Таким образом, подобно другим новым социально-религиозным движениям, Сэйтё-но иэ спекулирует на чувстве отчужденности, столь распространенном в современном японском обществе. Именно одинокие люди, по тем или иным причинам оказавшиеся вне коллектива, становятся легкой добычей провозвестников «новых истин». Внедряя в сознание этих людей иллюзии о принадлежности к некоей элите, идеологи Сэйтё-но иэ вовлекают их в политическую борьбу на стороне наиболее реакционных сил.

В сегодняшней Японии, общественно-политическая жизнь которой характеризуется усилением шовинистических и милитаристских тенденций в политике правящих кругов, ростом консервативных настроений, оживлением интереса к религии среди населения, сохраняется благоприятная обстановка для деятельности организаций и групп, подобных Сэйтё-но иэ. Поэтому вопрос о будущем таких организаций — это вопрос не только религии, но и политики. Его решение в немалой степени зависит от того, насколько успешной будет борьба демократических сил Японии против наступления реакции, в защиту действующей конституции, демократических прав и свобод японского народа.

1. Оно Ясухиро. Синсюкё-но сэкай (Мир новых религий). Т. 5. Токио, 1979.

2. Саки Акио и др. Кёсо (Основатели). Токио, 1966.

3. См. Судзуки Сюкэн. Синко сикё-но сайуёку «Сэйтё-но иэ» (Сэйтё-но иэ- крайне правое крыло новых религий). — Асока. № 77. Токио, 1968.

4. Судзуки Сюкэн. Ампо тосо-э-но сисо то кодо (Идеология и практика борьбы за договор безопасности). — Годайкёсо-но дзицудзо (Облик пяти основателей). Токио, 1970.

5. Такаги Хироо. Нихон-но синко сюкё (Новые религии Японии). Токио, 1965.

6. Танигути Масахару. Варэра нихондзин тоситэ (Мы, японцы). Токио, 1958.

7. Танигути Масахару. Сэнрё кэмпо ка-но Нихон (Япония под гнетом оккупационной конституции). Токио, 1969.

8. Тюо корон. 1983, № 8.

9. Mc. Farland, Neill Н. The Rush Hour of the Gods. N. Y., 1967.

10. Norbeck Ed. Religion and Society in Modern Japan. Houston (Texas), 1970.

11. Thomsen H. The New Religions of Japan. Rutland— Tokyo, 1963.

Японский национализм, как и всякий другой национализм, явление сложное и не может рассматриваться и оцениваться вне зависимости от конкретных исторических обстоятельств, тем более что выступает он в самых различных обличьях — от «невинного» самолюбования до воинствующего шовинизма. Формы его проявления и политическая направленность меняются в соответствии со спецификой момента, идеологическая же направленность остается неизменной с несущественными вариациями основных отправных точек. Это проповедь японской «национальной исключительности», провозглашение особой миссии японской нации в мире. Основанием для подобных утверждений объявляются то «священность» Японии, связанная с «божественностью» происхождения ее народа и монархии, то уникальные качества японского национального характера и традиционной морали, то несравненная духовность и изысканная утонченность японской традиционной культуры, необыкновенная красота природы страны и т. д.

Зародился японский национализм в пору становления буржуазной нации и по мере ее развития претерпевал различные изменения. Дважды в истории он выступал как национализм нации угнетенной, обладающий некоторыми общедемократическими чертами: в 60-х — начале 70-х годов XIX в., когда Япония стояла перед реальной угрозой потери национальной независимости, и сразу после второй мировой войны, в условиях американской оккупации. И оба раза за независимость страны, в защиту самобытной национальной культуры, против духовного порабощения народа выступили широкие слои прогрессивной общественности, стоявшие в оппозиции к официальному политическому курсу. Все другие случаи проявления японского национализма — это проявление национализма нации угнетающей, преследующей цели своей консолидации во имя внешней экспансии или военной агрессии.

Заметное оживление националистических тенденций наблюдается в современной Японии, обогнавшей в своем экономическом развитии многие капиталистические страны и превратившейся в один из центров мирового империализма. Правящие круги страны, стремясь упрочить свое господство, стали на путь возрождения национализма. «Японская модель» экономического, политического, социального и культурного развития все более настойчиво выдвигается как идеальная для всех стран и народов.

Притязания на всестороннее лидерство Японии в современном мире звучат в высказываниях многих видных представителей монополистического капитала. Так, например: «Япония прилежно следовала примеру Европы и Америки в своем стремлении достичь их уровня, но теперь ситуация стала обратной. Теперь Европа и Америка стремятся чему-нибудь научиться у Японии» [17, с. 2].

Чтобы лучше понять сущность современного японского национализма, необходимо разобраться в его исторических корнях. Их можно проследить уже со второй половины XVII в., когда по мере обострения кризиса феодальной системы среди японских ученых-философов начались поиски новых путей теоретического осмысления национального развития.

Первым тезис о национальной исключительности и божественной избранности японцев сформулировал Ямадзаки Ансай (1618–1682), священнослужитель, происходивший из воинского сословия. Пройдя в своих взглядах путь от буддизма через конфуцианство к неосинтоизму, он стал зачинателем нового религиозного течения, стремившегося к объединению синтоизма с конфуцианством, которое он назвал суйка-синто. В названии «суй-ка-синто» («суйга-синто») Ямадзаки объединил два слова, встречающиеся в синтоистских текстах: «синдзуй» («божественная милость») и «мёга» («священное покровительство») (см. [19, с. 151]).

Новаторство Ямадзаки в синтоизме свелось к формальному перенесению конфуцианской терминологии в синтоизм в целях придания ему видимости философского учения. Его писания не имели никакого отношения к философскому творчеству, но зато служили «раскрытию» мистического «духа Японии» (Яматода-масии), будто бы осененного постоянным присутствием и покровительством местных богов. «Великий путь Японии», по утверждению Ямадзаки, был связан с тем, что боги, прародители Японии и ее императоров, продолжали жить во всех японцах, проявляясь в таких традиционных качествах, как верноподданность, сыновняя почтительность и почитание духов предков [8, с. 306–312].

Дальнейшее развитие тезис о национальной исключительности японцев получил в воззрениях Ямага Соко (1622–1685). Выходец из самурайской семьи, он был широко образованным человеком, изучал синтоизм, буддизм, конфуцианство, историю, японскую поэзию, уделял большое внимание традиционным воинским искусствам и уже в семнадцатилетнем возрасте считался в них признанным мастером.

Ямага посвятил свою жизнь духовному и физическому воспитанию молодых воинов, считая самураев носителями особого морального предназначения японцев вообще. Долг (гири) как моральный императив для самурая предполагал абсолютную, лояльность н безграничную преданность господину. Долг по от ношению к господину даже важнее долга по отношению к роди, телям, братьям и учителям, а долг по отношению к императору— величайший долг. Это и составляло, по мнению Ямага основу «божественного Пути Японии».

Ямага Соко был первым из японских идеологов, прямо заговоривших о превосходстве японской культуры и этических ценностей над китайскими. Возвеличивая божественное происхождение Японии, он утверждал, что ей более, чем Китаю, пристало звание Срединной империи мира. Взгляды Ямага Соко. стали основополагающими для японских националистов последующих исторических эпох. Они же легли в основу самурайского этического кодекса бусидо и принесли известность Ямага в качестве его основателя и ревностного проповедника [12, с. 100–108]. Он практически задал тон поборникам возрождения синто и националистической ориентации в японской науке„которые активизировались в XVIII в.