Мелла терзала холодная мерзкая дрожь. Саша продолжил как ни в чем не бывало:

– В общем, подвигов у него было много. Он был кровожадным психопатом, а так да, выдающимся, правда из по-настоящему выдающегося в нем только его необъяснимая жестокость.

– Мы с мамой в США праздновали День Колумба. Наш последний праздник.

Мимо Саши не могли пройти ни резкая смена тона, ни предпоследнее слово, но он решил не заострять на этом внимание.

Мелл напряг плечи и втянул в них голову так, что ворот толстовки скрыл его подбородок. Он продолжил подавленно:

– Вспоминать теперь тошно.

– Вы слишком впечатлительный. Таких «выдающихся» и «великих» людей было немало. Думать об их преступлениях страшно, а объяснить их невозможно, но просто стоит принять, что есть такие «герои».

– Знаю, но… Это же так несправедливо. Даже то, что происходит сейчас. Так много мирных людей страдают прямо сейчас, пока я стою в безопасности, и я не могу по-настоящему им помочь.

Саше показалось, в глазах Мелла сверкнули слезы. Он подался чуть вперед и взглянул ему в лицо. Не показалось.

Мелл смахнул слезы, глубоко вздохнул, как вдруг заметил на лице Саши безмерно искреннее удивление.

– Простите, такое бывает. Я просто ненавижу несправедливость и еще больше ненавижу, что ничего не могу с ней поделать. – Он ухмыльнулся. – Я в порядке.

Саша в очередной раз с грустью убедился в том, что не знает, как себя вести и что говорить людям – особенно едва знакомым – в моменты их печали. К счастью для него, Мелл справился со своими чувствами сам и уже улыбался новой мысли:

– Кстати, не могу не заметить, что вчера вы выглядели просто обалденно. Нет, вы и сейчас выглядите круто. Очень стильное пальто, но вам не жарко? В общем… Простите, я иногда несу бред, просто эмоции льют через край, я теряюсь и болтаю все подряд.

У Саши вытянулось лицо, а в голове проскочила мысль, что у этого парня каша вместо мозгов. Но все же его приятно удивила неподдельная, почти детская искренность Норфолка.

– Жаль, что так вышло с тем вашим образом.

– Сколько можно вспоминать о нем? – кинул Саша раздраженно. – Ущерб мне компенсировали, хоть я этого не ждал.

– Все равно это такой казус. Могу я как-то загладить свою вину?

– Учитывая, что вы и десять секунд помолчать не смогли, вам нечего мне предложить. И я уже сказал, что прощаю вас.

– Мне недостаточно слов. Давайте я… подарю вам что-нибудь? Или сделаю?

Из приличий Саша сдерживался, чтобы грубо не отмахнуться от такой назойливости.

– Пожалуй. Вы можете выйти отсюда прямо сейчас и оставить меня одного. Я хочу насладиться одиночеством.

– Конечно. – Мелл, казалось, совсем не почувствовал раздражения в голосе принца и счел это за искреннюю просьбу. – Понимаю, иногда нужно побыть одному. Я сейчас же уйду.

– Будьте любезны.

Мелл действительно направился к выходу. Напоследок он улыбнулся, закрыл за собой дверь, оставив принца в долгожданной тишине, и вернулся к себе в комнату с чувством сильной подавленности из-за всех странных слов, испортивших мнение Саши о нем, и другим не менее сильным чувством, разобрать которое он пока не мог.

Одиночество Саши продлилось недолго: не прошло и десяти минут, как в библиотеку зашла Анджеллина, найдя его сидящим за столом у колонны с раскрытым томом в руках.

– Уже? – спросил он, не отрывая взгляда от книги.

– Да, – она села напротив, – завтра утром я поеду на тщательное обследование.

– Вы не сказали им, что наше недавнее исследование не дало результатов?

– Сказала, но они… Как бы вам сказать… Хотят все перепроверить.

– Не доверяют мне, – подытожил Саша и перевернул страницу. – Держу пари, это была инициатива вашей матери.

Неловкое молчание он счел за утвердительный ответ.

– Что за центр?

– Nano Nano.

Шелест переворачиваемой страницы.

