— О, пожалуйста, остановитесь! Не надо срывать это растение. Оно очень редкое в наших местах. Да и зачем оно вам понадобилось? — Незнакомый пожилой священник остановил руку Карла, которую тот протянул, чтобы сорвать растение.

— Я люблю растения, ботанику, — скромно ответил он.

— Вы учитесь? Читаете книги? Что же именно?

— Я читал Бока, Турнефора. — Перед тем как расстаться со своей страстью, Карл был счастлив еще раз поговорить о ней, да еще с человеком, который смотрит так благожелательно. Словно теплый свет идет из его глаз, окруженных сетью морщин.

— И вы знакомы практически с ботаникой? Как называется это растение? А это, вот это…

Карл увлекся до того, что забыл о прощании с ботаникой. Гордый своим знанием растений и счастливый возможностью показать его этому доброму, внимательному человеку, Карл переходил с места на место и все называл и называл растения по-латыни. В саду их сохранилось еще до двухсот видов.

Удивленный и чем-то будто обрадованный, священник следовал за ним, сам показывал растения и спрашивал:

— А это, это? Сюда взгляните, это? У меня имеются они в гербарии.

— У меня тоже есть гербарий, — сказал Линнеус. И опять пошли латинские названия, многословные, трудные для запоминания. Но Линнеус их знал.

— Приходите ко мне и принесите ваш гербарий. Мы еще побеседуем, — пригласил его незнакомец.

С горькой улыбкой Линнеус поведал ему свою печальную историю и тихо заключил:

— Как видите, я лишен счастья явиться к вам и воспользоваться вашей поучительной беседой. С ботаникой все покончено.

— Наоборот, я думаю, — заметил тот, — с ней все только начнется теперь, хорошо начнется. — И он назначил день визита.

С этого дня изменилась судьба Линнеуса. Его неожиданный доброжелатель оказался известным профессором богословия, Олафом Цельзием, очень интересовавшимся ботаникой и другими естественными науками. Он изучал растения северной Швеции.

Линнеус привлек его внимание своей преданностью науке и редким знанием ботаники. Когда же он увидел гербарий студента, то окончательно убедился в большом даровании молодого человека. Гербарий действительно оказался замечательным: в нем было свыше шестисот скандинавских растений. Отлично засушенные и умело приклеенные к бумаге, они выглядели совсем как живые. А мужество и терпение, с которыми студент переносил нищету, растрогали богослова до глубины души.

— Дороги жизни устланы повсюду терниями, но кто с верой следует, тот не уязвит ноги! Шипами жизнь испытывает, достойны ли мы предназначенного призвания, — вдохновенно говорил профессор богословия, — и никогда не отказывает в помощи неутомимым и праведным…

Слова Олафа Цельзия зажгли в душе Линнеуса искру надежды… на что, он сам не знал и не угадывал. Но почему-то показалось, не все еще потеряно, что-то произойдет с ним, будет какой-то перелом к лучшему.

Наяву или во сне слышит он Цельзия? О чем тот говорит, возможно ли поверить! Правильно ли он понял профессора? Остаться у него в доме!

— И в нем ты найдешь содержание и честный труд. Это не милостыня и не подачка, ты будешь мне полезен. Я готовлю ученый трактат о растениях, которые упоминаются в священном писании. Ты поможешь собирать сведения о них в литературе.

Сказка или быль, правда или он бредит — думается ошеломленному студенту.

— Я сам напишу твоим родным, чтобы они не мешали тебе следовать по пути, который ты избрал для себя. Итак, согласен?

Согласен ли он? От волнения Линнеус не мог говорить. Горло у него сдавило, и голос пропал. Чуть слышно лепетал он слова благодарности своему спасителю, явившемуся в такой решительный момент.

Прошло немного времени, и дела Линнеуса пошли в гору. Жизнь в доме Цельзия, отдельная комната, хорошее питание быстро восстановили силы молодого человека.

