«Если что-нибудь выйдет из встречи с Сурсуком, то все мучения будут оправданы, — размышляла она. — Ведь эти земли — колыбель нашего народа, там евреи жили и сражались задолго до того, как Иерусалим стал нашей столицей».
Когда Ольге было девять лет, она прочла «Песнь Деворы» и представляла себе огненные колесницы, спускающиеся с неба и испепеляющие Сисеру и его войско. Огромные сверкающие колесницы летали по небу, подобно красным орлам, и обрушивались на врагов со страшной силой. По ночам ей снилось, как звезды на небе вытягивались в слепящие цепи, которые спускались до земли, опутывая, подобно сетям, отряды хананеев и филистимлян.
«Помнишь, как ты возвращался из долины? — Ольге хотелось немного приободрить мужа. — Как радовался ее плодородию и разноцветным сочным лугам?»
«Да мне ее никогда не забыть. Эта долина — самая прекрасная на свете, — внезапно оживился Иеѓошуа. — Даже на Украине нет такой плодородной земли и такого раздолья. Там может вырасти поколение гордых и преуспевающих земледельцев. И малярия там никому не угрожает».
«Вот я и думаю, что обязательно нужно начать переговоры с Сурсуком. Подобные сделки заключаются не сразу. Сначала надо познакомиться с продавцом земли. Он араб, а арабы очень любят принимать гостей и вести с ними длинные витиеватые беседы. Сперва поговорить несколько часов, а потом уже заключать сделку. Поезжай к Сурсуку и постарайся с ним сблизиться. Ведь покупка земли — это единственное, что спасает тебя в тяжелые времена. Иначе ты просто сойдешь с ума. Я попрошу консула, чтобы он дал тебе разрешение на поездку в Бейрут вместо Константинополя. Там ты сможешь познакомиться с Сурсуком и начнешь действовать. Начинай прямо сейчас, это придаст тебе силы и поможет выдержать все нападки».
Измученное, страдальчески сморщенное лицо Иеѓошуа просияло. В его глазах впервые за много дней появилась надежда.
«Только ты меня понимаешь, Оленька. Без тебя мне бы не справиться со всем этим. Но как ты сможешь уговорить консула?»
«Прежде всего скажи, согласен ли ты с моим планом. Как я уговорю консула — это мое дело. Мне нужно точно знать, о чем просить его».
Иеѓошуа был прав: в самом деле, Ольга имела большее влияние на консула, чем он сам и чем большинство жителей Яффы. При этом она всегда и во всем руководствовалась одним желанием — помочь мужу. Она чувствовала большую ответственность за этого упрямца, которого не могли сбить с пути никакие трудности. Потеряв надежду на нормальную семейную жизнь, она примирилась с его страстью к приобретению земли. Ольга знала, что сможет сохранить семью, только помогая Иеѓошуа осуществлять задуманное.
«Сходи к нему, Оленька. Может, он даже даст мне денег на поездку. Консул хочет, чтобы со мной поехал какой-то русский предприниматель. Я должен показать ему землю, пригодную для выращивания оливок. Если я соглашусь, этот русский оплатит все расходы, а потом, может быть, и мою поездку в Бейрут. Узнай, что консул думает по этому поводу. Ты умеешь из него веревки вить, потому что вы оба из Петербурга и у вас есть общие воспоминания. Поговоришь с ним о „Евгении Онегине“ да о Пушкине — вот он и растает. Пожалуйста, постарайся, Оленька!»
Иеѓошуа поднял на нее бездонные голубые глаза, и она почувствовала, как на душе у нее потеплело.
Глава девятнадцатая
Встреча
Ольга должна была встретиться с консулом вечером следующего дня, что показалось ей хорошим предзнаменованием. Предусмотрительный консул никогда не назначал важные встречи на утро, опасаясь любопытных слуг и турецких чиновников. Все они отличались страстью к сплетням. К тому же некоторые даже немного понимали по-русски. Поэтому «серьезные» посетители являлись к представителю государства Российского под вечер. Радушный толстяк консул потчевал их в своем уютном кабинете превосходной водкой или французским коньяком, который получал из Парижа раз в месяц. Так он создавал приятную домашнюю атмосферу, располагающую к откровенности.
