В 1748 году Линнеус напечатал описание университетского сада («Упсальский сад»), составленное как учебное руководство «на пользу учащейся молодежи».

Условия работы в Упсальском университете были очень трудными. Эта трудность заключалась прежде всего в суровой дисциплине.

На первый взгляд это как будто непонятно. Студенческие нации, годичные праздники у каждой нации с забавами и представлениями, первомайский общий студенческий карнавал, сопровождаемый шумными потехами, — и суровая дисциплина!

Одни «каласы» — студенческие пиры, на которых с чашей пунша в руках молодые люди произносят пылкие речи, провозглашают заздравные тосты, поют свои студенческие песни, — разве не оставляют они впечатления о широкой свободной жизни студентов в те времена?

Эти «каласы» на всю жизнь запоминались. Где-нибудь позднее встретятся два пастора, медика, учителя и вдруг обнаружат, что они принадлежали к одной студенческой нации. Рекой польются воспоминания о золотом времени и обязательно о «каласах»…

Но не праздники, пиры, забавы и представления обеспечивали свободу студента и профессора. И не в том заключалась жесткая дисциплина, что законом от 1682 года были строжайше запрещены дуэли, о чем во времена Линнеуса еще вздыхали некоторые горячие молодые головы. Дисциплина накладывала запрещение на свободу мысли. Насколько она была жесткой, легко себе представить, если даже профессор не мог без разрешения ректора удалиться больше чем за 6 миль от города. В случае опоздания к занятиям накладывался штраф в размере четверти оклада.

Впрочем, эти и другие подобные строгости не страшили Линнеуса при его исключительной организованности и аккуратности. Но одно условие его очень тяготило и поставило перед неразрешимым препятствием, если бы не покровительство графа Тессина. Дело в том, что согласно новому университетскому правилу никто не мог печатать за границей свои научные труды.

Такое запрещение мало задевало других профессоров: они и не печатались за пределами Швеции. Говорят, что и в этом сыграл роль, как обычно незавидную, все тот же Розен. Из чувства зависти к успехам Линнеуса он подстрекнул некоторых недальновидных шведских патриотов высказать неудовольствие по поводу заграничных публикаций шведских ученых.

Обогащают чужую науку! Но печатался-то один Линнеус, удар был направлен явно против него.

Интригами, тайными наветами, прикрытыми патриотическими фразами, Розен добился обсуждения в правительственных сферах возможности печататься в чужих странах. Последовал высочайший запрет, под страхом потери должности и большого штрафа, печатания какой-либо книги за границей. Что делать?

Шведский король и королева имели богатые коллекции по натуральной истории. Они пожелали, чтобы профессор Линнеус привел их в порядок. Но без разрешения ректора тот не мог приняться за работу. На каждом шагу он испытывал стеснения, снова и снова напоминавшие ему испытания ранней юности и молодости.

Слава ученого, успех профессора — и соблюдение правил для маленького школьника! И так всю жизнь… В Англию зовут, в Оксфорд, на кафедру ботаники, там жить свободнее. «Не имей я семьи, я решился бы принять английское предложение, как ни мало я люблю эту нацию», — колеблется Линнеус.

Граф Тессин, пользуясь своим высоким положением, добился некоторых свобод для Линнеуса: было отменено и запрещение печатания за границей. Неудивительно, что Линнеус связывал свое возраставшее благополучие с покровительством графа Тессина.

«Все верные шведы восхваляют высокорожденного графа, — пишет он, — и я должен делать это всех более. Господин граф принял меня, peregrinum in patria (странника на родине), не имеющего ни рекомендации покровителей, ни собственных заслуг, посадил меня за свой стол между знатнейшими людьми в государстве, дал мне жительство в своем собственном дворце, рекомендовал меня высокопоставленным лицам, доставил годовое содержание и почетное место (адмиралтейского врача). Несомненно, я обязан господу богу и графу Тессину всем моим счастьем».

Странно теперь читать такие строки: лесть, низкопоклонство, раболепие, и это слова большого ученого! В восемнадцатом веке процветание науки в большой мере зависело от покровительства знатных и богатых людей, имеющих влияние при дворе. Такое бедное в то время государство, как Швеция, располагало ограниченными возможностями для ассигнований на научные исследования. Их чаще можно было получить от богачей, чем от правительства. Да и в правительстве вопросы о развитии наук решали те же графы тессины.

Мудрено ли, что в глазах Линнеуса его покровитель стоял неизмеримо высоко, и он горячо благодарил его за помощь. Ведь графу могло заблагорассудиться изливать свои милости на кого-либо другого. И вот одно столетие сменило другое, уже и третье наступило, с тех пор как граф Тессин угадал в Линнеусе светило науки и благодаря этому сохранил и свое имя в истории. Кто знал бы о нем, если бы Линнеус не продлил ему жизнь в лучах своей славы.

Линнеус писал Тессину на языке своего времени, в том стиле, в котором было принято обращаться к своему благодетелю. Это обращение не формальное, в знак долга. Линнеус писал искренние, из глубины сердца идущие слова. Вряд ли он подозревал, что его покровитель придает новый блеск своему собственному имени, оказывая услуги первому ученому страны.

Во всяком случае, Линнеус писал такие же письма графу Тессину и тогда, когда тот, лишившись своего могущества, забытый жил в деревне. Политическая партия «шляп», одним из руководителей которой он был, проиграла, и бывший вельможа оказался не у дел, всеми покинутый и разоренный. А Линнеус по-прежнему писал ему в самом почтительном тоне.

И больше того, как только король выразил Тессину свое крайнее нерасположение, Линнеус тотчас посвятил опальному графу новое издание «Системы природы» в еще более душевных и почтительных выражениях, чем делал это раньше, когда его покровитель был на верху могущества и блеска. В век абсолютизма такой поступок был очень смелым и мог повлечь за собой неприятные последствия для Линнеуса.

Однако в век просвещенного абсолютизма в Европе Швеция не хочет отстать от запада. Ученые, открытия увеличивают славу монарха и его страны. Ученые входили в моду, и быть любезным с ними — хороший тон; интересоваться науками стало модой при дворе. В семье короля уже знали Линнеуса как первого ученого страны, а его добросовестные занятия в их кабинете натуральной истории делали ученого близким ко двору.

Вот что писала несколько лет спустя королева Ловиза Ульрика:

С тех пор как Линнеус поселился в Упсале, его жизнь — непрерывное восхождение к мировой славе.

Испания шлет за ним, с тем чтобы он поселился в Мадриде в качестве королевского ботаника. Зовет его, лютеранина-еретика! Возможно ли? Как же быть с религией? Для него делают исключение: пусть остается в своей «ереси», лишь бы приехал; ему пожалуют дворянское достоинство и большое жалование. Из Петербурга Екатерина II приглашает к своему двору и предлагает звание члена Академии наук. Англия почтет за счастье дать ему кафедру в любом университете. Голландия всегда готова с почетом принять того, кого первая признала князем ботаников.

А он по-прежнему трудился и трудился, соблюдая самый строгий распорядок дня. Летом восход солнца всегда заставал его на ногах за работой. Целый день заботы, труды и сон в десять часов вечера. Зимой Линнеус начинал работу позднее — с шести часов, а в девять ложился спать.

Рассказывают, что после напряженного труда он любил хорошо пообедать, посидеть в комнате за беседой и бутылкой вина. Охотно принимал участие в домашних вечеринках, и многие искали его общества как веселого рассказчика и приятного собеседника.