Ему посчастливилось получить частные уроки, и в кармане у него непривычно зазвенели серебряные талеры. Он приоделся, купил себе приличное платье, башмаки и больше не вызывал своим видом сожаление одних людей и насмешки других. Ощущение сытости, тепла, удобной новой одежды было очень радостным. Теперь, никого не стесняясь, он бывал на лекциях, знакомился с учеными. И все это дал Цельзий своим покровительством.

«Карл благодарит судьбу, так милосердно давшую ему другого Стобеуса в Упсале; итак, все мысли Карла и труды посвящены только растениям», — писал он в это время в Лунд старому Стобеусу.

Да, теперь Линнеус полностью отдавался занятиям ботаникой. В окрестностях Упсалы часто видели неутомимых охотников за растениями — Цельзия и Линнеуса. Они вместе обрабатывали свои сборы и составляли гербарий.

По-прежнему Линнеуса больше всего интересовало устройство цветка. Он рассмотрел его у множества растений. С детства наблюдая, как закладываются цветочные почки, как превращаются в бутоны, как они раскрываются, молодой исследователь снова и снова убеждался в первостепенной важности пестика и тычинок в размножении. Они — органы воспроизведения семян, новых поколений, постоянного обновления природы.

Лепестки служат благоуханным покровом, драгоценным пологом для пестика и тычинок.

Цветки имеют пол, как и животные. По органам размножения различают мужские и женские цветки. Есть растения, у которых в одном цветке имеются пестик и тычинки. Такие цветки называют обоеполыми.

Рассуждения о значении цветка в размножении растений Линнеус изложил в виде небольшой статьи, которую подарил Цельзию к Новому году. В Упсальском университете, по давней традиции, студенты поздравляли профессоров стихами.

«Я рожден не поэтом, а до некоторой степени ботаником и по этой причине дарю годичный плод небольшого урожая, который ниспослан мне… — говорит он в предисловии к рукописи. — На этих немногих страницах обсуждается великая аналогия, которая должна быть обнаружена между растениями и животными в размножении их семей сходным образом… каковые я и прошу Вас принять благосклонно».

Эта первая научная работа Линнеуса носила характерное название: «Введение к помолвкам растений». В ней он обстоятельно рассматривает историю вопроса, начиная с древности до современных ему авторов.

Еще у древних сложилось представление о том, что у растений надо различать пол. Об этом писал Плиний, с произведениями которого Линнеус познакомился в гимназии.

Вавилоняне практически пользовались такими знаниями. У финиковой пальмы на одних деревьях мужские соцветия, на других — женские; они собирали тычинковые соцветия и подвешивали их к деревьям с плодниковыми цветками, потому что при этом урожай плодов увеличивался.

В XVI веке рядом исследований утверждалось, что растения имеют мужские и женские органы размножения, и описывалось, как происходит опыление цветка. Но все-таки это вызывало сомнения и даже какой-то страх у многих ученых.

— Пол у растений? Как это может быть? Ведь это означало бы, что растения подобны в таком случае животным и человеку! Безбожно! Безнравственно! Человек создан по подобию самого бога, как же уподоблять цветок человеку? — возмущались одни.

— Есть ли еще пол и у низших животных — неизвестно, — рассуждали другие. И приходили к общему мнению: и говорить-то на эту тему грех и неприлично.

А Линнеус все чаще и чаще думал о роли тычинок и пестика в жизни растения. Они казались ему такими важными, что он начинал думать: может быть, именно тычинки и пестики — самое важное в различиях или сходствах между растениями. Может быть, по ним следует классифицировать растения?

Пока же надо больше и больше рассматривать живые цветки и изучать их строение.

Цельзий показал рукопись молодого исследователя профессору Рудбеку.

— Познакомьте меня с автором, — сказал Рудбек. — Работа очень интересная.

Примерно в это время Цельзий должен был переехать в Стокгольм, и его беспокоила судьба Линнеуса.