– Что-то не так?

– Этот центр работает при Бундестаге. Они забрали у меня Анко и тут же разобрали ее на части.

Анджеллина под столом сжала пальцы в кулак.

– Сочувствую.

– Астра, полагаю, по-прежнему не желает меня видеть?

– Уверена, вы обязательно помиритесь, просто…

Она вздрогнула от громкого хлопка закрывшейся книги. Саша взял со стопки новую, увесистую, с торчащими желтыми страницами.

– Я поеду с вами завтра. Хочу заодно увидеть плоды их стараний.

– Буду только рада… – томно вздохнула она, подыскивая новую тему для разговора. – Я смотрю, вам тут нравится.

– Да, очень красиво, словно в музее.

– Спасибо, мама сама выбирала дизайн. Это здание действительно когда-то предназначалось под музей, а до этого было особняком какого-то до боли опасливого аристократа, который спроектировал множество потайных туннелей. Я сама не знаю, где какие.

– Весьма любопытно.

– А Мелл не приходил?

– Приходил.

– У вас сложился диалог?

Саша скрестил ноги и вздохнул с разочарованием.

– Если бы я разговаривал с вами так, как с ним, вы бы прибили меня в середине беседы. Однако он оказался весьма глупым и не понял ни одной моей колкости, намекавшей на то, что вести диалог – совсем не его.

По затянувшейся тишине Саша понял, что Анджеллина раздумывает, обидеться на столь бестактные замечания или отнестись с пониманием.

– Мне тяжело с ним, – наконец призналась она с оттенком грусти. – Не могу воспринимать его как брата из-за того, что он появился в моей жизни после смерти отца. Он вел себя неприлично?

– Скорее назойливо. Даже всплакнул из-за несправедливости войны и жестокости некоторых людей.

– В нем правда есть такое. Он очень тонко чувствует чужие беды и принимает их слишком близко к сердцу. Мне кажется, на его месте я бы давно умерла от горя.

– Напомните, сколько ему лет?

– Девятнадцать.

– Странно. Ведет себя совсем как ребенок.

Анджеллину не переставала поражать критичность принца по отношению к себе и другим, но со временем она научилась не думать об этом, чтобы попусту не нервничать из-за того, что не может изменить.

– Пожалуйста, не будьте с ним так строги просто из-за того, что он чувствует все иначе. Он хороший, добрый человек.

– На свете полно хороших людей, и я не обязан относиться к каждому со снисхождением. Да и доброта, как неоднократно показывала практика, вещь относительная.

В другой ситуации Анджеллина не постеснялась бы оспорить его мнение, но в этот раз она снисходительно списала холодность Саши на злость из-за смены фамилии. Принцесса прекрасно понимала, что с возросшим грузом ответственности он уже не может полностью контролировать эмоции и неосознанно демонстрирует свое подлинное несчастье, прикрывая его нарочитой грубостью. Этот изощренный способ облегчения души сделал Сашу проще в глазах Анджеллины, но от этого она, однако, не почувствовала себя ближе к нему.

Все же, как и раньше, она не решилась его поддержать: сочла, что если не умеешь подбирать правильные слова, то лучше будет просто промолчать, позволив человеку самому осознать ошибки.

Безусловно, Саша заметил за собой беспочвенную грубость, но почему-то не хотел и не мог ничего с ней сделать. Сначала он даже решил, что при следующей встрече с Меллом извинится или постарается загладить свою вину, но почти сразу отмел эту мысль.

Анджеллина твердо решила, что подружит их, даже если для этого придется прибегнуть к самым рискованным методам.

За окном прогремел гром и тут же хлынул дождь. Саша проверил прогноз погоды: вместо обещанных вчера пяти часов непогоды теперь стоял дождь на весь день, а также сообщалось о риске передвижения на самолете, что ставило крест на его возвращении в свой замок. Служанки-телохранительницы во главе с Джоан внимательно следили за Моникой Хьюз, отчитываясь о ее работе каждый день, но Саше не терпелось покончить с формальными объездами всех партнеров и знакомых Дирка, чтобы продолжить исследования и составить формулу вакцины от мужской болезни.