Визита Ольги он ожидал с удовольствием и заранее позаботился о том, чтобы вечером к нему никто не заявился. Он любил общество Ольги и хотел поболтать с ней наедине.
Однако, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Под вечер в консульство зашел Федоров, чтобы забрать документы, которые совершенно случайно оставил днем в кабинете. Документы эти были ему необходимы, чтобы выполнить полученное из Петербурга задание. Несколько дней назад консул передал ему ничем не примечательный с виду конверт. В нем Федоров обнаружил длинное зашифрованное послание. Эта тайнопись была известна только ему самому и полковнику Долгину. Кое-кто, писал Долгин, собирается соединить Оттоманскую империю и Египет железной дорогой, которая должна проходить через Палестину. Несомненно, за этим скрываются какие-то агрессивные намерения. Федорову поручалось раздобыть подробнейшую информацию о планируемом участке дороги между Яффой и Иерусалимом, включая даже предполагаемые цены на билеты, а также выяснить, сколько времени займет переброска солдат из Турции в Египет в случае начала военных действий.
Из соседнего кабинета доносился приглушенный голос консула. «Значит, принимает кого-нибудь важного», — машинально подумал Федоров, вынимая нужные документы из кипы бумаг, лежавших на столе. Потом он услышал женский голос, который отчетливо произнес: «Нет, Сергей, это не может быть вашим окончательным решением. Просто не может быть».
Дрожь пробежала по телу Федорова, и он как вкопанный застыл возле стола. В душе у него царило смятение. Спроси его кто-то в этот момент, зачем и когда пришел он сюда, — он не смог бы ответить. Пальцы его дрожали. Он хотел открыть ящик письменного стола, но вместо этого стоял, уцепившись за него, словно скованный внезапным параличом, боясь произвести малейший шум. Сколько раз во сне и наяву слышал он этот голос: веселый, сердитый, грустный и проникновенный, громкий и едва слышный! Кровь стучала у него в висках, а сердце билось с такой силой, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.
Он знал, что это она.
«Вы должны со мной согласиться, Сергей», — продолжал этот до боли родной женский голос, одновременно нежный и уверенный. А консул все молчал вопреки своему обыкновению. Потом Федоров услышал позвякивание и легкое журчание. «Знаю, знаю, что вы не будете пить, — сказал консул. — Но вы уж простите меня, с вами тут без водки не разберешься». Федорову нестерпимо хотелось под каким-нибудь предлогом войти в комнату, но он сдержал свой порыв. Он был растерян и смущен. Огромным усилием воли он взял себя в руки и продолжал подслушивать. Изменилась ли она? Что почувствует, увидев его? А может быть, она счастлива в семейной жизни? Что это за тип, ради которого она так старается? Гнев и ревность душили Федорова.
«Ну что же, придется разрешить вашему супругу поехать в Бейрут. Думаю, что при этом охрана ему не помешает. Но при одном условии: если вы поручитесь, что он вернется через неделю. Он слишком многим здесь насолил, и я не могу больше рисковать».
«Может, ее муж преступник и она пытается спасти его?» — подумал Федоров, не в силах справиться с сердцебиением.
«Я ручаюсь за то, что он вернется. Ему нужно только закончить одну сделку», — произнес милый голос уверенно, благодарно, тепло.
«Как она не боится ручаться?» — нашептывала Федорову ревность. Он-то хорошо знал, что в минуту опасности люди способны на все, даже бросить семью. В Париже ему не раз приходилось выслеживать таких людей.
Он опустился в кресло и сжал голову руками. Что с ней произошло за это время? И что она знает о его жизни? О тоске по ней, которая терзала его днем и ночью? Кто этот человек, у которого столько врагов и из-за которого ей приходится унижаться перед консулом? Нет, нельзя торопиться, можно все испортить!
А может, лучше оставить ее в покое? Не исключено, что встреча причинит боль им обоим, откроются старые раны…
Федоров в раздумье поднялся с кресла, положил в портфель нужные документы и вышел из консульства.
