговор.

— Константин… — шептала она, перекатывая это непривычное ещё имя на языке как хрустящий самоцвет, и одна только эта симфония звуков возбуждала её.

Она переворачивалась на другой бок и пыталась уснуть — но это не помогало. Даже когда они были порознь, в мыслях Ксении был один только Орлов.

На работу Ксения возвращаться не стала. За квартиру за последние недели успел образоваться солидный долг, но денег, которые она получала в порту, всё равно бы не хватило, чтобы выплатить его. Впрочем, думать об этом Ксения всё равно не могла.

Она просто бродила по городу день за днём, стараясь избегать тех мест, где бывал Орлов.

Это, впрочем, не помогло. К концу недели, возвращаясь домой, она увидела блестящую в лучах закатного солнца карету, запряжённую цугом вороных лошадей, не узнать которую не могла.

Ксения подалась было назад, в тень, но было поздно — Орлов, стоявший у самых дверей, заметил её и рванулся вперёд.

— Ксения! — голос его эхом пробежал по переулку, и Ксения замерла, испуганная тем, что сейчас соседи повыглядывают из окон и увидят её — и того, кто приехал к ней.

— Тише! — шикнула она.

— Прекратите! — перебил Орлов, подходя вплотную. — Неужели вам не наплевать на сплетников?

— Мне было бы наплевать, если бы мне не нужно было жить здесь и возвращаться в этот дом каждый день.

— Вам и не нужно здесь жить. Я поговорил с вашим швейцаром — это какой-то кошмар. Я бы уже приказал всыпать ему плетей.