Маня была почти на десяток лет старше своих товарищей и заменяла им мать и старшую сестру. Когда кто-нибудь из них начинал скучать по родственникам в России, заболевал или нуждался в дружеской поддержке, Маня всегда спешила на помощь. Она следила за порядком, вела финансовые дела, ухаживала за больными и участвовала в охране поселения; словом, постепенно превратилась в настоящий двигатель всего предприятия. Через двенадцать месяцев она подвела первые итоги. Год закончился с прибылью для фермы. Тогда же Маня вышла замуж за своего избранника Исраэля Шохата.

Ольга не ошиблась в своих предположениях. Уже в первый год супружества Шохат начал страдать астмой, и Мане приходилось ухаживать за ним днем и ночью. Через некоторое время члены организации «Ха-шомер» покинули Седжеру и разъехались по разным поселениям. Шохаты поселились в Хайфе, в немецкой колонии. Исраэль работал секретарем в компании, занимавшейся постройкой Техниона, а Маня занималась домашним хозяйством и ждала первого ребенка. Иеѓошуа часто ездил в Изреэльскую долину и в Галилею, и Ольга почти всегда сопровождала его до Хайфы. Там она навещала свою Маню. Женщины делились горестями и радостями, поддерживали и ободряли друг друга.

Незадолго до Маниных родов Ольга приехала помогать ей. Долгие часы подруги просиживали на балконе, любовались морем, размышляли и разговаривали.

«Если родится сын, как ты его назовешь?» — спросила Ольга как-то утром.

Маня собиралась назвать новорожденного Вениамином в память о брате, который утонул в реке Неман на далекой родине. Ольга, однако, не хотела, чтобы жизнь любимой подруги омрачали воспоминания о тяжелом прошлом.

«Манечка, зачем жить прошлым? Прошлое нереально, оно только призрак и воспоминание, а будущее лишь иллюзия и фантазия. Надо жить настоящим».

«Ты тоже долго жила воспоминаниями о своей первой любви, там, в России».

«Но я заставила себя забыть. Вместо того чтобы предаваться воспоминаниям, я решила посвятить все силы древней истории нашего народа. Это был великолепный период. Так что, если родишь мальчика, назови его Ифтах, Эхуд или Гидеон. Судьи Израиля были отважнsми полководцами и сильными личностями и в тяжелые времена спасали народ от притеснений мидианитян, филистимлян и амалекитян. Мне кажется, что лучше всего назвать ребенка Гидеоном. Гидеон отличался скромностью. Когда к нему пришел ангел Господень, он сказал: „Племя мое в колене Менаше самое бедное, и я в доме отца моего младший“. Из скромности Гидеон отказался повелевать народом, сказав: „Господь да владеет вами“».

Ранней весной 1911 года у Мани и Исраэля Шохатов родился первенец. Роды принимала Ольга, а мальчика назвали Гидеон. Еще в детстве он получил прозвище Геда.

Иеѓошуа прилагал огромные усилия, чтобы купить земли в Изреэльской долине. Он поддерживал постоянную связь с бейрутским эфенди Сурсуком и, узнав, что тот желает продать участки, обрабатываемые крестьянами из деревни Фула, помчался в Бейрут, чтобы заплатить задаток. Как обычно, он действовал стремительно и приобрел десятки дунамов земли для ИКА, не согласовав сделку с ее руководством. ИКА отказалось утвердить покупку. У Иеѓошуа снова начались неприятности, однако на этот раз он не остался в одиночестве. Ему помог доктор Руппин, директор компании «Акшарат ха-ишув», который понимал, что в делах, связанных с покупкой земель, необходимы быстрые решения.

Деревню Фула населяли бедные арабские крестьяне-арендаторы. Она располагалась на небольшом холме, окруженном каналом. В подвалах сохранившейся древней крепости крестьяне хранили солому, которой кормили скот. Места вокруг были дикие, однако недалеко от деревни проходила железная дорога.

Фула приносила эфенди Сурсуку больше беспокойства, чем выгоды. Близость железной дороги притягивала разбойников, охотившихся за сборщиками пошлин. После того как пассажиры уплачивали пошлины и поезд трогался, грабители отнимали у сборщиков только что полученные деньги.

По турецким законам все налоги следовало платить правителю района, который передавал деньги правителю округа. Тот пересылал их бейрутскому вали, а уж он отправлял часть из них в Константинополь, в государственную казну. По дороге деньги в больших количествах оседали на руках у всевозможных чиновников, озабоченных лишь тем, как бы присвоить сумму покрупнее. Сурсуку не раз и не два пришлось пострадать из-за воров и самому уплатить пошлину за проезд возле злополучной Фулы. Утомленный этими неприятностями, эфенди хотел избавиться от беспокойной деревни и прилегавших к ней земель, поэтому с большим облегчением взял задаток у Ханкина.

Но арендаторы, которые любили свою деревню и уже давно свыклись с присутствием грабителей, наотрез отказались покинуть ее. Они обратились за помощью к правителю Назарета Шукри Эль-Асли, и тот послал в Фулу солдат и наводнил прессу воззваниями, подстрекая палестинских арабов сообща воспротивиться основанию еврейского поселения возле деревни.

Правитель Назарета отказался утвердить сделку и не пожелал видеть Иеѓошуа. Он знал, что чем сильнее он противится, тем большую взятку сможет выжать из несчастных крестьян, привязанных к своей земле. Иеѓошуа обратился к его начальнику, правителю Акко, но и тот руководствовался такой же логикой: чем больше препятствий, тем крупнее вожделенная взятка. Оставалось надеяться лишь на благосклонность бейрутского вали.

В жизни Иеѓошуа снова наступили тяжелые дни. Он почти не говорил с Ольгой, но она чувствовала, как он страдает. Будто вернулись времена мучений из-за Хадеры и отсутствия Темкина. Иеѓошуа опять замкнулся и часами нервно расхаживал по квартире, лихорадочно обдумывая одному ему известные планы. Ольга не знала, как успокоить его. Обычные слова не помогали. Раньше ей было достаточно сказать: «Не обращай внимания на тех, кто тобой пренебрегает. Скоро они сами убедятся в твоей силе и мудрости», или: «Ты вызываешь зависть, потому что богачи предлагают тебе земли прежде, чем другим покупателям». Сейчас это не действовало. Ольге было еще труднее оттого, что она не знала, какие замыслы вынашивает ее муж, молча и раздраженно меряя шагами их крошечное жилище или внезапно вдруг выбегая на улицу, чтобы вскоре вернуться в еще более мрачном настроении. Она часто ходила в яффскую контору организации «Ахшарат ха-ишув» и старалась настроить ее директора в пользу Иеѓошуа. Артур Руппин был выходцем из Германии и привык к точности и дотошности в финансовых и торговых делах. Однако благодаря Ольге он понял, что не только денежные соображения должны определять политику покупки земель. Тем не менее он не сразу встал на сторону Иеѓошуа.

«Понимаете, — убеждала его Ольга, — мы ждали целых две тысячи лет и наконец возвращаемся в Палестину. Больше медлить нельзя. Надо не откладывая покупать все земли, которые продаются». Но Руппин не сдавался. «Не за любую цену, — говорил он. — Общественная касса — не бездонная бочка. Мы будем покупать только по реальным ценам». Ольга вела с ним долгие беседы о назначении народа и о способах его возрождения, приводила примеры из Библии. Он продолжал внешне упорствовать, но слова собеседницы заставляли его задуматься. В душе он соглашался с Ольгой. «В начале сотворил Бог небо и землю, — процитировала она как-то раз, — Земля же была безвидна и пуста». И добавила: «Вот и сейчас она „безвидна и пуста“, и мы должны привести ее в порядок. А для этого необходимо покупать ее и селиться на ней».

Бейрутский вали оттягивал утверждение сделки и воздвигал на пути Иеѓошуа всевозможные препятствия. Ольге вскоре стало ясно, что без серьезной протекции здесь не обойтись.

Она, конечно, не была знакома с вали и не знала никого из его приближенных. Считался он человеком трусливым, при этом вежливым. Это не предвещало ничего хорошего, потому что означало, что вали склонен давать обещания, которые побоится выполнить. Когда Иеѓошуа снова собрался в Бейрут, Ольга предупредила его, что высокопоставленный турок может посулить ему золотые горы, но верить ему никак нельзя. Она полагала, что сделка, скорее всего, провалится. Иеѓошуа понимал правоту жены, но решил все-таки сделать еще одну попытку. Ольга пообещала, что использует все свои возможности и связи, чтобы заставить вали сменить гнев на милость.